Сопка голубого сна - Игорь Неверли

Они рассматривали эти камни кубической формы, размером в несколько кирпичей, похожие на гранит.

— Ну вот, братцы, у нас строительный материал на месте. Поставим дом на высоком фундаменте, хватит еще и на подпол, и на печи.

Через неделю, когда на земле лежало уже более ста сваленных деревьев, плотники и Николай принялись сдирать с них кору, обтесывать, обрезать до нужной длины, а когда Бронислав с Шулимом закончили рыть котлован, Николай перешел к ним и стал класть фундамент и стенки подпола так быстро и ловко, что они едва успевали подвозить ему на тачках камни и глину.

Спустя месяц, в конце июня, когда фундамент и подпол были готовы, Николай оставил за старшего вместо себя плотника Данилу, с которым они на пару построили не один дом, приказал дальше заготавливать бревна, а в помощники и для приготовления пищи дал им Шулима, который стряпал лучше всех и в конце концов стал в их артели поваром. Сам же он с Брониславом отправился в резиденцию Зотова за обещанным кафелем и стеклом. Даниле он на всякий случай оставил двустволку, а с собой взял свой любимый винчестер. Надо было еще оставить собаку. Но какую? На Брыську нельзя было надеть ошейник, шея у него была такая толстая, что любой ошейник он стаскивал через голову, а ведь его нужно бы продержать на привязи дня четыре, чтобы он не побежал догонять хозяина по свежим следам. И Николай оставил Найду, велев ей сидеть смирно, а также одну лошадь — перевозить бревна.

Они ехали верхом, Брыська бежал впереди, отыскивая их же следы месячной давности — Николай диву давался: дороги никакой нет, а собака ведет точь-в-точь по тому же маршруту, по которому они шли месяц назад.

Бронислав спросил, так ли уж нужен им для полного счастья этот кафель?

— Что нужно человеку для полного счастья, знает только он один, да и то не всегда... В молодости я ставил одному купцу кафельную печь, кафель был голландский, привезенный за большие деньги, с разными картинками, на одной плитке — ветряная мельница, на другой канал и шлюзы, на третьей море и парусное судно, и такая это была красота, что, закончив работу, я весь день любовался, вместо того чтобы за деньгами идти. Тридцать лет у меня тот кафель стоял перед глазами, никак не мог забыть. И вот прихожу я к Зотову за стеклом для дома и вижу в его резиденции печи из этого же кафеля. У меня прямо сердце ёкнуло; господин хороший, говорю, продай мне немного, хотя бы на одну печь... А он обиделся. Я кафелем не торгую, говорит, возьми со склада сколько тебе нужно и не благодари, я помню твой самородок, он мне удачу принес...

За три дня они проделали весь путь и к вечеру подошли к мосту на своей речушке. После тяжелого пути по жаре искусанному гнусом Брониславу захотелось немедленно полезть в воду, освежиться, поплескаться; ну и плавай, коли тебе охота, сказал Николай, лично я предпочитаю в бане^ попариться. Но к ужину обязательно приходи, Евка обрадуется.

Бронислав поехал вдоль опушки, подходившей к самой реке, у излучины пустил коня пастись, а сам начал раздеваться. На противоположном берегу виднелись вдали первые избы Старых Чумов, зады подворья Чутких, но вокруг не было ни души, словно в этот предвечерний час, когда солнце опустилось на край горизонта, все жители покинули деревню или поумирали.

Он быстро скинул одежду и с наслаждением окунулся. Брыська за ним. Бронислав нырнул, Брыська, не видя его, начал лаять, но нырять он не умел и потому не последовал примеру хозяина, а только вертелся неспокойно, ища его. Когда Бронислав выплыл, наконец, на поверхность, собака радостно кинулась к нему и поплыла следом. Так они вместе доплыли до моста, проплыли под ним между скользкими желто-черными сваями и повернули назад. Плыть против течения было труднее, но они справились, добрались до своего места и одновременно выскочили на берег.

Ни лошади, ни одежды там не оказалось.

Бронислав в первый момент решил, что над ним подшутили деревенские мальчишки, и гаркнул:

— А ну-ка сейчас же отдайте, не то семь шкур спущу!

Никакого ответа.

— Ищи, Брыська, ищи!

Брыська потоптался, принюхиваясь, и кинулся в лес. Вскоре оттуда послышался его басовитый победный лай — он напал на след и звал хозяина к себе. Бронислав, голый, побежал, продираясь сквозь колючий кустарник, царапаясь об ветки елей и терновника, потом вдруг больно ударился босой ступней о камень и остановился. Собака продолжала призывно лаять, он крикнул «ко мне!» и, хромая, заковылял обратно к реке.

Он еще раз осмотрел место кражи. Взяли все — лошадь, ружье, одежду, сапоги, ремень, кожаный мешочек с деньгами — его заработок за весь год. Только наган и часы, не замеченные ворами, остались валяться в траве.

Между тем Брыська, покрутившись на месте, вдруг коротко залаял и побежал вдоль берега, пригнув морду, а Бронислав за ним. Он увидел следы копыт. Вскоре, однако, след потерялся: вор въехал в реку и поскакал вверх по воде, чтобы выйти на берег где-нибудь подальше. Значит, воров было двое: первый взял вещи и скрылся в лесу, второй, чтобы сбить со следа погоню, вошел в реку.

Солнце зашло. Бронислав взял часы и пистолет и в сгущающихся сумерках зашагал к мосту, чтобы потом задами добраться до Емельяновых, где в верхней комнатке в чемодане лежал его выходной костюм.

Злоключение Бронислава всколыхнуло всех. Емельяновы с Пантелеймоном, Николай с Евкой, Акулина, зашедшая к ним в тот вечер, соседи, все без исключения ему сочувствовали, больше всего сожалея о пропаже денег и ружья. Они гадали, каким образом воры очутились у реки? Случайно ли? Может, они давно шли следом за Николаем и Брониславом? Или же просто находились поблизости и их привлек Брыськин лай? Так или иначе, случай из ряда вон выходящий — пришли не куроловы, не конокрады, а воры с каторги, унесли у человека одежду, сапоги, годовой заработок и ружье в придачу, оставив его в чем мать родила и без возможности промышлять охотой в будущем...

Николай и Евка предложили денег взаймы — Бронислав взял 10 рублей на табак и мелкие расходы, сказав, что за лошадь отработает у него месяц бесплатно, на что Николай отрезал:

— Я не привык на людском горе зарабатывать... Да и давай, братец, спать ложиться, второй час ночи, скоро светать начнет...

Они одолжили коня у Емельянова (у того их теперь было шесть), запрягли пару лошадей в большую телегу и поехали. В Удинское прибыли к вечеру, заночевали, по обыкновению, у Сергея, а с утра отправились покупать лошадь. Ходили, смотрели и в конце концов купили молодую жеребую кобылу. Потом пошли в управу. Николай зашел внутрь, Бронислав остался ждать на улице.

— Ну вот, опять я за тебя отвечаю.— Николай показал Брониславу, а затем спрятал в карман разрешение на новое место жительства.

Они несколько минут шли молча, потом Николай сказал:

— Ты теперь со мной обращайся с почтением, я владелец ста десятин тайги.

— Неужели ты купил тайгу?

— Все вокруг дома! Такое дельце обмыть надо, ты не находишь?

— Конечно, надо! Знаешь что, давай зайдем к Васильеву, он тут рядом живет, обрадуется.

Васильев обнял их в сенях и ввел в горницу, где они поздоровались с Настей, представившей им невзрачного мужичка с бородкой клинышком. Это был купец Вересков, приехал к отцу, Шестакову, не застал и вот...

— Пришлось позвать к столу и угостить, неужели нет? — прервал бесцеремонно полупьяный гость. На столе стоял почти пустой уже графин с водкой, остатки еды на тарелках, они пришли в середине обеда.

— Да, да, пригласить и угостить как положено, присаживайтесь, друзья,— поспешно подхватил Васильев, стараясь замять его бесцеремонность, и представил Ве-рескову своих гостей.

Услышав имя и фамилию Бронислава, тот вскинул голову и принюхался, словно почуял другой запах.

— Поляк?

— Да, поляк.

— Политический преступник?

— И это тоже, если повежливее нельзя.

— Да разве с вами, полячишками, можно повежливее? Вот государь наш император в манифесте простил вас, а вы в ответ подняли восстание в Забайкалье. Да, да, вооруженное восстание! Неужели серьезные люди так поступают? Какой в этом смысл?

— Я с вами на эту тему спорить не буду.

— Не будешь спорить... Со мной нельзя спорить, я все знаю. Мой отец тогда унтером был и участвовал в сражении с Шарамовичем. Сражение! Курам на смех... Достаточно было одного залпа, чтобы все повстанцы-засранцы драпанули в лес...

Бронислав вскочил, но его опередил Васильев.

— Вон отсюда! — крикнул он, показывая на дверь.— Вы оскорбили моего друга!

Вересков поднялся, но в этот момент к нему подскочил Николай Чутких, со словами «Спокойно, ваше степенство!» повернул к себе спиной, подхватил под мышки и поволок в сени, а оттуда на крыльцо.

— Думаешь, если ты второй гильдии купец, то тебе можно оскорблять его величество?! — орал Николай, тряся его за шиворот у крыльца.— Манифест тебе не нравится? Засранцы так пишут? Мы все слышали, а нас четверо было за столом. Сейчас же кричи за мной: «Да здравствует наш царь-батюшка!»