Приключения Конана-варвара (сборник) - Роберт Говард

На гребне кряжа остался лежать верный Шупрас, пронзенный стрелой, пробившей ему сердце; Амальрика ссадили с коня – копье пронзило ему защищенное кольчужными латами бедро, и он ругался, как сапожник. Из пехоты Конана, которую он посадил на коней, в седлах осталось едва сто пятьдесят всадников. Но орда была разбита наголову. Кочевники и копейщики в кольчугах со всех ног бросились к лагерю, где остались их стреноженные кони, а вниз по склонам холмов вслед за ними с громовым ревом устремились горцы, убивая беглецов в спину и перерезая глотки раненым.

И вдруг посреди этого хаоса перед конем Конана, который испуганно заржал и встал на дыбы, возник жуткий призрак. Это был принц Кутамун, совершенно голый, если не считать набедренной повязки, лишившийся доспехов. На голове у него криво сидел измятый шлем, а руки и ноги были забрызганы кровью. С ужасным криком он ударил эфесом своего сломанного меча Конана прямо в лицо и в отчаянном прыжке ухватился за уздечку его жеребца. Оглушенный киммериец покачнулся в седле, а чернокожий гигант со страшной силой рванул уздечку на себя, заставляя коня прыгнуть вперед, а потом толкнул его плечом в бок. Жеребец споткнулся и рухнул в кровавое месиво мертвых и умирающих людей и лошадей.

Конан успел выдернуть ноги из стремян и соскочил на землю. В следующий миг Кутамун со злобным ревом обрушился на него. В безумной горячке боя варвар толком и не успел понять, как и когда он сразил гиганта насмерть. Он лишь помнил, как камень, зажатый в руке стигийца, раз за разом обрушивался на его шлем, отчего из глаз у него сыпались искры, а Конан вновь и вновь по самую рукоятку погружал свой кинжал в тело врага. Но принц, казалось, ничего не замечал. Перед глазами у киммерийца уже все плыло, когда вдруг чернокожий гигант вздрогнул, замер на миг, а потом обмяк и упал мертвым к его ногам.

Шатаясь от усталости и изнеможения, с лицом, залитым кровью, струившейся из-под разбитого шлема, Конан окинул взглядом арену жуткой бойни и разрушений, лежавшую перед ним. От одного кряжа до другого простирался сплошной ковер из трупов. Он походил на алое море, где волны застыли в нагромождении мертвых тел. Они плотно закупорили устье прохода и усеивали склоны. А в пустыне продолжалась безжалостная бойня: остатки орды добрались до своих коней и теперь улепетывали со всех ног, а их преследовали смертельно уставшие и обессилевшие победители – и Конан с ужасом отметил, сколь мало их осталось.

И вдруг стихающий шум боя прорезал ужасный вопль. Откуда ни возьмись, в ущелье появилась колесница, которая мчалась вверх, к плато, прямо по горам трупов. Ее влекла не упряжка лошадей, а гигантская черная тварь, отдаленно напоминающая верблюда. В колеснице стоял Натохк, и мантия его развевалась по ветру, а вожжи держала и орудовала хлыстом, как безумная, черная бесформенная тень, в которой смутно угадывалась огромная человекообразная обезьяна.

В свисте обжигающего ветра колесница взлетела по усеянному трупами склону, направляясь прямиком к шатру, возле которого в одиночестве застыла Ясмела, брошенная своими телохранителями на произвол судьбы в горячке преследования. Конан замер, не в силах пошевелиться, и воздух прорезал отчаянный крик девушки, когда Натохк перегнулся через борт и подхватил принцессу одной рукой. Жуткая тварь развернулась, и колесница помчалась вниз, к выходу из ущелья. Никто из воинов не осмелился выстрелить в нее из лука или метнуть копье, боясь случайно попасть в Ясмелу, которая извивалась в объятиях Натохка.

Испустив страшный крик, в котором не было ничего человеческого, Конан подхватил выпавший меч и прыгнул вперед, загораживая дорогу жуткому экипажу. Но не успел он поднять клинок, как черная тварь с такой силой ударила его копытом, что он отлетел в сторону на несколько футов, оглушенный и контуженный. Отчаянный крик Ясмелы замер у него в ушах, когда колесница с грохотом промчалась мимо.

И вновь дикий вопль ярости сорвался с его губ. Конан одним прыжком оттолкнулся от пропитанной кровью земли, схватил под уздцы лошадь без всадника, пробегавшую мимо, и на ходу взлетел в седло. Вонзив каблуки в бока лошади, он бросился в отчаянную погоню за быстро удаляющейся колесницей. Он, как сумасшедший, несся вниз по склону и, не останавливаясь, промчался сквозь лагерь шемитов. На полном скаку вылетев в пустыню, он обогнал и своих воинов, увлеченных преследованием спасающихся бегством врагов, и отчаянно настегивающих коней кочевников.

А колесница уходила все дальше, но Конан упорно мчался за нею вослед, хотя лошадь под ним уже шаталась от изнеможения. Теперь вокруг них простиралась голая и неприветливая пустыня, залитая кровавыми отблесками заходящего солнца. Впереди поднимались руины древних построек, и с пронзительным криком, от которого кровь застыла у Конана в жилах, возничий сбросил Натохка и девушку с колесницы. Они покатились по песку, и на глазах у ошеломленного киммерийца с колесницей и впряженным в нее верблюдом произошла невообразимая трансформация. На спине у черной твари выросли огромные крылья, и она поднялась в небо, оставляя за собой волну ослепительного пламени, на гребне которой в жуткой ухмылке скалилась и кривлялась огромная обезьяна. Они так быстро промелькнули и исчезли, что все происшедшее показалось Конану смутным видением из ночного кошмара.

Натохк вскочил на ноги, метнув быстрый взгляд на мрачного и решительного преследователя, не остановившегося, а целеустремленно скакавшего к ним с опущенным мечом, с которого срывались тяжелые алые капли. Колдун подхватил на руки лишившуюся чувств девушку и скрылся в руинах.

Конан соскочил с лошади и устремился вслед за ними. Он вбежал в комнату, освещенную жутковатым дьявольским сиянием, хотя снаружи быстро сгущались сумерки. На алтаре из черного жадеита лежала Ясмела, и в противоестественном свете белело ее тело цвета слоновой кости. Одежда принцессы небрежно валялась на полу, явно сорванная с нее в жестокой спешке. Лицом к киммерийцу стоял Натохк – нечеловечески высокий и худой, в сверкающей зеленой мантии, ниспадающей с его плеч. Он отбросил вуаль, и Конан взглянул ему прямо в лицо, черты которого были ему знакомы по монете зугитов.

– Что, страшно, жалкий пес? – По комнате раскатился жутковатый шепот, похожий на шипение огромной змеи. – Я – Тугра Хотан! Я долго лежал в своей гробнице, ожидая того момента, когда смогу пробудиться ото сна и восстать из могилы. Искусство, много веков назад спасшее меня от варваров, одновременно и заточило меня в оковы, но я знал, что наступит время и придет тот, кто должен исполнить свое предназначение и умереть так, как никто еще не умирал за последние три тысячи лет, – и он пришел! Глупец, неужели ты думаешь, что только потому, что мои люди разбежались, ты победил? Только потому, что меня предал и бросил демон, которого я поработил? Я – Тугра Хотан, тот, кто станет править миром вместо твоих презренных богов! Пустыня кишит моими людьми; демоны земли выполняют мои приказы, как повинуются мне и земные рептилии. Вожделение к женщине ослабило мое колдовство. Но теперь, когда эта женщина принадлежит мне, теперь, когда ее душа в моей власти, я непобедим! Прочь, глупец! Тебе никогда не покорить Тугру Хотана!

Он метнул свой посох, и тот упал к ногам Конана, который отпрянул с невольным вскриком. Потому что посох, едва коснувшись песка, изменился, превратившись в кобру, которая, раздувая капюшон и злобно шипя, поднялась, раскачиваясь, перед охваченным ужасом и отвращением киммерийцем. Зарычав, Конан нанес страшный удар, который перерубил змею пополам, и у его ног оказались две половинки черного посоха эбенового дерева. Тугра Хотан рассмеялся жутким смехом и, быстро наклонившись, подхватил что-то, быстро ползающее в пыли на полу.

В его вытянутой руке шевелилось нечто омерзительно живое. На этот раз игра теней не помешала Конану разглядеть, что на ладони Тугры Хотана сидит черный скорпион длиной более фута, самое смертоносное существо пустыни, одно прикосновение заостренного хвоста которого означало мгновенную смерть. Лицо Тугры Хотана, чертами напоминавшее скорее череп, оскалилось в злобной улыбке мумии. Конан колебался, а потом, без предупреждения, он вдруг метнул в чародея свой меч.

Застигнутый врасплох, Тугра Хотан не успел уклониться. Острие клинка ударило его в грудь чуть пониже сердца и на добрый фут вышло из спины под лопаткой. Колдун рухнул навзничь, раздавив собственным телом ядовитую тварь, которую так и не выпустил из рук.

Конан подошел к алтарю и подхватил Ясмелу, прижимая ее к себе, а она обняла его за шею белыми руками, истерически всхлипывая и содрогаясь от рыданий.

– Клянусь дьяволами Крома, девочка! – проворчал он. – Отпусти меня! Сегодня погибли пятьдесят тысяч мужчин, и у меня еще много дел…

– Нет! – выдохнула она, не размыкая объятий. Девушку охватили дикий, необузданный страх и страсть. – Я никуда тебя не отпущу! Я – твоя, огнем, кровью и сталью – твоя! А ты – мой! Там, снаружи, я принадлежу другим, но здесь и сейчас я принадлежу только себе – и тебе! Ты никуда не пойдешь!