Проклятие короля - Василий Горъ

Четыре из пяти перемычек, требующихся для создания печати Костра силы, встали на свои места за восемь ударов сердца. Амулет часового «сдался» через девять…

— Я могу вам чем-то помочь, ваша милость? — увидев, что я стою на месте и не шевелюсь, встревоженно спросил десятник. Видимо, решив, что мне нехорошо.

Я помотала головой и, закончив расплетать перемычки, неторопливо двинулась к правой угловой башне.

…«Разобравшись» с амулетами Великой защиты на каждом из часовых, я кинула взгляд на безлюдную дорогу, потом перевела его на Колокольную башню, и… отправилась в свои покои. Решив, что «реальные» клубки плетений почти ничем не отличаются от тренировочных. И что особой необходимости носиться по замку у меня нет.

На лица попадавшейся по дороге челяди я не смотрела. Однако не заметить того, что большинство вассалов от меня шарахаются, я не смогла. И, зайдя в донжон, сразу же свернула направо. Решив посмотреть на себя в большое зеркало, висящее рядом с парадной лестницей, ведущей к отцовским покоям.

Подхватив со стены чадящий факел, я подошла к темной матовой поверхности и… онемела: на месте моих ожогов поблескивала гладкая белая кожа!

«Этого не может быть…» — отстраненно подумала я, неторопливо перешла на истинное зрение и… еле устояла на ногах: судя по наполненности печатей Гармонизации, Великого восстановления и Великой жизни, за время моего добровольного заточения скорость восполнения выросла как минимум вдвое!

«Гериельт Мудрый был совершенно прав!» — холодно подумала я. И, развернувшись на месте, двинулась к лестнице, ведущей в мои покои.

Однако подняться в спальню и попросить Ойру пригласить эрра Маалуса, чтобы продемонстрировать начавшиеся во мне изменения, я не успела: громыхнула выбитая плечом дверь, и в донжон влетел начальник замковой стражи.

Увидев свет от горящего факела, он вгляделся в мое лицо и, вытянувшись в струнку, мрачно сообщил:

— Ваша милость… Там привезли… э-э-э… тело вашего отца…

Услышав громкий всхлип, разнесшийся по родовой усыпальнице, я даже не поморщилась. И, прикоснувшись пальцами к отцовскому плечу, перевела взгляд на стоящего в шаге от меня каменотеса.

Короткий кивок, и мрачный, как грозовая туча, мужчина с трудом поднял с пола тяжеленную крышку.

— И это все? А поцеловать? — где-то за моей спиной возмущенно прошипела Агния. Последняя из женщин, согревавшая постель моего отца после смерти мамы.

Я прикрыла глаза, и каменная плита с выбитым на ней гербом опустилась на свое место, навсегда запечатывая саркофаг.

В то же мгновение сзади раздался стон, потом звуки борьбы и полупридушенный вопль все той же Агнии:

— Это же ваш отец! Как вы можете так с ним поступать?! Вам что, все равно, да?! Ледышка!!!

Я молча развернулась и, не обращая внимания на бьющуюся в руках воинов женщину, медленно двинулась к выходу. Стараясь подавить в себе желание как можно быстрее оказаться на улице. Потом сорваться на бег и, забежав на верхний этаж Колокольной башни, уставиться на дорогу. Пытаясь увидеть хоть какое-то облачко пыли, двигающееся к нашему замку, и представлять, что это — отец, возвращающийся в замок после очередной поездки в Пограничье…

— Баронесса! Примите мои соболезнования!

Услышав голос барона Раздана Брешта, я замерла в шаге от усыпальницы, с трудом сфокусировала взгляд на лице самого близкого друга моего отца, стоящего перед толпой собравшихся рядом с усыпальницей дворян, и молча кивнула.

— Ваш отец умер, как настоящий мужчина. И не показал врагам свою спину… Будь у меня выбор…

«…я бы выбрал именно такую смерть…» — мелькнуло где-то на краю сознания.

— …я бы выбрал именно такую смерть! — глухо продолжил барон. — Ибо настоящий воин должен уходить в Сияние именно так! В бою! И с верным мечом…

«…вдоволь напившимся крови врага…» — мысленно вздохнула я: речь, которую собирался толкнуть один из самых близких наших соседей, я знала почти наизусть. Ибо слышала ее вариации во время каждого застолья. Правда, обычно она произносилась в качестве тоста…

— …вдоволь напившимся крови врага! Да, он уже никогда не прикроет нас своей грудью, не разделит с нами наши радости, не поднимет свой кубок над пиршественным столом, но… память о нем будет жить в нас вечно…

«Вечно… — про себя повторила я. — Нет… Не вечно… А только до тех пор, пока живы я, Лагар и… пара его близких друзей…»

Сделав небольшую паузу, барон сглотнул подступивший к горлу комок и, покосившись на усыпальницу за моей спиной, добавил:

— Вы знаете, ваш отец был мне больше, чем другом. Поэтому я всегда считал вас, его детей, своими… Да, я не смогу вам его заменить, но… сделаю все, что можно, для того чтобы вы…

Видимо, так и не решив, что именно он собирается сделать, барон горько вздохнул, поиграл желваками и, несколько раз моргнув, еле слышно добавил:

— В общем, мой дом — ваш дом, баронесса! Обращайтесь. В любое время дня и ночи. Помогу всем, чем смогу…

В голосе мужчины было столько искреннего чувства, что в глубине моей души что-то зашевелилось, и ледяная корка, еще мгновение назад казавшаяся мне прочнее стали, вдруг дала трещину.

— Благодарю вас, барон! Я счастлива, что у моего отца есть такой друг, как вы. И мне…

В этот момент из-за угла конюшни сломя голову выбежал десятник Митр и, растолкав дворян, ожидающих возможности высказать мне свои соболезнования, подскочил к Шраму и что-то торопливо прошептал ему на ухо.

Увидев, как изменилось выражение лица начальника стражи, я прервалась на полуслове, изо всех сил сжала кулаки и, мгновенно забыв про существование барона Раздана, на подгибающихся ногах пошла к бледным, как смерть, воинам.

— Ваша милость… Прибыл посыльный из Наргина… Ваш брат… погиб… Вместе со всем своим отрядом… Тело барона привезут в замок через четыре дня…

Глава 17

Эрр Маалус Облачко

— Эрр Маалус? Ее милость требует вас к себе…

Услышав голос наперсницы баронессы, иллюзионист открыл глаза, стряхнул с себя сонное оцепенение и, с трудом встав с кресла, вопросительно посмотрел на девушку:

— Где она сейчас?

— В малой гостиной, эрр! Позвольте, я вас провожу…

Говорить, что он может добраться до гостиной и сам, было бесполезно: девушка, беззаветно преданная своей госпоже, не терпела никаких промедлений. Ни от себя, ни от других. И легла бы костьми, но заставила бы его немедленно отправиться к баронессе.

— Хорошо… Идем… — кивнул эрр Маалус и, одернув мантию, первым вышел из кабинета.

…В малой гостиной было светло, как днем: собранные чуть ли не с половины замка столы, кресла и оружейные стойки оказались заставлены подсвечниками. А на люстре, рассчитанной на тридцать свечей, горели все пятьдесят. Вдохнув в себя терпкий запах воска, меда и крови, маг перевел взгляд на баронессу, склонившуюся над телом ее отца, и вздрогнул: в свете свечей ее лицо показалось ему мертвенно-бледным. И при этом совершенно здоровым!