Тень Эндера - Орсон Скотт Кард

– Сужу по тому, что именно это упоминалось в сносках. Конечно, те статьи не были посвящены этой проблеме, иначе их бы тут же засекретили. Но названия статей – тех, что в сносках, тех, что вы никогда не писали, – все они касались этой тематики.

– Да, в ряду научных карьер встречаются такие случаи: глазом не успел моргнуть, а ты уже, оказывается, сгнил на корню.

– Так вот, я хочу задать вам один гипотетический вопрос.

– Мой любимый вид вопросов – идущий сразу за риторическими. Обожаю дремать, пока они формулируются.

– Предположим, что некто решил нарушить закон и изменить человеческий генотип с целью усилить человеческое мышление, повысить уровень интеллекта.

– В этом случае этот некто окажется в большой опасности – его поймают и накажут.

– Предположим, что, используя самые современные методы, он обнаружил определенный ген, который можно изменить еще на стадии эмбриона, благодаря чему родится ребенок с повышенным интеллектом.

– Эмбрион! Вы что, экзаменуете меня? Подобные изменения могут быть проведены только в яйцеклетке.

– И еще предположим, что, после того как эти изменения были проведены, ребенок родился. Он родился, вырос, и его незаурядный интеллект был замечен.

– Надеюсь, вы говорите не о своем ребенке?

– Я вообще не говорю о конкретном ребенке. О гипотетическом. Как узнать, был ли он генетически изменен? Путем лабораторного анализа его генов?

Антон пожал плечами:

– А что вы узнаете, анализируя гены? Они будут совершенно нормальны.

– Даже несмотря на изменения?

– Это совсем крошечные изменения. Гипотетические.

– В пределах естественных вариаций?

– Это как поворот реле: включил – выключил. Сам-то ген уже существовал, он абсолютно естественный.

– Какой ген?

– Меня интересовали отклонения типа «математиков». Аутичные. Дисфункциональные. У них бывают необычайные умственные способности. Способность производить мгновенные сложнейшие вычисления. Феноменальная память. Но в других сферах они умственно ослаблены, даже отсталы. Может извлечь квадратный корень из двенадцатизначного числа, но будет стоять, растерянный, в магазине… Как могут они быть такими блистательными в одном и такими тупыми – в другом?

– Значит, этот ген?..

– Нет, это уже другой, но он представлялся мне весьма перспективным. Человеческий мозг может стать умнее. Но при этом существует, как бы это сказать… сделка.

– Обмен?

– Ужасный обмен. Чтобы иметь такой интеллект, вы должны лишиться всего остального. Именно таким путем мозг аутичного «математика» добивается своих потрясающих успехов. «Математик» выполняет одну функцию, а все остальное его не интересует, отвлекает, мешает. Его внимание буквально неделимо.

– Так что в других сферах эти суперинтеллектуальные люди могут оказаться отсталыми?

– Ну, мы, во всяком случае, именно так и полагали. Исходя из собственных наблюдений. Бывают исключения, так называемые мягкие «математики», которые все же способны уделять некоторую часть своих способностей явлениям реальной жизни. И тогда я подумал… Но я не могу вам сказать, о чем я подумал, так как… на меня был наложен запрет…

И Антон беспомощно улыбнулся сестре Карлотте. У нее упало сердце. Тем, от кого можно было опасаться утечки секретной информации, в мозг имплантировалось крошечное приспособление, которое в случае возникновения сильного волнения, вызванного разговором на запретную тему, посылало в мозг волну паники. Такие люди подвергались периодическим проверкам, чтобы убедиться, что разговоры на запретные темы у них, как и раньше, вызывают достаточно сильное волнение. Разумеется, это было вторжение в частную жизнь, но, если сравнить его с тюремным заключением, не говоря уже о казнях носителей секретной информации, такую практику можно было счесть вполне гуманной.

Вот почему сестре Карлотте казалось, что Антона почему-то забавляет все окружающее. Ему приходилось быть таким. Если он позволит себе рассердиться или разволноваться, то есть если возникнет сильная негативная эмоция, на него немедленно обрушится волна панического страха, даже если запретные темы непосредственно и не затрагивались. Сестра Карлотта как-то читала статью, в которой приводились слова жены человека с таким же имплантатом. Она сказала, что их семейная жизнь никогда еще не была такой безоблачной и счастливой, так как ее муж ко всему относится спокойно и с мягким юмором. «Дети просто обожают его, а раньше они со страхом ждали его возвращения домой». В статье также упоминалось, что эти слова были сказаны всего за несколько часов до того, как муж покончил с собой, бросившись с высокой скалы. Жизнь, видимо, стала лучше для всех, кроме него самого.

И вот теперь сестра Карлотта встретила человека, который был лишен доступа даже к собственным воспоминаниям.

– Какой позор! – сказала сестра Карлотта.

– Подождите немного. Я очень одинок. Вы же сестра милосердия, верно? Сжальтесь над одиноким стариком и погуляйте со мной немножко.

Она хотела было отказаться и сразу уйти. Однако в этот момент он откинулся на спинку стула и стал дышать медленно, глубоко, регулярно, закрыв глаза и одновременно что-то тихонько мурлыча себе под нос.

Ритуал обретения спокойствия. Так… в тот самый момент, как он пригласил ее погулять, Антон, видимо, ощутил слабый приступ тревоги, который чуть не послал сигнал имплантату. Это значило, что в его приглашении было нечто серьезное.

– Конечно, я с удовольствием прогуляюсь с вами, – ответила сестра Карлотта. – Хотя, должна заметить, наш орден почти не распространяет милосердие в индивидуальном порядке. Наши претензии куда амбициознее. Мы хотим спасти весь мир.

Антон хмыкнул:

– Если спасать по одному, то можно, пожалуй, и не успеть, так, что ли?

– Мы отдаем наши силы наиболее значительным проблемам человечества. Спаситель умер, чтобы искупить наши грехи. Мы стараемся очистить других людей от последствий греха.

– Довольно любопытный религиозный поиск, – заметил Антон. – Вот и я пытаюсь понять, можно ли рассматривать мою прежнюю научную деятельность как служение человечеству или просто как грязь, которую кому-то вроде вас придется вычищать.

– Я тоже думала об этом, – отозвалась сестра Карлотта.

– А узнать нам не дано.

Они сошли с террасы в аллею, которая тянулась за домом, потом на улицу, перешли ее и двинулись по тропинке через запущенный парк.

– Эти деревья очень стары, – заметила сестра Карлотта.

– А сколько лет вам, Карлотта?

– Субъективно или объективно?

– Держитесь григорианского календаря – он все же уточнялся позже.

– Этот отход от юлианского ваш русский желудок все еще не может переварить?

– Из-за этого нам пришлось свыше семидесяти лет называть ноябрьскую революцию «Октябрьской».

– Вы слишком молоды, чтобы помнить коммунистический режим в России.

– Наоборот, я слишком стар и держу в голове воспоминания всех своих родных. Я хорошо помню то, что произошло задолго до того, как я родился. Я помню даже события, которых вообще не было. Я живу в памяти.

– Приятное место для проживания?

– Приятное? – Его передернуло. – Мне приходится смеяться надо всем этим. Иначе нельзя. Там так сладко и так печально, трагично и бессмысленно. И ни из чего не извлечено уроков.

– Ибо человеческая природа неизменна.

– Я пытался представить себе, как Бог мог бы выполнить свою работу получше, когда творил человека. По своему подобию, насколько я помню?

– Он сотворил мужчину и женщину. Автоматически вопрос о его собственном образе слегка затуманился, как считают некоторые.

Антон расхохотался и довольно игриво хлопнул ее по плечу:

– Вот уж не думал, что вы можете подшучивать над такими вещами. Я приятно удивлен.

– Рада, что сумела немного скрасить ваше мрачное существование.

– Вот, и тут же воткнули шип в мою бедную плоть. – (Они достигли полянки, откуда открывался вид на море, едва ли менее красивый, чем с террасы дома Антона.) – Мое существование не такое уж мрачное, Карлотта. Ибо я могу в праздности радоваться зрелищу великого компромисса Господа Бога, который сделал нас такими, какие мы есть.

– Компромисса?

– Ну вы же знаете: наши тела могли бы жить вечно. Мы можем не стареть. Наши клетки живут. Они могут чинить себя, могут воспроизводить себя и заменяться новыми. Они являются механизмом, который может восстанавливать даже костную ткань. Менопауза вовсе не означает, что женщина больше не может рожать детей. Наш мозг не обязан разрушаться, теряя память о прошлом или способность усваивать новое. Но Бог еще до нашего рождения вкладывает в нас смерть.

– Вы, кажется, заговорили о Боге серьезно?

– Бог вложил в нас неизбежность смерти, но Он же дал нам и разум. У нас есть почти семьдесят лет или около того жизни, а если быть осторожными, то и девяносто. Говорят, что где-то в горах Грузии продолжительность жизни может достигать и ста тридцати, но лично я в это не верю. Они там любят приврать и наверняка бы поклялись, что вообще бессмертны, если бы от них не потребовали доказательств. Но мы могли бы жить вечно, если бы согласились прожить все это время дебилами.