Пеший город - Феликс Кривин

Однажды нашел три рубля, и что вы думаете? Разорвал пополам, и одну половину дал девочке, а другую принес маме.

Мама сначала обрадовалась, а когда разглядела купюру, удивилась:

— А где вторая половина?

Мальчик смутился.

— Я, — говорит, — поделился с девочкой.

Папа говорит:

— Как вам нравится этот бонвиван? Он уже начинает тратиться на женщин.

Но мама сказала наставительно:

— Надо было отдать девочке целую ассигнацию. (Мама деньги редко видела, поэтому постоянно путала купюры с ассигнациями).

— Ты маму не слушай, гнет свою линию папа. — Она сама женщина, поэтому ей нравится, чтоб женщинам больше давали. Но и так, как ты поступил, тоже неправильно. Смотрите на этого марксиста: он решил все поделить поровну!

Мама говорит:

— Не забивай ребенку голову марксизмом. Сначала научись зарабатывать. А то ребенок в дом приносит больше, чем ты.

Женщины Сидорова

Мои приятель Сидоров обладал феноменальной памятью, проникавшем в прошлое не только его, но и его далеких предков. В это трудно поверить. А в жизнь поверить легко? В то, что она неизвестно откуда берется и неизвестно куда девается?

Постоянно тренируя свою память, мой приятель Сидоров углублялся во все более отдаленные времена, пока в один прекрасный день не обнаружил себя на дереве в качестве обезьяны.

Но не сразу он там оказался. Путь в обезьяны не менее труден, чем путь из обезьян, и на этом пути Сидорову повстречалось немало разного народа. Пожилой неандерталец жаловался ему на жизнь, которая поставила его между выживанием и вымиранием (что, в сущности, одно и то же). В своей прежней жизни неандерталец был австралопитеком, и это были совсем другие времена. Проще жилось. Того не было, сего не было, но жилось намного проще, незамысловатее.

Однако австралопитек, с которым Сидоров повстречался на своем дальнейшем пути, тоже был недоволен своим временем. В прежней жизни, когда он был питекантропом, ему жилось намного лучше. Ничего себе прогресс, подумал Сидоров. Уж не прогрессируем ли мы в обратную сторону? Если мы живем все хуже и хуже и с тоской вспоминаем те времена, когда мы были питекантропами, то не лучше ли нам вообще не развиваться?

Питекантроп, между прочим, тоже не был доволен окружавшей его действительностью и с тоской оглядывался на дерево, на котором сидел в своей прежней жизни.

Ностальгия по прошлому — нормальная человеческая болезнь, которой болеют все, кроме тех, кто прошлого не имеет. Дети не имеют — и у них ностальгия по будущему: поскорей бы вырасти, ни от кого не зависеть, особенно не зависеть от родителей и учителей. Но когда они вырастают, оказывается, что их прошлое — самая лучшая пора, и если где-нибудь и стоит жить, то исключительно в прошлом.

Задремал Сидоров на дереве, на котором наконец обосновался. Нелегко ему было разгребать завалы памяти: заваливали тысячелетиями, а ему одному разгребать. Человек против времени не боец, оно его всегда на лопатки положит, да еще сверху присыпет, чтоб не дергался.

Открыл глаза Сидоров, огляделся по сторонам и сразу почувствовал удовлетворение. Прав был питекантроп, они здесь и вправду неплохо живут. Не нужно объясняться с женой по поводу полученной зарплаты или, наоборот, не полученной, а задержанной, потому что государство поступает с ним точно так же, как он с женой, постоянно утаивая от него зарплату.

Осмотревшись на дереве, Сидоров заметил, что он здесь не один. Неподалеку расположилась еще одна обезьяна, по-видимому, его здешняя жена, только непонятно, как он мог на такой жениться. Жена у него была тоже не Лариса Удовиченко, но она хоть приглядывала за собой, волосики в разных местах выдергивала, а эта распустила по всему телу. И губы жена красила, а эта почему-то накрасила зад. Знает, чем соблазнять, подумал в глубине памяти Сидоров.

На дереве между тем появилась еще одна обезьяна, может даже, любовница Сидорова, и стала проявлять к нему интерес прямо на глазах у здешней супруги. Завела правую руку за спину, протянула под левой рукой и принялась многозначительно трогать себя за грудь, словно показывая Сидорову дорогу. Прежняя жена Сидорова выцарапала бы ей глаза, а эта ничего, не ревнивая. Так и должно быть, подумал Сидоров. Чтоб не прятаться по чужим квартирам и подъездам, а встречаться открыто, в своей семье.

Соперницы между тем разговорились между собой и словно забыли о Сидорове. Это его немного задело. Нужно учесть, что в глубинах памяти он помолодел на миллионы лет, так что характер у него стал еще более горячий и невыдержанный. Как сказал неандерталец, с которым Сидоров разговорился по дороге сюда, цивилизация старит, а дикость молодит, поэтому не мог Сидоров спокойно смотреть, как его собственная любовница обманывает его с его собственной супругой. Ну и мораль, подумал он. Ну прямо тебе наше время!

Неподалеку от него завязался мужской разговор о путях развития цивилизации. Сидоров присоединился к разговору. Он сказал, что, если развиваться так, как предлагают они, это будет не прогресс, а нечто совсем противоположное. Но его не стали слушать. Мужчины были молоды, у них была ностальгия по будущему, и ничего, кроме будущего, они не хотели признавать.

Кончилось тем, что Сидорова сбросили с дерева. Вниз — и одновременно вверх, из глубин памяти. Он вернулся в свое время, в свою семью и стал просматривать газеты.

А тут и жена выходит из ванной. Посмотрел на нее Сидоров и сразу поверил в прогресс. Ну это же совсем другое дело! Вот это женщина, не то, что та деревня! А он уже и документы подготовил для развода. Разве с такими женщинами разводятся? На таких женщинах нужно жениться. Жениться, жениться и еще раз жениться, как говорил кто-то из прошлых времен.

И какие у нее руки коротенькие! А ноги длинные, не то, что у этих обезьян. И волосы по всему телу тщательно выщипаны. А если еще зад подкрасить, не удержался он от воспоминаний, то ее можно будет любить без памяти, без этой дурацкой памяти, которая погружает человека в черт-те какие времена, отвлекая его от радостей в настоящем.

Но мы не можем без памяти. И никогда не сможем без памяти. Правильно сказал неандерталец: там, в глубинах памяти, мы оставили свою молодость.

Романтические сюжеты

Женщина говорит о своем знакомом:

— Он у меня такой молчаливый! И о другом знакомом:

— Он у меня такой молчаливый!

У нее все молчаливые: она же никому не дает слова сказать.

За все эти долгие года жена только раз пожелала своего мужа.

Но и это было во сне. У него во сне.

А золотую свадьбу гуляли весело. Это была их лучшая брачная ночь.

После того, как мужа посадили, жена решительно отказалась от всякого свидания с ним:

— Вот выйдет из тюрьмы, тогда и увидимся.

— Но это ждать десять лет!

— Если ждать. А если не ждать, время пролетит незаметно.

Из письма в редакцию:

«То, что ее муж алкоголик, распутник, хулиган и дурак, что он истязает жену и живет на ее иждивении, что он тупое, трусливое, невежественное и грязное животное, — это все цветочки. Самое страшное, что он однолюб».

Женщина на фоне мужчины

Сказала Стогу Искра: «Люби меня без риска!»

Женщина в семье иногда напоминает сало на сковородке: сначала она тает от счастья, потом потихоньку шипит и наконец брызжет и жжется.

У рыбы миксины сердце в хвосте, поэтому она вертит хвостом не как вертихвостка, а искренне, от всего сердца.

У каракатицы пищевод проходит через мозг, и это дает ей возможность тщательно обдумывать свою диету.

У трески не дедовщина, а бабовщина: меньшую глотает большая, большую — еще большая. В одном животе набирается до трех поколений, так что уже не знаешь, переваривать или рожать.

Пизанская башня не падает, хотя ей очень хочется упасть. Поучительный для многих урок целомудрия.

Формы женщины нередко — единственное ее содержание.

Плохо, когда пол женщины — это ее потолок, хотя и самый высокий потолок не может заменить женщине пола.

Эволюция женщины: от Моны Лизы до Моники Левински.

Если б ей, рябине, к дубу перебраться!

Идея сама по себе хороша, но выбор можно было сделать и получше.

В стремлении к эмансипации не стоит забывать печальный пример муравьев: у них работают только женщины.

На конкурсе красоты лавровые венки присуждались по четырем номинациям: самый большой — для бедер, поменьше — для бюста, еще меньше — для талии и самый маленький для головы.