Проклятие короля - Василий Горъ

Разглядев меня в полумраке кошары, он поклонился, подхватил соскользнувшую с головы шапку и, выпрямившись, негромко произнес:

— Меня зовут Марч, ваша милость! Я… это… из деревни Белый Камень… Я… это… подумал… ну-у-у… в общем…

— Да говори же, наконец! Его милость тебя слушает! — пихнув его в спину, потребовала Марыська. — Хватит мекать! Чай не баран…

Рыжий прервался на полуслове, нехорошо прищурился, однако отвечать слегка охамевшей пастушке не захотел:

— Ярена… ну, наша знахарка, говорит, что вы встанете на ноги только через пару недель. А ходить сможете где-то через пять-шесть. Значица, зиму вам придется провести тут, в урочище…

Я тут же забыл о своем желании поблагодарить его за спасение и удивленно уставился на охотника:

— Это почему?

Марч пожал плечами и почесал окладистую бороду. А вместо него ответила Марыська:

— С середины осени и до весны перевал Последнего вздоха непроходим. А снег тут ляжет уже недели через три…

— Да, ваша милость! Лето было холодное, значица, тропу засыплет рано… И я это… подумал, что вам надо бы продуктов всяких принесть… Струмент какой… Силков, опять же… А то вы до весны-то не протянете…

— И ты решил это все нам продать? — презрительно усмехнулась Марыська.

«Нам?» — мысленно отметил я. А потом сообразил, что девушка права: оставлять меня без присмотра Ярена и Марч точно не захотят. Ибо если я умру, то можно будет забыть и об обещанных мною двадцати золотых. А значит, они обязательно оставят в Седом урочище хотя бы пастушку.

— Угу… — кивнул Лисица. — Не бесплатно же мне ноги бить! Знаешь, скока всего надо сюда притащить, чтобы вы дотянули до весны?

— Нет, ну ты и…

— Отнесите меня в деревню… — жестом приказав Марыське замолчать, буркнул я.

— Не получица, ваша милость! — опустив взгляд, вздохнул Марч. — Черенок и Оглобля ышшо не оклемались… По утрам, грят, руки трясутся… И… значица, не захотят они вас снова тащить. Видать, печать-то ваша уж слишком лютой для них оказалась…

— Слушай, Лисица, а куда тебе столько денег? — перебив его, внезапно выпалила Марыська. — Вам же обещано целых два десятка золотых! Тебе, Ярене и Растику с Китсом…

— А про Рогатину забыла? — криво усмехнулся рыжий. — Делить придется на пятерых. И что там останется? Четыре золотых? Разве это деньги?

Девушка поперхнулась. И, покраснев от возмущения, зашипела, как готовящаяся к броску змея:

— Не деньги? Четыре золотых — не деньги? А сколько тебе надоть, а?

— Хороший боевой лук стоит в два раза больше…

— Боевой-то тебе зачем? — Марыська посмотрела на Марча, как на юродивого. И для пущего эффекта покрутила пальцем у виска: — Что, из своего ты по зайцам уже не попадаешь?

— Попадаю — не попадаю! Тебе-то какая разница? А, Порченая?! — набычился охотник. И, уставившись мне в глаза, поинтересовался: — Ну что, ваша милость, продукты вам надобны? Али как?

Я помотал головой.

— Как «нет»? — растерялся рыжий. — А, это… ну, мы ж отару скоро в деревню погоним… Че кушать-то будете, ваша милость? Купите ышшо пяток овец? Дык все одно маловато будет! А охотник из Марыськи никакой… Могет только мужиков пришлых на сеновал затаскивать…

Увидев, как побледнела пастушка, я хмуро свел брови у переносицы и процедил:

— Говори только по делу. Понял?!

А потом, додумав мелькнувшую в голове мысль, раздраженно поинтересовался:

— Зачем тебе боевой лук?

Смяв свою шапку, Лисица угрюмо уставился на меня:

— Нужон, ваша милость! Хочу в город податься. Постыло в деревне сидеть… Вона, свояк моей покойной супружницы в Молаге служит. Уже до десятника дорос! С самим Лиддиком ходит!

— Кто такой Лиддик?

— Глава купеческой гильдии Наргина, ваша милость! — Охотник гордо выпятил грудь. — Герко у него на хорошем счету! Значица, словечко за меня и замолвит. Только вот оружие мне надобно. И доспех справный…

— Лук, две сотни стрел и дублет… — буркнул я. — Получишь в замке Орейн… Если доставишь меня туда до начала зимы…

— А… деньги, ваша милость?

— И деньги… — побледнев от бешенства, прошипел я. — Я дал слово!!!

— Простите, ваша милость! Я… это… просто спросил… А то староста всю душу вытрясет… И… Ярена тоже… — Марч перепуганно посмотрел на Марыську, потом снова на меня, зачем-то поклонился и еле слышно пробормотал: — А как вас туда доставить? Вы же пока не ходок! Да и снег скоро ляжет…

— Лук хочешь? — зло прошипела пастушка. — Тогда думай! И не тут, а снаружи — видишь, его милость уже устал? Давай, пошевеливайся! Охранник торговых караванов, Тьма тебя забери…

Через два дня после ухода Марча в Седом урочище выпал первый снег. Увидев в дверной проем укутавшее землю белое покрывало, я тяжело вздохнул: где-то внизу, в долинах, только-только начинали желтеть листья, а сюда, в горы, уже заглянула зима. Видимо, проведать свои будущие владения. Откинув одеяло из овчины, я оглядел грудь, живот и левую руку, «полюбовался» на несколько пятнышек крови, выступивших из-под повязок за ночь, и, почувствовав тяжесть в животе, заскрипел зубами: несмотря на то, что ел я сравнительно немного, раза два в сутки организм настоятельно требовал справить нужду. Что при моих ранениях было крайне сложным процессом. И обычно заканчивалось потерей сознания…

Поэтому, кое-как разобравшись с потребностями организма и поставив ночную вазу обратно на землю, я удивленно хмыкнул: как ни странно, сегодня я остался в сознании!

Более-менее оклемавшись от боли в животе и потревоженной левой руке, я закрыл глаза, сконцентрировался на своих ощущениях и, решив, что перед завтраком не мешает немножечко нагрузить мышцы, медленно оторвал голову от ложа. По животу тут же прокатилась новая волна боли. Однако не такая сильная, как обычно. Поэтому, привычно задвинув ее куда подальше, я приподнял голову еще немного и с энтузиазмом принялся крутить ею вправо-влево. Стараясь напрягать мышцы шеи как можно сильнее.

После пятидесятого повторения шея налилась кровью. А еще немного ускорился пульс. И… все: ни темноты в глазах, ни шума крови в ушах!

Радовался я недолго: стоило начать двигать головой вперед-назад, как мышцы пресса перенапряглись, в животе полыхнуло, и я был вынужден на какое-то время прекратить тренировку. Вернее, не прекратить, а сменить упражнение на более щадящее. В общем, вместо того чтобы нагружать шею, я согнул правую руку, поставил ее на локоть и принялся крутить кулаком в разные стороны. Как обычно, до потери сознания…

…К моменту когда за стенами кошары раздалось многоголосое блеяние, я был мокрым, как мышь. И почти ничего не соображал от усталости и боли в разнывшихся ранах. Поэтому не сразу среагировал на раздраженное шипение Марыськи: