Химера - Джон Барт

- Так пришел конец - не ссорам (которые из-за обвинений в подлоге и мошенничестве стали отныне разве что жарче), а влиянию Полиида во дворце, по меньшей мере на Главка; только благодаря протекции Эвримеды, довольной поведением в подобной ситуации обоих своих сыновей, и удержался он на посту нашего наставника. Положило это конец и, насколько кто-либо был в курсе, его "одушевленным" превращениям, став первым в ряду документальных. Однако это не было, как кое-кто безосновательно утверждает, изобретением письменности, хотя именно Полииду по праву принадлежит заслуга введения несколькими сезонами ранее этого сомнительного средства сообщения в Коринфе, где оно так толком и не прижилось. Письмена как таковые, сообщил он нам на приватной пресс-конференции после своего поступка, будут изобретены несколькими поколениями позже оказавшимся на мели менестрелем, писающим, придумывая концовки к Троянской войне, на песок какого-то пустынного Эгейского островка. Благодаря пусть и ограниченной пророческой способности к чтению будущего, ему удавалось заимствовать кое-какие идеи заметно раньше их исторического появления. Почему же он не воспользовался своей могучей способностью, подсобляя миру? Потому что знание, а не власть было его призванием; он не соглашался с Френсисом Бэконом, что это одно и то же; его опыт свидетельствовал об обратном: чем больше он понимал, тем меньше мог; одни только, чтобы далеко не ходить, семантические и логические проблемы, поставленные подобными крахам из будущего трюками, представляют собой такое осиное гнездо, которое не придет в голову без нужды будоражить ни одному мало-мальски здравомыслящему человеку. И т. д. Никто не понимал. "Тогда посмотрите на это по-другому, - проворчал он, - когда я оглядываюсь назад на историю будущего, я вижу, что на самом деле Полиид никогда не наживался на этом трюке. Поскольку я этого не делал, я и не могу этого сделать, а следовательно, и не буду". - "Спасибо за подарок", - сказал я своему брату. "Многих лет счастья", - отвечал он, не подозревая, поскольку не обладал мудрой зоркостью провидца, что их оставалось всего пять.

Глаза возлюбленного Меланиппы серо-зеленые - объясни. Без обиняков. С днем рождения, мертвый Гипполох; с днем рождения тебя. Отступление не спасет их, милый Беллерофон; не останавливайся. Твой восемнадцатый день рождения. Сивилла. Сцена гонки колесниц. Проклятие богов на тебя, Полиид, змея в траве; даже десятилетиями надоедая впоследствии этим рассказом кроткой Филоное, я не догадывался, что за всем этим стоят твои злодейские козни.

- Восемнадцать, нам восемнадцать? На пляже? Состязание колесниц? Сивилла. У Полиида была дочь, неведомо от кого. Сивилла. Моложе нас. Тем летом она была нашей подружкой. Делиад обожал ее, она - меня. У него на глазах я трахал ее в рощице вниз по побережью, неподалеку от священного колодца Афродиты. Там росла медвяная акация, окутанная буйной порослью вьющихся растений, среди лабиринта тропинок расползся дикий виноград. Вокруг стояло густое, насыщенное зловоние: разлагались трофеи школяров - серые крысы и черные дрозды; разнюхивали себе путь одичавшие пригородные дворняжки; раздвинув лозы у основания любого дерева, можно было наткнуться на россыпь погадок и косточек мышей-полевок, отрыгнутых напировавшейся совой. Мы не знали другого, столь же волнующего места; его сомнительный аромат вызывал у нас позывы рвоты, стоило вдохнуть его слишком глубоко, но с каждой более умеренной ингаляцией в нас проникал пряный, будоражащий запах. Там-то они, Беллер и Сивилла, и играли, пока Де-Де наблюдал, - делалось это отнюдь не по злобе, но его терзало нещадно. Я говорил, чтобы она пустила и его; я был не против, а он оставался невинным. Не склеилось. Я разложил ее, чтобы ему удобнее было ее трахнуть, он даже не пожелал взглянуть. Безумное дитя, он обещал отказаться в мою пользу от своих притязаний на Коринф, если она выйдет за него замуж. Не прошло. "Беллер может овладеть Коринфом точно так же, как и мной, - насупившись, повторяла она, - взяв его, когда пожелает". Я решил, что именно подарить брату на день рождения этой ночью. Сейчас полдень; Делиад вызвал Полиида на разговор о ремесле героя (см. выше), навел его на предварительные образы Пегаса и Химеры, упомянул об устрояемых аргонавтами погребальных играх, сюда мы и направляемся. Не обращай внимания на те мифы, которые помещают смерть Главка у Иолка или в Потниях около Фив и приурочивают ее к устроенным Ясоном в память Пелия погребальным играм, - случилось это на заурядных Истмийских играх, которые мы в те дни звали погребальными аргонавтскими в память об исходных, Пелианских играх. На Истме это был большой день, особенно - для Делиада; из бывших аргонавтов там собирались все, кто только мог, да еще и россыпь прочих звезд; пройтись по раздевалкам было все равно что обойти Зал Почета; Де-Де, весь в экстазе, знал программу на память, показывал мне всех подряд от А (Акает) до Z (Зет), отбарабанивал их биографии и полную статистику результатов, словно заправский спортивный комментатор, убеждал меня помочь ему вовремя поймать крылатого коня, чтобы мы могли заявить свою команду на следующие игры, поставил все свои выданные на ближайший лунный месяц деньги на Главка - предприятие на редкость рискованное, - что он выиграет заезд колесниц в абсолютной категории.

- "Никаких шансов, - сказал я. - Эти кобылы просто посходили с ума". Делиад согласился, но преданно положил свои драхмы на линию; у отца не выдержит сердце, если он проиграет крупнейшие гонки спортивного календаря, на которых два последних года входил в тройку, а нынче готовился к ним весь сезон. За предсказанием мы насели на Полиида. "Не будьте дерзки", - отвечал он. В те дни я, чуть что, выхватывал меч. "Ваш папаша… четверть стадия ко второму, - раздраженно сдобровольничал он, - с помощью как гиппомана, так и вашей. Вижу, сегодня ночью вы опять встречаетесь с моей дочерью - в роще, каковой случилось прилегать к дальнему краю финишной черты". При свете полной луны, объявил он, около самого колодца вырастает сильнодействующая травка, которую может найти и сорвать только послушник богини; умеренный афродизиак и галлюциноген для самцов нескольких видов, она оказывала несравненно более серьезное воздействие на кобыл, и по этой причине, хотя торговля, хранение и использование этой травы были запрещены законом, ее в силу незаменимости для их мистерий обожали девы-кобылицы. Поскольку Сивилла с младых ногтей проявила в этой области определенное чутье и даже талант, Полиид отдал ее в учение к Афродите и стал единственным поставщиком гиппомана, с которым имела дело Эвримеда, хотя его запасы были столь скудны, что на протяжении ряда лет он мог удовлетворять запросы культа, только превращаясь сам в некий амулет из особо действенного, как они его называли, "гипа", который приходилось, передавая по кругу, нюхать всем табунком. Чтобы, как признался он, снискать расположение Главка, - что за история! - Полиид предложил стать той ночью этаким амулетом: в момент старта отец даст своей упряжке затянуться косячком; давным-давно изнемогающие от любви кобылы еще более обезумеют; в роще, где, по словам Сивиллы, пробилась столь редкостная молодая поросль, я должен был по сигналу сорвать ее и, выйдя вперед, растереть в руках; одно дуновение ветра, одна понюшка - и кобылы Главка финишируют первыми. "Ура!" - вскричал Делиад. "А почему я?" - спросил я. Потому, объяснил Де-Де, что это будет символический суррогат требуемой, чтобы соблюсти Схему, попытки детоубийства: нанюхавшиеся кобылы, правимые моим отцом, полетят словно бы прямо на меня, но у меня будет предостаточно времени, чтобы укрыться вместе с ним и Сивиллой в роще. Никто не пострадает, Главк изящно победит, благодарность за нашу помощь должна подавить в нем остаток страха передо мной и недоброжелательность по отношению к нашему наставнику. Полиид побледнел, потом прямо на месте выставил моему братцу пять с плюсом за семестр по Мифологии I.

- "Ненавижу скачки с подстроенным результатом", - пожаловался я Де-Де в роще. "Я тоже", - сказала Сивилла. "Ну да, конечно", - откликнулся Делиад. Полная луна, разбросанные по небу облака, нега; стоило луне скрыться, как невозможно было ничего различить, кроме неровно полыхающих на самом берегу костров, на которых аргонавты готовили угощение; затем облака расходились, роща начинала зеленовато фосфоресцировать. Я как мог пользовался каждым затемнением, чтобы ввести Де-Де в курс дела, прежде чем сделать ему на день рождения подарок: с рукой на одной из Сивиллиных грудей, я клал его руку на вторую или ей под хитон, который она носила на манер амазонок…

Даже тогда! - восклицает Меланиппа. Беллерофон дивится, где же она была все эти несколько страниц? Задолго до того, как Антея принесла этот стиль в Тиринф, у нас в Коринфе уже были настоящие амазонки, которые присматривали за лошадьми после декрета Главка, и их мода пришлась по вкусу женщинам помоложе. Вот почему, когда Беллерофон увидел Меланиппу среди окружающих Антею носительниц вожделенных дилд и накладных грудей, он сразу же понял, что она одна здесь настоящая. Сама Меланиппа не так уж в этом уверена - ну да ладно. Попросить ему у нее прощения? Нет, пожалуйста, пошли дальше: вернемся к лапанью Сивиллы; ты рассказываешь это Филоное?