Зерно А - Анастасия Павлик

Когда, вновь растянувшись на диване, я закрывала глаза, на часах было начало двенадцатого ночи. В следующее, как мне показалось, мгновение циферблат высветил половину первого.

Что-то было не так. Я никак не могла понять, что выдернуло меня из дремы. Холодок сполз по шее и растекся по спине. Гостиная вдруг представилась мне огромным пустым резервуаром. От тишины звенело в ушах. Но кроме тишины было еще кое-что. То, что заставляло воздух липнуть к моему телу, желудку, мозгу. Кончики пальцев онемели, нос чесался.

Кто-то был в квартире. И это был ни Эдуард, ни Кирилл.

Сквозняк коснулся моих голых ступней и забрался под хлопковые штанины. Чья-то массивная рука опустилась на мое плечо, вторая сгребла в кулак майку у меня на груди, натянув ее так, что та больно врезалась в подмышки и угрожающе затрещала по швам. Свет бритвой резанул по глазам.

Александр Кудрявцев улыбался в уже знакомой манере, откровенно тешась тем, что вновь застал меня врасплох. Он не потрудился переодеться с нашей недавней встречи, перчатки цвета горького шоколада плотно облегали руки и поскрипывали при малейшем шевелении пальцами. С ним был мордоворот в сером гольфе, которого я видела у пиццерии «Вояж». На затылке Серого Гольфа неизменно торчал лихой мальчишеский вихор.

- Доброй ночи, Маргарита.

Серый Гольф, похоже, и не думал отпускать меня. Отведя взгляд от его веснушчатого лица, я посмотрела на Кудрявцева и как можно спокойней спросила:

- Чем обязана?

- Вы не спешили ко мне, поэтому я пришел к вам. Должен признать, в Кварталах у вас очень влиятельные друзья. С такими, как Эдуард, не желательно портить отношения. Но, как видите, приходится рисковать.

- Ну что вы, да разве смею я подвергать риску такого милейшего коматозника, как вы?

- Кстати, как вам понравились те фотографии?

- Вы могли бы заработать энную сумму на продаже этой новости и купить себе пару баночек хороших манер. Не забудьте поделиться вырученными деньгами с господином Печкиным – как-никак, это он принес вам столь интересную заметку.

Мордоворот без видимых усилий стянул меня на пол.

- Опять вы за свое, Маргарита Викторовна. А я так старался уладить все на доброжелательной ноте, - Кудрявцев сокрушенно покачал головой. Отчитывал меня как маленькую девочку.

- Бросьте, вы не знаете значение слова «доброжелательность».

Я перевернулась на живот. Прямо перед моим лицом оказались надраенные до блеска ботинки Кудрявцева.

Одно время мы с Владом частенько забирались на верхние этажи высоток; стоя на железном балкончике и глядя вниз, Влад любил совершенствовать свое мастерство в плевках. Я считала, что у него все здорово получалось: то, как резко он втягивал носом воздух и как стремительно выдыхал через рот вместе со сгустком слюны, который не менее стремительно начинал приближаться к земле, к головам и плечам случайных прохожих. Брат научил меня неплохому плевку. Последний раз я делала нечто подобное лет десять назад. Но сегодня пришло время вспомнить прошлое.

Я сделала все, как меня учили. Мгновением позже по правому ботинку Кудрявцева стекал немалый сгусток слюны. Я поняла, что не зря курила все эти годы. Все ради этого момента.

- Ай-ай-ай, Рита! Как нехорошо!

Неодобрительно качая головой, Кудрявцев достал из кармана платок и вытер ботинок. Я наслаждалась видом его перекосившегося лица.

- Неужели вам настолько некомфортно в моем обществе?

- Когда вы уже поймете, что – да, настолько.

- Приношу свои извинения.

- Извинения не приняты, гребаный ты сукин сын.

Матовые глаза Кудрявцева округлились.

- Я в жизни натворил много такого, из-за чего мне плохо спиться по ночам, но женщин я никогда не бил, - сказал он, скорее, обращаясь к себе, чем ко мне или к мордовороту. И кивнул Серому Гольфу.

Серый Гольф наклонился и лениво въехал мне ладонью по физиономии. Звук шлепка получился оглушительным, словно рядом лопнул воздушный шар.

Третья встреча с Кудрявцевым действительно превзошла обе предыдущие, и обещала приятное времяпровождение. Все, как я и предполагала: «дружественные посылы» эволюционировали и приобрели несколько иную форму.

Я лежала, прижимаясь горящей щекой к ледяной плитке пола. Кудрявцев нависал надо мной. Пришла его очередь наслаждаться зрелищем. Я смотрела на него левым слезившимся от боли и обиды глазом.

- Приглашаю вас на чашечку кофе. Заодно обсудим, что вы сделали неправильно.

Чашечка кофе, значит. Чем не приятное времяпровождение? Особенно, если она выпита в компании Александра Кудрявцева.

В майке и легких хлопковых штанах, меня согнали по лестнице на улицу, в пятнадцатиградусный мороз. Снег обжег босые ноги. Мордоворот следовал за мной по пятам и время от времени толкал в спину. Черт, он мог сломать мне челюсть одним ударом огромного кулака! Правая сторона лица все еще горела, будто ошпаренная кипятком.

Ноги проваливались в снег по щиколотку. В машине нас ожидала сладкая парочка – та, что в компании Серого Гольфа ошивалась у пиццерии. Я присмотрелась к обоим мужчинам. Тот, что сидел за рулем, был костляв и угрюм, с выпирающими скулами и глазами навыкате. Это он фотографировал. У второго была золотая фикса, которую он незамедлительно продемонстрировал мне, как только я забралась на заднее сиденье. Снег растаял и мои штанины стали темными от воды. Мордоворот грузно забрался следом за мной, машина просела под весом его мускулистой туши. Он захлопнул дверцу и ссутулил покатые плечи.

Я оказалась зажата между Серым Гольфом и Золотой Фиксой.

Кудрявцев улыбнулся мне с переднего сиденья:

- Вам удобно?

Я улыбнулась в ответ и показала ему средний палец.

- Ну вот и замечательно, - обрадовался он.

Здание, у которого спустя четверть часа остановилась «альфа-ромео», находилось далеко от шумных улиц Кварталов. Единственным источником света здесь служили фонари, установленные по кромке дороги. Из-за туч электрический свет приобрел персиковый оттенок. Само здание напоминало декорацию к дешевому фильму ужасов.

Я посмотрела в черные провалы окон, затем – в оба конца улицы, но, ни увидев не одной машины или случайного прохожего, обратила взор к небу. Снежные хлопья облепили лицо. Словно на лицо положили много-много холодных перышек.

Брат как-то сказал, что никогда не простит себе, если из-за него со мной что-то случится. Сказал, что убьет любого, кто хоть пальцем меня тронет. Вопрос на миллион: проживу ли я еще достаточно долго для того, чтобы увидеть эту раздачу?

Костлявый отпер дверь и мы вошли. Судя по гулкости наших шагов, помещение было большим. Глаза привыкли к темноте. Потолок терялся во тьме, вокруг было нагромождение каких-то коробок и ящиков. Бетонный пол холодил ступни. Меня провели по лабиринту коридоров и завели в какую-то комнату. Чиркнул стул. Меня грубо усадили на стул. Пахло дорогой туалетной водой, сыростью, древесиной. Из тьмы плыли шорохи подошв и одежды. Повинуясь внезапному порыву, я хотела встать, но чья-то рука тяжело легла на мою грудь. Я почему-то тут же подумала, что выйти отсюда будет гораздо сложнее, чем было войти.

- Не рыпайся, - прорычали мне в лицо.

- Ну, и где же обещанный кофе? – спросила я.

Под потолком мигнула лампочка, осветив голые стены и влив немного света в пары глаз, сверлами впившихся в меня. Я осмотрелась. Везде, куда ни плюнь, были гробы. Дамы и господа, гробы на любой вкус! Должно быть, уровень самооценки Кудрявцева резко возрастал именно в этом хранилище коробок смерти.

- Позже будет и кофе, - пообещал Золотая Фикса, и протянул мне мобильный. – А сейчас будешь звонить.

- Разве что твоей мамочке. Скажу ей, что ее сынишка – редкостный ублюдок.

Мне не дали договорить, наградив второй за эту ночь пощечиной. Стоявший за мной мордоворот удержал стул, иначе я бы оказалась на полу. Очень предусмотрительно.

- Кудрявцев, мать твою, скажи своим гориллам, чтобы не распускали руки! В самом деле, свинство чистой воды! – Я сплюнула на пол, но в слюне крови не было. Я поводила языком по зубам и, как только ко мне вернулось дыхание, ухмыльнулась. – Когда такие, как вы, Кудрявцев, рядом, жизнь полна сюрпризов.

- Бери телефон, кому говорю.

Золотая Фикса вложил мобильный мне в руку. Недолго думая, я стукнула ею по его широкому покатому лбу. Золотая Фикса отшатнулся, часто моргая и потрясенно тараща глаза. Зрелище было достойным внимания, и я хрипло расхохоталась.

- Так куда, сахарок, звонить? Твоей толстозадой мамаше?

Что-то врезалось в мою скулу, потом – в живот.

Слух, зрение и дыхание стали возвращаться в мое ставшее ватным тело, казалось, спустя целую вечность. А с ними, будто огненный прибой в преисподней, накатывали боль и жжение в горле. Я обнаружила себя на полу, перевернутый стул рядом, чей-то сапог на ребристой подошве упирается в мою щеку.

- Я же просил не бить ее кулаком, ты, идиот! – рычал где-то Кудрявцев. Где-то далеко-далеко, с другого берега моего моря боли. – А что, если бы ты сломал ей челюсть?