Цикличность - Виктор Новоселов

у вас все серьезно с той девицей. Она вовсю готовилась к свадьбе. Здесь не принято поступать так, как поступил ты. Да и после… смерти Веллеса…

– Мне не нравятся твои игры, Исан. – Я сказал это без злобы, скорее с усталостью в голосе. Я устал от всего. Устал тосковать по учителю. Устал терпеть присутствие этого скользкого Исана. Устал думать, что же меня ждет дальше. Но я почему-то был уверен, что оставаться в Митарре не стоило. Митарр – это покой. А покой вреден. Он благодатная почва для хандры.

Исан неопределенно пожал плечами. Если его и задели мои слова, он этого никак не показал.

Моя лошадь поскользнулась на пологом спуске, но я смог сохранить над ней контроль.

– Если не лукавить, ты ненавидишь меня из-за того что я «красный»?

– Разумеется, дело именно в этом. – Исан рассмеялся от души и погладил свою обритую наголо голову. На моей памяти такое случалось впервые.

– Так в чем же тогда дело?

– Твоя проблема в том, что ты начал учебу слишком поздно. Меня привезли в Столицу, когда мне не было и четырех лет. На востоке эпидемия забрала всех кого я когда-либо знал, именно там, на гигантском кладбище меня и отыскали «белые». Мое детство в миру – это несколько обрывочных воспоминаний, не более. Годы учебы вывели меня из под контроля эмоций. Совесть, утрата, радость, праздность, любовь – это удел обычных людей. Их боль и их услада. «Белые» правят этой страной, а там, где есть власть, нет места эмоциям. Понимаешь?

– Я до десяти лет выживал в Терриале. Помню свою семью, помню свой дом. Правда, я тоже всех потерял. Ну, почти. Мою сестру Веллес одарил деньгами и пристроил на работу. Надеюсь, что она жива.

– Ты рассказываешь мне эту историю при любом удобном случае. – Исан снисходительно улыбнулся. – При этом, когда ты вспоминаешь сестру, то я слышу тревогу в твоем голосе. А ведь прошло уже целых десять лет. И это не может не влиять на тебя, на твои решения. Слишком много в тебе тех качеств, которыми чудотворец не должен обладать. Это и вызывает у меня желание поскорее избавиться от тебя, пока ты что-то не выкинул. Надеюсь, я понятно изложил.

Минутка откровений от Исана. Что ж, может и мне пора сказать ему все, что я думаю.

– А я думал что ты ненавидишь меня из-за того что чудеса отнимают у тебя жизнь, а у меня нет.

Исан снова рассмеялся, на этот раз усы его встали дыбом. Пускай позлорадствует, мы не обязаны друг друга любить. Я ведь знаю, что его гложет зависть, не более.

– Знаешь, ты слишком любишь все упрощать! – неожиданно сказал он. – Может тебе стоит вернуться на запад, проведать сестру? Ведь ты ни разу ее не навещал. Для Ордена ты мертв, они не хватятся. Я могу похлопотать за тебя, найдем тебе службу на западе. Придется, правда, бок о бок служить с теми, кто уничтожил Терриал. Но иначе там не выжить.

Я остановил лошадь. Исан даже не обернулся, просто продолжил медленно скакать вперед. Ярость клокотала во мне. Я смотрел на его лысый затылок и боролся с желанием бросить в него что-то тяжелое.

Вдруг лошадь Исана остановилась, он сказал не обернувшись:

– Вот именно поэтому я и не хотел брать тебя с собой. Сейчас гнев затмил твой разум. Оправданный компромисс, в борьбе, уступил место бессмысленной жажде мести за тех, кого уже не вернешь.

Он покачал головой и пустил лошадь вперед.

Все это – пустая бравада. Исан просто хочет поскорее от меня избавиться. Ради этого он готов заговаривать мне зубы на все лады. Ведь это он подсунул мне дочь купца, овеянную чудесами. Поди, думал, что я не догадаюсь.

Там, в Митарре, я вовремя спохватился и понял, что в нашей любовной связи с Иррес замешаны чудеса. Понять это мне «помогла» та пустота, что пришла в момент смерти Веллеса. В том забытье я распознал некую фальшь в поведении девушки. Пришлось использовать старое медное кольцо, на которое когда-то клирики наложили лечебное чудо. И я, в свою очередь, воспользовался той же практикой, что и скользкий Исан. Но уже для того чтобы стимулировать чувства девушки к Строккуру. Благо стражник часто попадался мне на глаза: то выспрашивал табак, то, в простоте душевной, просто приходил поддержать своей болтовней. Правда, я не рассчитал свои силы, девушка получила серьезное повреждение мозга и немного потеряла в координации. Чего влюбленный по уши Строккур, к счастью, не заметил.

И тут, вдруг, во мне проснулась неожиданная жажда откровений и справедливости.

– Исан! – я нагнал лошадь «белого», идущую в голове колонны. – Можешь раз и навсегда сказать мне, почему ты хотел избавиться от меня? И больше не будем поднимать эту тему. Никогда. Сделаем это дело и разойдемся, обещаю.

– Я же уже объяснил, дубина ты неотесанная. – Он ударил себя ладонью по лбу.

– Нет, давай теперь честно. Без чудес и морализаторства.

Исан устало вздохнул и, наконец, соизволил посмотреть мне в глаза.

– А зачем ты мне? – при этой фразе он ехидно улыбнулся.

– Ну…

– Вот и ответ. – «Белый» довольно кивнул головой и обратился к солдату, едущему рядом. Чем серьезно того напугал.

Я чувствовал, как мои уши становятся красными. Но, отнюдь не от мороза. В горле застряла детская обида. Глупая и беспочвенная. Такую чувствуешь тогда, когда старший брат силой отбирает у тебя острый серп, с которым ты задумал поиграть. Он кричит на тебя, что есть мочи. А ты понимаешь, что на самом деле он прав, но все равно обидно. Совсем недавно я разменял третий десяток, но все равно страдал от подобных чувств. Господин говорил, что со временем они перестанут одолевать меня, но Веллеса уж нет в живых, а я все еще глупый ребенок. Ребенок, требующий к себе внимания.

Шло время. Долгие дни мы провели в пути. Я больше не обращался к Исану, а тот и не искал моего общества. Глупая обида прошла, осталась лишь только пустота утраты и стыд за собственное ребячество. Наш отряд спускался с хребтов Сиала в северные долины. Ветер, что так сильно досаждал на перевале и в Митарре понемногу затихал. Склоны становились более пологими. Все чаще встречались подлески и замерзшие озера. Может это связанно со мной, но мне кажется, будто мир здесь утратил краски. Будто все яркое и сочное осталось южнее перевала. Светло-серое небо над белыми равнинами и холмами. Дни настолько короткие, что солнцу словно было лень светить нам слишком долго. Даже хвойный лес так плотно укутан снегом, что кажется абсолютно белым.

Несмотря на постоянные сумерки, глазам было больно смотреть вдаль. К тому же эта самая «даль» всего лишь продолжение