...Встретимся в октябре... (СИ) - Моран Маша

— А если хочу? 

Он сглотнул и прикрыл глаза, словно ему было очень больно. 

Я приблизила лицо к потемневшей, налившейся кровью головке. Никогда не думала, что мне захочется… что я буду нуждаться в том, чтобы коснуться губами мужской плоти. Но это был Дима. В нем все было идеальным. И мне до слез и отчаяния хотелось, чтобы он весь был моим. Чтобы ему понравились мои неловкие ласки, чтобы они стали ему необходимыми. 

Словно проверяя его и себя на прочность, я снова спросила, касаясь губами гладкой горячей кожи головки:

— Так что мне делать, если хочу? – От каждого движения губы скользили по бархатистой коже. Из небольшой щели выступила белая мутная капелька. Я тут же слизнула ее, тихонько застонав от невероятного мужского вкуса. Даже здесь Дима был совершенным. – Что сделать, если хочу попробовать твой вкус? И провести языком по этой вене? – Я сделала то, о чем говорила – лизнула выделяющуюся молнией вену, скользящую по твердому стволу. 

Это невероятно. Между ног снова стало влажно и горячо. 

Дима опять застонал:

— Ты меня убьешь… 

Окончательно осмелев от его слов, я сжала его член ладонью и обхватила крупную головку губами. Она тут же заполнила рот. Дима так резко дернул бедрами вверх, что от неожиданности я растерялась. Он ворвался глубоко, доставая почти до горла. Я ожидала, что будет больно или неприятно, но вместо этого губы обхватили его горячую плоть, а язык начал кружить вокруг головки. Я жадно втянула его в себя, сходя с ума от горячего вкуса и ощущения бархатистой каменной твердости. 

Дима снова простонал мое имя так, что соски предательски набухли и заболели. 

— На-а-а-стя… – Кажется он совсем перестал себя контролировать, потому что рвано двигал бедрами и бессвязно шептал: – Возьми его глубже… да… вот так… 

Я покорно выполняла все его требования, стараясь угодить, словно он и был моим хозяином, а я – его рабыней.

С влажным звуком я выпустила его член изо рта, и в этот момент за спиной оглушительный громко дверь ударилась о стену, а знакомый голос заверещал:

— Боже! Это что еще такое?! Ди… Дима? Что происходит?! 

Я выпрямилась так резко, что потемнело перед глазами. 

— Бля**! Мама! Какого хрена? – Дима сел, моментально приходя в себя. 

Я не успела сообразить, что происходит, когда оказалась закутана в шелковое сиреневое одеяло. Дима задвинул меня себе за спину и одним движением застегнул джинсы, глухо выругавшись. 

— Как ты со мной разговариваешь?! – Нина Павловна стояла на пороге и не думала никуда уходить. Ее гневный взгляд был сосредоточен на мне, хотя обращалась она к сыну. – Я твоя мать! Родила тебя, воспитала, столько сил в тебя вло… 

Дима встал на ноги:

— Я сказал, чтобы вы с отцом уехали отсюда! Какого хрена вы все еще здесь?! 

— Что?! Что-о-о?! Да как ты..? – Она ткнула в меня пальцем. – Откуда она здесь взялась? Когда ты ее привел? Что, снял проститутку? 

Я и не подозревала, что возбуждение может так резко смениться… омерзением. По коже прошел озноб, а щеки, наоборот, окатило жаром. Мне еще никогда не было настолько стыдно. 

— А ты знаешь, милочка, что ты для него просто шлюха? Он мне сам говорил! Что с тобой он будет спать, пока Кристиночка не согласится на свадьбу. Так что ты – просто временная подстилка. 

Все остальное произошло слишком быстро. Я не успела понять. Кажется, Дима отвесил пощечину матери и почти вышвырнул ее из спальни. 

Все, что я могла сделать, – трусливо метнуться в ванную, чтобы спрятаться там. Как я себя чувствовала? Грязной воровкой. Посмела замахнуться на то, что никогда не будет принадлежать мне. На того, кто никогда не будет со мной. Я сползла по стене на холодный пол и тихо всхлипнула. На мягком одеяле появились уродливые темные мазки.

Я тут же вытерла щеки. Не хочу портить такую красивую вещь. Не хочу портить то, что мы покупали вместе. 

С той стороны слышался какой-то шум, крики Нины Павловны и, кажется, голос ее мужа. Я накрылась одеялом с головой. Не хочу все это слушать. Не хочу… 

Хуже всего было от того, что я прекрасно знала, что ничего такого Дима ей не говорил. Но было бы лучше, если бы сказал. Он имел право на нормальную жизнь. Жизнь с любящей женщиной. Или мог менять их одну за другой. Вряд ли существовала такая, которая могла отказать ему. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но… я не хотела отдавать его никому. Он был моим и только моим. Моим хозяином, другом, спасителем. Моим… любимым. 

Как только я это осознала, почувствовала, как меня стремительно накрывает темнота. Я полюбила его. ПОЛЮБИЛА! Того, от кого нужно было бы держаться как можно дальше. Того, кто был слишком идеальным даже не будь я кошкой. 

Хотелось рыдать и смеяться одновременно. 

Показалось, что я задыхаюсь. Тьма окутала полностью, взвившись вокруг меня черным облаком. 

Мне потребовалось несколько чертовых минут, чтобы осознать: я вновь превратилась. 

Снова стала кошкой! 

Мой крик перетек в злобное мяуканье, потонувшее в пышном покрывале. Звук был таким жутким, как будто рядом пытали животное. И вдвойне страшно было осознавать, что его источник – я сама. 

Подаренные неведомой силой часы рядом с Димой закончились. Закончились болью и отчаянием. Он где-то пропал, а я боялась выйти наружу – вдруг, его мать заметит меня и снова попытается избавиться? Или, еще хуже – увижу, как он общается с Кристиной и понимает, что она намного лучше меня? Хотя бы тем, что она – человек! 

Противный внутренний голос напомнил, что боюсь я зря. Выйти отсюда самостоятельно все равно не получится. Мне снова захотелось истерически расхохотаться. 

Внезапно, ручка на двери щелкнула, и Димин голос встревоженно и требовательно позвал:

— Настя! 

Я замерла под одеялом, не веря, что он вернулся. Вернулся ко мне. 

Пару секунд ничего не происходило, а потом покрывало исчезло, и я увидела Димино лицо. Он смотрел на меня сверху вниз, сидя на корточках. На его лице застыло какое-то странное выражение. 

Он снова выругался и, прикрыв глаза отвернулся от меня. 

Медленно встал и… с такой силой несколько раз всадил кулак в стену, что на плитке остался алый след. Каждый удар сопровождался приглушенным ругательством. 

Я бросилась к нему и вцепилась когтями в джинсы. Хотела закричать «Остановись, дурак! Ты же ранишь себя», но смогла издать только невнятное мурлыканье. 

Дима тяжело опустился на пол рядом со мной и осторожно взял меня на руки. Его поврежденная ладонь выглядела ужасно. Костяшки превратились в алое месиво. Их же нужно лечить! 

Я тронула лапой его запястье, но Дима то ли не понял, что я хотела сказать, то ли проигнорировал. 

— Я их выгнал. Всех. Они больше сюда не придут. – Здоровой рукой он накрыл мою голову и хрипло протянул: – Почему ты не дождалась меня? По-че-му-у?.. 

Я тебя всегда буду ждать, Дима. Всегда. Даже если ты откажешься от меня. Думать об этом было безумно больно, но я готовила себя к худшему. 

Дима гладил меня, а я могла смотреть только на его изувеченную руку. Я снова ощущала его боль. Его ярость. Глухое и горькое отчаяние. Всего этого было так много, что я захлебывалась. 

Я спрыгнула с ей коленей и побежала в спальню. 

— Ты куда? – Голос Димы встревоженно звучал за спиной. 

Я нашла брошенную на комоде спиритическую доску и, взобравшись на кресло, перепрыгнула на единственную мебель в его комнате. На доску легла темная тень, а меня саму окутало ароматом грозы и холодного осеннего леса. Дима пошел за мной. Он здесь. Рядом. 

Дрожа от волнения за него, я начала быстро передвигать стрелку. 

«Ты повредил руку. Нужно...»

Он не дал мне закончить. Подхватил на руки и потерся щекой о мою макушку. Вот же дурак! 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Прости меня… Нужно было выгнать их всех сразу…

Я осторожно тронула лапой его запястье. А в душé начали расцветать цветы. Он их выгнал. И Кристину с ее мамашей, и, кажется, собственных родителей. Из-за меня. Чувствовать бы себя виноватой, но… Вины не было и в помине. Была только радость, которая смешивалась со жгучей обидой – я потеряла шанс быть женщиной. Быть человеком. Когда снова превращусь? Надолго ли?