Экспертиза любви - Ирина Степановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лена смотрела на Антонину во все глаза, не понимая, куда она клонит. Санитарка подошла к Извекову, открыла перед ним пакет и сказала:
— Могу налить. Давайте стакан.
Осторожно, не вынимая из пакета всю пластиковую бутылку из-под минеральной воды, которая все-таки отыскалась в нужный момент, Тоня приблизила к Витькиному стакану горлышко и плеснула.
— Это что?
— На лимонных корочках. Понюхайте! С Нового года осталось. — Движением фокусника Тоня достала из этого же пакета пластиковую тарелку с нарезанной копченой колбасой — батончик колбаски всегда лежал у нее про запас в холодильнике. Хищным блеском сверкнула фольга внутренней обложки выложенной на стол наломанной шоколадки.
— Шоколад ведь не возбраняется? — улыбнулась Тоня Соболевскому.
Витька первый крякнул и выпил спирт. Положил на язык два ломтика колбасы, прикрыл глаза:
— Хорошо!
— Ну теперь к нам, — позвал Игорь Владимирович. — И хоть это его «к нам» Тоне не понравилось, но сам призыв ее ободрил. Она, не глядя, налила ровнехонько лимонного цвета жидкость в два протянутых ей стакана — Соболевскому и Лене.
— Глаз — алмаз, — покачал головой Соболевский. — Откуда такая точность?
— Семь булек — стакан, — засмеялась, обнажив чуть кривые клыки, Антонина.
— А мне нельзя. Я за рулем, — вспомнил Соболевский.
— Да будет вам. Вас вся милиция знает. Никому и в голову не придет вам «трубочку» подставлять.
Антонина чуток налила и себе — самую малость. Только чтоб обозначить свое участие.
— За знакомство, — Соболевский посмотрел Лене в глаза. Она, переваривая информацию о том, что экспертов не останавливают гаишники, рассеянно махнула свою порцию. Кашель, остановка дыхания, судорожные вдохи и всхлипы — она даже не подумала, что два глотка этой лимонной жидкости произведут такой эффект. Антонина с притворной вежливостью протянула Лене стакан с водой из-под крана. И как назло, носовой платок остался наверху на кафедре, в сумке. Соболевский вытащил из своего ящика бумажные салфетки, подвинул Лене свой стул. Антонина переводила взгляд с Лены на Соболевского. Мол, какая глупая девчонка. Тот снисходительно улыбался. Извеков, не обращая на них никакого внимания, снова протянул свой стакан, аппетитно крякнул, выпил и снова закусил колбаской. Зазвонил телефон, и Соболевский, чтобы не дать Витьке потерять удовольствие от прерванного занятия, сам снял трубку. Антонина встала рядом с ним в позе исполнительной секретарши. Лена сидела, вытирая салфеткой лицо. Господи, что сказала бы ее бывшая научная руководительница, если бы видела ее сейчас! Вот что значит покинуть академическое научное учреждение. Лена зажмурилась и потерла себе лоб. Спирт начал всасываться и, очевидно, наслоился на выпитое прежде на кафедре. Лена с ужасом почувствовала, что ее стало развозить. Закружилась голова, на языке стали крутиться какие-то развеселые прибаутки, и стало трудно сконцентрироваться. Как я могла так наклюкаться? Она прикрыла глаза, запрокинула голову и как сквозь смотровую щель танка стала разглядывать все, что происходило в этой комнате. Что это за люди? Какой-то молодой толстяк за обе щеки уплетает колбасу. Элегантный мужчина разговаривает по телефону. Какое спокойное у него лицо — даже чересчур… А что это за женщина в облегающем костюме? Да она, оказывается, не так уж молода и не так уж стройна. Пиджак сборится у нее на спине, лицо грубовато, а икры — бутылочками. Поэтому и туфли у этой женщины на очень высоких каблуках. В общем — провинция. Лена захохотала. Только вчера она осуждала москвичей за «провинцию», и вот сама. Нет, эта женщина только хочет казаться элегантной. Но перебарщивает. Уж слишком накрашены у нее ресницы, слишком узка для деловой женщины юбка. Соболевский — он не такой. В нем все в меру. Просто удивительно, откуда взялся такой мужчина в их провинциальном Бюро. И он обратил на нее, Лену, внимание. Она голову может дать на отсечение, что обратил! Лена обернулась. Ну где там Рябинкин? Ой, кажется, ее сейчас будет тошнить. Она приложила салфетку ко рту, встала и нетвердыми шагами подошла к Антонине.
— Где у вас туалет?
— В конце коридора. — Тоня не сделала ни малейшей попытки проводить. Еще не хватало. Пусть катит сама, если нет ума. Даже хорошо, что все это видит Игорь. И-го-рек.
Лена, придерживаясь за стену, стала пробираться по коридору. Сюда? Голова так кружилась, что она не могла разобрать надписи на дверях. Нет, не сюда. Но ведь она ясно видела, что эта противная женщина показала ей в эту сторону. Нет, точно не здесь. Все закрыто. Лена почти ползком двинулась обратно. Теперь внезапно стал качаться пол, обрушиваться стены…
— Вить, тебе на труп ехать, — Игорь Владимирович положил трубку и оглянулся. Куда исчезла девушка?
— Опять? — Извеков с неудовольствием поморщился. — Нет в жизни счастья. Щас бы поспать.
— Не удастся поспать. Повезут тебя на городской пляж. На утопление.
— Вроде сейчас уже не так жарко, чтобы тонуть? — высказалась Антонина.
— Дураков всегда хватает, — отозвался Извеков, широко открывая рот и картинно опустив на язык последнее колесико колбасы.
— Вы не смеете так говорить! — вдруг от двери, держась за косяк, сказала Лена. — Вы не смеете смеяться над человеческой бедой!
— Девушка, вам ведь в туалет надо было? — посмотрела на нее Антонина.
— Да. Мне было надо. Но это не означает, что вы можете смеяться… — Лена качнулась назад в коридор и зажала рот. — Да где же у вас, черт возьми, туалет?
— Если не хочешь мыть коридор, проводи клиентку. Она созрела, — оценил ситуацию Витька.
— И не подумаю. Сама наблюет, пускай сама и убирает, — Антонина внимательно разглядывала свои ярко накрашенные ногти. Но Соболевский подошел к двери и твердо взял Лену под руку. — Пойдемте.
Пока он вел ее к туалету, у Лены подкашивались ноги. Поочередно — то правая, то левая.
— Справитесь сами?
— Угу.
Витя не ошибся. Приступ тошноты теперь не только попугал, но и вывернул Лену наизнанку. И некоторое время ассистентка кафедры судебной медицины циркулировала между раковиной и унитазом. Очнулась Лена возле холодной влажной металлической трубы канализации, обливаясь потом.
— Боже, я сейчас умру. — Лена закрыла глаза. — Мама! — Кафельные плитки кружились перед ее закрытыми глазами в безумном танце. — Все равно они не смеют так говорить! — Она стукнула кулаком по трубе и оцарапала руку.
В дверь туалета постучали. Послышался голос Соболевского:
— Вы там в порядке?
Больше всего ей хотелось побыть одной. И в то же время безумно приятно, что он не ушел. Стоит и дожидается, когда она выйдет. А она выйдет? Наверное. Но не сейчас.
Стук в дверь стал отчетливей.
— Одну минуту. — Надо идти. Лена заставила себя встать с унитаза, снова пойти к раковине и умыть лицо холодной водой. Во второй раз за сегодняшний день. Просто привокзальная бродяжка.
Однако в результате всех этих физиологических процессов хмель отступил. Очень захотелось спать. Лена оперлась на край раковины, чтобы посмотреть на себя в маленькое настенное зеркальце. Да уж, красавица. И снова подумалось — уж если в таком виде она смогла кому-то понравиться, значит, это не просто так. И она вдруг улыбнулась себе и подмигнула своему отражению. Попила холодной воды из-под крана и вытерла мокрые руки о джинсы. Маме о ее сегодняшних приключениях лучше не рассказывать.
Она вышла из туалета и встретила вопросительный взгляд Соболевского. Он не ушел. Боже, какой джентльмен. Вдруг открылась дверь из кабинета Хачека, и в коридор вышел Петр Сергеевич. Он был красный, смущенный и одновременно злой. Лена кивнула Соболевскому и направилась к Пете.
— Может, умоетесь? По-моему, вам необходимо освежиться. — Лена сама не поняла, что это с ней творилось.
Ну и нахалка! Игорь Владимирович чуть прищурился при этих словах. Не простая девчонка. Но и забавная.
Петр Сергеевич мрачно смотрел на свою новую ассистентку, но не понимал, что Лена пьяна.
— Подписал он вам все-таки заявления? — чтобы скрыть Ленино состояние, спросил Рябинкина Соболевский.
— Подписал.
У входных дверей несколько раз прозвонил морской колокол. Это за Извековым заехала машина. Его протяжный и тоскливый звук не понравился Лене.
— Будто во времена холеры! — высказалась она.
Витька вышел из комнаты, на ходу завязывая шнурки. Увидев Рябинкина, посмотрел на него снизу вверх.
— Вам на завтрашнее занятие труп оставить?
— А с чем труп?
— Утопление.
— Если свежий — оставить. Если больше двух суток — не надо. Может, еще кого за ночь подвезешь.
Петя до сих пор переживал только что закончившийся разговор с Хачеком. Да, в дурацкое положение он попал. На официальном языке — нарушил трудовую дисциплину. Но все равно, разве это повод так орать? Он должен был заставить Хачека придерживаться в разговоре с ним нормативной лексики. Должен, но не получилось. Однако кто же будет уважать кафедральных после этого?