Гость из будущего. Том 3 (СИ) - Порошин Влад

Кстати, кроме директрисы в закрытом на спецобслуживание кафе присутствовали: киномеханик, две пожилые билетёрши, девушки из бухгалтерии, лучшая подруга самой директрисы и корреспондент из местной газеты «Выборгский коммунист». И все они высказывались в самых восторженных тонах о прошедшем концерте. И вообще довольными остались все, кроме Владимира Басова, который от моего «театра одного актёра» был в крайнем раздражении.

Потому что после первой композиции о пароходах я, почувствовав прилив творческих сил, сначала пожаловался на царящий в киношном хозяйстве бюрократизм и прочитал юмористический монолог про дармоедов. Чем привёл публику в полнейший восторг, доведя отдельных самых смешливых граждан до икоты.

А затем стал приглашать к микрофону наших очаровательных киноактрис для коротких и шуточных интервью, которые заканчивал своими же номерами художественной самодеятельности. И из них зрители увидели: «Гамлета с гитарой», монолог Хлопуши, а так же услышали песни: «Королева красоты», «О чём плачут гитары», «Любовь настала» и «Кони привередливые». А ещё в окружении и при помощи наших неотразимых звёзд кино я исполнил песню «Позови меня с собой», которую зрители встретили шквалом оваций.

Ну и когда до окончания творческой встречи осталось чуть меньше минуты, объявил многоуважаемой публике кинорежиссёра Владимира Басова. И Владимир Павлович, просидев всё это время как бедный родственник, медленно проследовал к микрофону, коротко прокашлялся и, сказав: «спасибо за внимание, очень рад был этой встрече», быстрым шагом покинул зал.

— Да уж, наш Феллини — забавный малый, — проворчал Басов, опрокидывая очередную стопку коньяка.

— Владимир Павлович, ну вы же в курсе, что у нас в кино на обиженных плёнку возят? — усмехнулся я. — В конце концов, вы же сами послали меня к микрофону.

— Это я тебя послал? — рыкнул режиссёр. — Не помню. А если я чего-то не помню, то значит, этого не было. Наливай, — скомандовал он киномеханику, молодому высокому и худощавому парню, и тот быстро наполнил опустевшие рюмки.

«Опять придётся тащить на себе», — с грустью подумал я и, сделав глоток горячего кофе, вдруг поймал пристальные взгляды сестёр Вертинских, Людмилы Савельевой и Валентины Титовой. И эти устремлённые на меня красивые глаза, безусловно, льстили самолюбию, но были совершенно некстати. Всё это я уже проходил и как человек, проживший целую жизнь в будущем, сценическую влюблённость от настоящего большого и светлого чувства разделять умел.

Поэтому чётко осознавал, что в свете сценических софитов и киношных ламп в человека, который изображает романтического героя и сияет как на рекламном плакате, влюбиться проще простого. И отлично знал, что на этом мимолётном увлечении погорело множество молоденьких актёров и актрис. Все эти творческие ребята и девчата, заключая так называемые студенческие браки, потом не понимали, как такое могло произойти, ибо они совершенно разные люди.

«Только этого мне не хватало», — проворчал я про себя, ещё раз пожалев, что не остался на даче работать над сценарием. И тут неловкую паузу прервал вопрос корреспондента газеты «Выборгский коммунист», низенького лысоватого 40-летного мужчины:

— Скажите, а вы правда считаете, что наша «Война и мир» скоро получит американский «Оскар»?

— Обязательно, — кивнул я, — как лучший фильм на иностранном языке за 1968 год. А ещё в следующем 1965 году на Московском международном кинофестивале титаническую работу Сергея Бондарчука высоко оценит жюри и наградит одним из главных призов. Кстати, наша милая Люда Савельева будет удостоена приза зрительских симпатий. А в 1966 её назовут актрисой года.

— Не говори ерунды, Феллини, — зарделась скромница Савельева.

— Не имею такой пагубной привычки, — хмыкнул я.

— Ох уж эта «Война и мир», — закряхтел Басов. — Дали бы мне эти средства и возможности, я бы её давно уже сдал в прокат. И актёров бы зазря не мучал. Вы хоть знаете, что Славка Тихонов чуть руки на себя не наложил? Слыханное ли дело писать по сорок дублей⁈

— Володя-Володя, — приобняла мужа Валя Титова.

— Что Володя? — рассвирепел Владимир Павлович. — Наливай, студент, у меня уже пусто! — гаркнул он на киномеханика, который послушно заполнил режиссёрскую рюмку коньяком.

— Не обращайте внимания, — тут же вмешался я, — это всё слухи и клевета завистников. Официально завялю, что актёр Вячеслав Тихонов жив, здоров, прекрасно себя чувствует и передаёт всем любителям кино горячий и пламенный привет.

Хоят доля истины в словах Басова была. Тихонова так измучила роль Андрея Болконского, что тот реально хотел уйти из кино. Однако друга спас режиссер Станислав Ростоцкий. Он предложил Вячеславу главную роль в картине «Доживем до понедельника», и эта работа помогла обрести веру в свои силы, ещё раз подтвердив истину, что нельзя придаваться унынью.

— Я, конечно, дико извиняюсь, а откуда у вас такие познания о будущем? — недоверчиво захихикал корреспондент, пропустив слова Басова мимо ушей.

— А я как граф Калиостро вечерами всматриваюсь в хрустальный шар, — соврал я, скорчив серьёзное лицо. — Поэтому пишите смело, но без указания конкретики. Пишите, что в узких кругах киношного сообщества многие сходятся на таком-то мнении и так далее.

— Тогда, может быть, ты нам споёшь какую-нибудь песню из будущего? — неожиданно игриво ткнула меня в правый бок Анастасия Вертинская.

— И правда, сыграйте ещё что-нибудь! — хором затараторили девушки из бухгалтерии.

— Вообще-то нам уже пора, а то в Комарово будут волноваться, — проворчал я, ругая себя последними словами за то, что так жестоко подшутил над Басовым, который сейчас стремительно пьянеет, за то, что ляпнул про хрустальный шар и за то, что согласился на эту поездку.

— А если я тебя поцелую? — по актёрски шутливо и наигранно произнесла Марианна Вертинская, которая сидела с левой стороны.

— Спой, светик, не стыдись, — пьяно хохотнул Владимир Басов, припомнив басню «Ворона и лисица».

— Только спокойствие! — крикнул я. — Пою песню из прекрасного далёко и в путь! А вам, Владимир Павлович, уже хватит.

Я кивнул киномеханику, чтобы тот протянул мне гитару, и улыбнулся про себя, потому что нашёл того, кто потащит товарища Басова в автобус. Ибо нечего было спаивать эмоционально неустойчивую творческую единицу.

«Что же мне изобразить-то? — подумал я, проведя по струнам, чтоб проверить настройку. — Если рассуждать логично, то рано или поздно, мне всё равно придётся ещё что-нибудь присвоить. Дядя Йося на двух миньонах не успокоиться. Да и Нонне требуется репертуар на будущее. Она, кстати, уже заявила, что „Иглу“, которую я спёр у „Пикника“, забирает себе. Значит, песня нужна без привязки к мужскому или женскому вокалу, желательно красивая, мелодичная и без политического подтекста. Однако не при перестройке живу. Поэтому извините меня товарищи Александр Зацепин и Леонид Дербенёв. Простите меня, нечаянного гостя из будущего, ведь здесь и сейчас надо как-то устраиваться и обживаться. Ведь есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь».

— Кхе-кхе, — сказал я и заиграл одну из лучших песенных композиций 70-х годов:

Призрачно все в этом мире бушующем.

Есть только миг — за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим.

Именно он называется жизнь…

— Феллини! — крикнул кто-то мне в ухо и потряс за плечо, а затем голосом Марианны Вертинской заявил, что я срочно должен проснуться.

Я с трудом разлепил тяжёлые веки, помотал головой, пытаясь побыстрее взбодриться, так как в прямом смысле слова сегодня умотался, и увидел большие и взволнованные глаза Марианны. Автобус, который должен был доставить нашу творческую бригаду из Выборга в Комарово, в этот момент почему-то не ехал, а стоял на обочине дороги, где уже сгущались сумерки, и виднелся тёмный и немного пугающий сосновый бор.

— Настя пропала, — с тревогой в голосе прошептала старшая из сестёр Вертинских.