Выбор воды - Гала Узрютова

трётся об одежду. В этом городе нарушить тишину имеют право только чайки, утверждающие: мы здесь, мы самые громкие, никого громче в городе быть не может.

Кончался апрельский день, который заканчиваться не хотел. Разноцветные коровы из пластика, стекла, камня, дерева, оставшиеся в Вентспилсе после коровьих парадов, бродили по городу. В холодную погоду на них натыкаешься чаще, чем на местных жителей. Улицы люднеют, когда к местным приезжают дети или в городе устраивают праздник.

В этой пустоте ощущаешь себя главным действующим лицом происходящего. Пусть даже ничего и не происходит. Это своего рода искусство – ничему не происходить. Как если бы кто-то стоял у собирающегося произойти и предотвращал всё происходящее.

Одна корова смотрит на себя в зеркало, вторая катается на качелях, третья патрулирует город в полицейской форме, другая прогуливается по набережной, четвёртая встречает корабли у моря, пятая готова отправиться в путь, надев костюм чемодана. Ещё одна – смотрит футбол по телевизору вместе с хозяином. Их так много, что в Вентспилсе даже выпустили карту с местоположением коров, а в местных новостях сообщали, если та или иная корова теперь «паслась» в другом месте.

«Человеческое право оценить свою красоту передаётся и корове, наделяя её чувством самосознания и уверенности в себе, своём значении и значимости в контексте элементов всего мира», – говорилось на карте в описании коровы с розовыми копытами и алыми губами, смотрящей в зеркало.

«Корова болельщиков Вентспилсского футбольного клуба. Единственное, что скрашивает серое однообразие жизни болельщиков, – это выступление вентспилсских футболистов на игровом поле», – ещё одна утешающая надпись на карте[49].

Головной офис поручил нам с Густавсом провести опрос местных жителей и выяснить, изменилось ли их отношение к коровам после установки этих фигур. Стали ли они есть говядину меньше: ведь коровы эти теперь могут восприниматься как дальние родственники, которых встречаешь в городе во время долгой прогулки. С ними фотографируются, их обнимают, им придумывают прозвища.

Мне вся эта затея с опросом казалась бредом: не думаю, что парад коров может заставить отказаться от мяса. Но головной офис хорошо платит за срочные задания. К тому же в Вентспилсе должны были поставить новый мировой рекорд по одновременному высаживанию подснежников. Если нужно особенное место для ритуала с костями, пусть это будет луг, на котором развернётся рекорд Гиннесса. В этот раз я решила попробовать не отпускать кости в воду, а закопать их вместе с корнями цветов. Если их не берёт вода – может, земля примет?

В апартаментах было слышно бой часов, доносившийся с Рыночной площади, а из окна – видно тропу, по которой дети шли в музыкальную школу. Инструменты ещё в чехлах, но мелодия уже накрапывает.

После обеда солнце позвало на берег. Пока Густавс, гостивший у матери в Риге, не приехал в Вентспилс, я отправилась к морю.

В незнакомом городе главное – понять, как место расположено относительно воды. Без большой воды пространство сужается до маленькой земли, откуда выхода нет, – и появляется клаустрофобия. Обычно я искала воду по-животному, опираясь на звуки и запахи, – но в тот день, чтобы не плутать, решила спросить у старух, сидевших на лавках под городскими часами на Ратушной площади, как быстрее пройти к морю. Пенсионерки наперебой на русском языке предлагали мне разные дороги, рассуждая, какая из них интереснее.

– Если сначала пойдёт вдоль реки, а потом – к морю, корабли красивые посмотрит! – говорила одна, придерживая ногами несколько чемоданов.

– Зачем ей корабли? Она же с Волги! Что она там не видела? Там судоходство какое! Я плавала от Москвы до Астрахани, там знаешь, сколько теплоходов.

– Спуститься можно прямо от площади. Там ещё корова в виде нефтепровода. Чёрная, разорванная, а посередине – вентиль.

– А я знакомого жду, Яниса. Довезёт до железнодорожного вокзала в Риге. Автобусом отсюда неудобно с чемоданами.

– Как вы одна столько чемоданов везёте?

– Янис донесёт их до вагона. За десять евро, мы уже договорились.

– Далеко едете?

– В Москву, а оттуда в Краснодар. Везу семь чемоданов. Детям подруги, они только начинают жить, у них ещё ничего нет. Собрала всё самое дорогое: сервизы, постельное бельё, игрушки. Им отдам. Зачем оно мне? Дети родные забыли, внуки тоже. Один только внук звонит, но он в Германии живёт. Когда мне восемьдесят исполнилось – не позвонили, скоро восемьдесят пять – не знаю, позвонят ли. Муж умер, я одна. Он математиком был. Говорил: не держи на детей зла, мы перед ними в долгу – они дарили нам радость, когда были младенцами.

– Ваш муж был мудрым человеком.

– Трудно без него. Да ещё заставили второе место выкупать для багажа. Восемьдесят пять евро пришлось заплатить. Говорю, вы мне квитанцию вторую выпишите на багаж, а они мне: плати.

Набережная Венты пуста людьми, но вода полна грузовых кранов, сухогрузов и вагонов с углём. Вентспилсские чайки, летевшие в сторону моря, показали дорогу.

Запах Балтийского моря, смешанный с запахом угля, горы которого лежали в местном порту, – парфюм Вентспилса. В местные урны в виде пароходных труб не хочется бросать мусор, хочется выкинуть туда крик – и услышать ответ.

Намоленный солью берег с дюнами из белого песка напоминал волжский – в такую же весну, когда вода ещё далеко от яра. Дюны слежались в верблюжьи горбы, покрытые редкой травой. Кожа песка покрылась мурашками – мелкими камнями, которые ветер собирал в узоры. Весь берег принадлежал мне и маяку в зелёной шапке, у которого по-тюленьи грелись велосипеды рыбаков.

– Опять камбала, – послышалось из-за волнореза.

Рыбак стоял с удочкой неподвижно, чтобы не продырявить тишину. Через несколько минут велосипедист с аппетитом сожрал это безмолвие.

Лицо покраснело от ветра, я вернулась в апартаменты, куда уже приехал Густавс. Мы собирались поужинать, но он не мог выйти из номера, пока не разберёт большой чемодан и не проверит пожарные датчики, телевизор и фен на предмет жучков и камер. Лишь спустя час мы уселись в ресторане неподалёку.

– Меня Дима зовут. Я из Беларуси, – сказал мужчина за столом справа, когда услышал, что мы говорим по-русски. – На работу?

– В командировке.

– Какого хрена сюда приехал, до сих пор не пойму. Платят всего триста шестьдесят евро. Домой нечего отправить. Ещё и за жильё платить. Хотя с жильём повезло. Предложили квартиру под ремонт. Восемьдесят евро в месяц. Я пол сделал, обои, сантехнику отремонтировал. Нормально. Но холодно. А в этом кафе крутят одни и те же песни каждый день. Знаете, какая следующая? Джо Дассен.

Дима предложил как-нибудь выпить вместе и ушёл. По залу разнесся Джо Дассен,