Долгая дорога домой - Пол Андерсон

лежали потрепанные справочники, стояла настольная зажигалка, – она подарила ее мужу на Рождество. Ох, как давно это было… Ее подарок постепенно тускнел рядом с пустой пепельницей. Стул был немного отодвинут, словно Питер выскочил на минуту и должен вот-вот вернуться.

Грунвальд оторвался от работы, близоруко заморгал – Шейла помнила это выражение. Ученый выглядел уставшим и сутулился больше обычного, но квадратное лицо и светлые волосы ни капли не изменились. Ему помогал смуглый молодой человек, которого она здесь прежде не видела.

Грунвальд сделал неуклюжий жест. (Вот так сюрприз, миссис Коринф! Чем обязаны? Проходите, не стесняйтесь.)

Помощник что-то хрюкнул. Грунвальд махнул на него рукой. (Это) «Джим Манцелли, – сказал он. (Джим мой новый помощник.) – Миссис Коринф». (Жена моего бывшего начальника.)

Манцелли кивнул. Коротко: (Рад познакомиться).

Грунвальд подошел, вытирая испачканные руки.

– Почему (вы пришли, миссис Коринф)?

Она ответила неторопливо, чувствуя, как от стеснения скребет в горле: (Я всего лишь хотела) «Осмотреться. (Я вас) Не отвлеку (слишком) надолго».

Переплетенные пальцы – мольба о снисхождении.

Грунвальд посмотрел внимательнее. Шейла прочитала выражение на его лице. Шок: Вы так похудели! Вас что-то гложет, ваши руки не находят покоя. Сочувствие: Бедняжка, вам пришлось очень несладко, да? Мы все без него скучаем. Обычная вежливость: (Надеюсь, вы преодолели свой) «Недуг?»

Шейла кивнула.

– (А где) Йохансон? – спросила она. (Лаборатория уже не та без его длинной мрачной физиономии. Или без Пита.)

– (Поехал помогать) В Африку, кажется. (Нам поручено задание огромной важности, причем срочное.)

(Вас не берегут!)

Кивок: (Да). Взгляд Манцелли: (вопрос).

Манцелли уставился на Шейлу с пытливой настойчивостью. Женщина поежилась, Грунвальд осуждающе глянул на помощника.

– (Я приехала) С Лонг-Айленда сегодня. – С горькой улыбкой она поджала губы. (Да, врачи решили, что меня можно выпустить на свободу. По крайней мере, они не имеют права меня принуждать и слишком заняты, чтобы долго со мной возиться.)

Лицо Грунвальда слегка посерело. (Вы пришли попрощаться?)

– (Я хотела увидеть) Это место (еще раз, хотя бы мельком. Он провел здесь так много дней).

Внезапно ее прорвало:

– Он погиб? Скажите правду.

Пожатие плечами, жалость: (Никто не знает. Корабль должен был вернуться еще несколько месяцев назад. Его могла задержать только крупная авария. Вопреки всем предосторожностям он где-нибудь в космосе мог попасть в) «Поле торможения».

Шейла медленно прошла к столу Пита и погладила спинку его стула.

Грунвальд кашлянул: (Вы) «Покидаете цивилизацию?»

Она молча кивнула. Она для меня слишком большая, слишком холодная и чужая.

– (Предстоит еще) Много работы, – сказал Грунвальд.

Шейла покачала головой. (Не для меня. Мне не нужна работа, и мне ни к чему ее понимать.) Взяв со стола зажигалку, она опустила ее в сумочку.

Грунвальд и Манцелли переглянулись. На этот раз Манцелли сделал подтверждающий жест.

– (Мы тут кое-над чем) Работаем. (Это может вас заинтересовать.) – сказал Грунвальд. Чтобы дать надежду. Вернуть вам будущее.

Карие глаза Шейлы смотрели сквозь него. Кожа – как белая бумага, обтягивающая кости. Кисть неизвестного китайского художника прочертила тонкие голубые линии вен на висках и тыльной стороне ее ладоней.

Грунвальд неуклюже попытался объяснить. После отправления космического корабля природу тормозящего поля удалось изучить еще лучше. Создавать поле искусственно и изучать его эффекты они умели и раньше. А теперь Грунвальд и Манцелли работали над проектом воспроизведения поля в большом масштабе. Потребуется много аппаратуры – возможно, несколько тонн. Но когда поле с помощью ядерного дезинтегратора, дающего необходимую энергию, наконец установят, то в дальнейшем его работу можно будет поддерживать за счет одной солнечной энергии.

Проект осуществлялся совершенно неофициально. Теперь, когда все насущные нужды были удовлетворены, ученым предоставили свободу изучать все, что их душа пожелает, а добывать материалы стало не так трудно. Все необходимое им поставляла одна небольшая организация, в институте Грунвальд и Манцелли всего лишь проводили испытания, сборка осуществлялась в другом месте. В глазах окружающих их работа в сравнении с тем, что происходило на других передовых рубежах, выглядела скучной. На них никто не обращал внимания, официальные заявления Грунвальда не подвергались сомнению.

Шейла мельком взглянула на него. Ее душа, казалось, витала в далеких неведомых краях.

– Зачем? – спросила она. – Чем вы тут на самом деле занимаетесь?

Манцелли жестко улыбнулся.

– (Разве не ясно? Мы намерены) Построить орбитальную космическую станцию (и поднять ее на несколько тысяч километров над земной поверхностью). (А на ней установить) Полномасштабные генераторы поля. (Для человечества вновь наступят) Прежние времена.

Шейла не вскрикнула, не охнула, даже не засмеялась. Она всего лишь кивнула, как если бы ей показали смазанную картинку, не имеющую смысла.

(Уход от реальности – вы случаем не потеряли рассудок?) – вопрошали глаза Грунвальда.

(От какой реальности?) – сверкнули в ответ ее глаза.

Манцелли пожал плечами. Он понял, что она их не выдаст, остальное для него не играло роли. Его мало трогало, что план не привел женщину в радостное восхищение, как рассчитывал Грунвальд.

Шейла отошла в другой конец комнаты. Аппаратура удивительным образом напоминала медицинскую. Здесь стояли кушетка с ремнями, шкафчик со шприцами и ампулами, у края стола притаился какой-то черный прибор.

– Что это? – спросила она.

По тону Шейлы ученые могли бы догадаться, что она и так все поняла.

– Модифицированная установка для лечения электрошоком, – объяснил Грунвальд. Он рассказал, что в первые недели после перемен была предпринята попытка изучения функциональных аспектов разума путем систематического уничтожения у животных клеток коры головного мозга и документирования эффектов. Однако эксперимент вскоре прекратили как негуманный и бесполезный.

– Я думал, вы знаете (о нем), – закончил он. – (Его проводили) Отделы биологии и психологии, когда Пит (был еще здесь. Помню еще, как он) решительно возражал (против эксперимента). Разве он (вам ничего не говорил)?

Шейла едва заметно кивнула.

– Перемены сделали (людей) жестокими, – сказал Манцелли. – (А) теперь и этого (больше нет. Люди перестали походить на людей, мир оторванного от своих корней интеллекта растерял прежние мечты и любовь. Мы хотим восстановить человечность).

Шейла отвернулась от уродливого черного прибора.

– До свиданья, – сказала она.

– Я… ладно. – Грунвальд потупился. – Будем на связи, хорошо? (Сообщите, где вас найти на случай, если вернется Пит.)

Ее улыбка была бесстрастна, как смерть. (Он не вернется. Так что прощайте.)

Шейла вышла из лаборатории в коридор. У лестничной клетки нашла санузел. Табличек «М» и «Ж» больше не было, подобное ханжество теперь отбросили даже на Западе. Она зашла в туалет и взглянула на себя в зеркало. На нее смотрело осунувшееся лицо, ломкие волосы безжизненно свисали на плечи. С помощью воды и гребня Шейла попыталась привести волосы в божеский вид, сама не понимая зачем,