Выбор воды - Гала Узрютова

чтобы никто не видел. Все будут заняты рекордом, никто не заметит.

Я рассовала кости по карманам куртки. Половину – в правый, половину – в левый. Чтобы быстро достать и закопать. Карманы раздобрели от добычи. Кости вываливались. Я убрала их обратно в рюкзак и решила закопать только рыбьи головы, а с остальными разобраться в другой раз.

Надо было встать подальше от Густавса, но он прилип ко мне. Когда у него кончилась бутылка воды, я предложила ему свою. Скоро он захочет в туалет – и я, наконец, завершу ритуал. Густавс пил воду и улыбался. Дело шло к началу акции, а его мочевой пузырь и не думал сдаваться. Он даже попросил у волонтёров ещё одну бутылку воды.

– Мы должны побить предыдущий рекорд, – говорили со сцены. – В 2014 году в парке Бруквейл, в Бирмингеме в Великобритании, 850 человек посадили 4250 луковиц цветов. Начинаем с минуты на минуту, будьте готовы!

Нас уже повели к местам высадки цветов, откуда уходить было нельзя. Перед каждым участником стоял горшок с подснежниками. Цветы нужно было посадить сразу, как дадут команду.

– Я в туалет хочу, – шепнул Густавс.

– Рекорд рекордом, но терпеть вредно.

– Когда холодно, я всегда хочу сикать!

– Сикать? Да ты ссать хочешь, посмотри на себя! Тебе что важнее – мочевой пузырь или мировой рекорд?

Густавс ринулся к торговому центру, но волонтёр попросила его остаться: скоро объявят старт акции. Я уговаривала волонтёра отпустить его, сказала, что справлюсь с двумя посадками сама. Но количество участников рекорда нельзя было менять.

Переминаясь с ноги на ногу, Густавс прятал руки в карманы, а лицо – в шарф. Когда объявили старт, всё прошло моментально. Я не соображала, что делала, просто повторяла за всеми. Голова щуки выпала из кармана куртки. Густавс справа и пенсионерка слева с удивлением на меня посмотрели. Я вернула голову в карман и ринулась сажать подснежник. С костями ничего не вышло: времени было слишком мало.

– Что это за рыбья голова? – спросил Густавс, когда акция завершилась.

– Валялась тут. Решила пока в карман убрать, чтобы рекорду не помешала. Какой-то идиот с пивом сожрал и до бака не донёс. Потом выброшу.

Судья «Guinness World Records» специально прибыл в Вентспилс, чтобы зафиксировать рекорд. Наконец, со сцены объявили:

– Поздравляем участников! За 6 минут 28 целых и 44 сотых секунды 1293 участника посадили 7756 кустов луковичных[50]!

Рекорд в Вентспилсе был установлен, а мой – нет. Я застегнула карманы с рыбьими головами и присоединилась к общей фотографии участников. Густавс ринулся в торговый центр. Пахло жареными сосисками. Я взяла пива «Bauskas Alus» и наблюдала за камерой, снимающей действо сверху. Оттуда не видно, что у меня в карманах. Вылетев из торгового центра, Густавс вытирал руки о пальто, сияя, как на красной дорожке.

Опрос занял ещё три недели, но не дал особой конкретики. Мы смогли выявить несколько частных случаев личной симпатии к коровам у местных жителей, но их нельзя было назвать тенденциями. Симпатия эта, впрочем, могла выражаться и в воскресных луковых клопсах[51], на которые съезжалась вся родня.

…К Вентспилсу быстро привыкаешь, запоминая расписание работы рынка или маршруты местных автобусов. На берегу Балтики песок мгновенно заметает следы, словно никого здесь никогда и не было. Как и того камня, на котором я в очередной раз оставила телефон.

Кроме меня, на берегу стоял только кайтсёрфер, экипировавшийся для прогулки по волнам. Разобранная на куски огромная рыба, он собирал себя по частям, составляя целую фигуру, что способна жить в воде. Ещё немного – и он двинулся по морю с такой уверенностью, с которой даже по песку идти сложно.

– Представляешь, в этом году они меня даже не позвали! – позвонила мама.

– Кто?

– Караванщики.

– Так ещё рано, до сентября далеко.

– Мне сказали, Любка уже всем позвонила. А мне никто не звонил.

– Ты столько лет отказываешься, вот и не зовут больше.

– Из вежливости можно было хотя бы пригласить?

– Ты им все уши прожужжала, что тебе не на чем ехать.

– Не на чем. Но это первый раз, когда они не позвали. Раньше всегда приглашали.

– Так и не нашла ключ от гаража?

– Не знаю, где он.

– Мам, машина заржавеет.

– Откуда мне знать, куда твой отец спрятал ключ?

– А ты искала?

– Это всё Любка. Это всё она. Наверняка Егор проболтался ей, как я говорила, что её фургон псиной воняет.

От вентспилсского ливня спас дождевик. Гигантский красный пластиковый цветок, катящийся вдоль моря. В правом кармане нащупала щучью голову.

Озеро Бохинь

Словения, сентябрь 2018

Когда идёшь вдоль озера, о воде не думаешь. Думаешь о её движении. Всё, что нужно знать о воде, – откуда она идёт и куда уходит.

Там, где я родилась, центр города стоит между Императорским и Президентским мостами. В народе – между Старым и Новым.

Там, где я родилась, две большие реки – Волга и Свияга – текут рядом и параллельно, но в противоположных направлениях. Волга – на юг, Свияга – на север.

Берег – линия, которую проложила вода. Но если нельзя идти в противоположные стороны одновременно, остаётся только стоять на месте. Стоит только сделать шаг на мост, река внизу движется – жидкий эскалатор, встать на который не получится. Самый длинный в мире, он бежит без тебя, унося вымокшую серую школу, послеобеденный свет, уезжающий на пропущенном поезде, заплесневелый хлеб, выцветшую одежду, обшарпанную мебель съёмных квартир, автомобильные номера твоего города. Они держатся на поверхности – опытные пловцы, которым вода никогда не попадает в уши. Повинуясь движению реки, как вдох повинуется выдоху, они качаются – спасательные круги. Чайки с криком набрасываются на свежую добычу, заклёвывая её до неузнаваемости.

Все идущие по мосту поют одну и ту же песню. Слов не разобрать, кроме двух – повторяющихся:

вчера и завтра…

вчера и завтра…

Такие песни поют в темноте. Всё брошенное в реку застревает в канализационной решётке, а вода бросается в океан. Канализация – главная сокровищница города. Обернувшись, не видишь моста – только эскалатор, бегущий в обратную сторону.

Так почему тебе нельзя останавливаться?

Кира, почему ты не отвечаешь?

Эверетт пишет так, как будто стоит сзади. Но за спиной – снова никого.

Бохинь остаётся на месте, а я иду вокруг него. Есть километр общепринятый, а есть – личный. Он то увеличивается, то сокращается. У озера мой личный километр явно удлинился.