Цикличность - Виктор Новоселов

огромного белого полотна. Север за перевалом – место, в котором ты словно рассыпаешься на сотни мелких частиц. Здесь мир настолько скуден и пуст, что ты растворяешься в нем, и перестаешь существовать, как отдельный от белого ничто организм.

Тяжелая дорога заставляла всех молчать, только иногда всхрапывали лошади. Да люди изредка поминали лихом северную погоду, растирая замерзшие руки. Под такой аккомпанемент одинаковые дни сливались в недели, а серые недели собирались в месяцы. Я помнил только бесконечную череду обветшалых постоялых дворов и необъятную белую даль, от которой слезятся глаза.

Так продолжалось до тех пор, пока у очередного постоялого двора я не угодил в «переделку». В тот день я, как всегда, просто вышел на улицу собираясь проверить свою лошадь. Я шел, уставившись себе под ноги, так отблески на снегу не так сильно слепили глаза.

Вдруг меня что-то ударило по голове. Я с удивлением оглянулся по сторонам. И заметил человека из нашего отряда – один из тех ребят, что был нанят в Митарре. Он стоял руки по швам и с ужасом смотрел на меня. Позади него стояли и другие наши ребята, они робко пятились и что-то держали в руках. И тут до меня очень медленно дошло, что в меня по ошибке попали «снежком». Я посмотрел на «провинившегося» и заметил вдруг небольшую поляну позади него. С ней что-то было не так, она выделялась на фоне окружающего пейзажа. Грязное пятно на удивительно равномерном белом покрове. Земля, наконец, вскрылась, а значит, скоро придет весна.

Неожиданно я ощутил какое-то тепло внутри и вместе с тем неожиданный прилив сил. Какая-то материя, словно заново наполнила мою оболочку, что опустела за долгую зиму. Я сделал суровое лицо и медленно направился к солдату. Тот не шевелился, и, кажется, напустил в штаны. Вдруг я резко нагнулся, подхватил ком снега у себя под ногами и запустил большой снежок прямо ему в лицо. От неожиданности солдат поскользнулся и повалился навзничь. Все быстро смекнули, к чему все идет, и битва началась с новой силой.

Наверно, это не делает мне чести и вредит моему статусу. Но я, с огромным удовольствием, словно ребенок, играл в «снежки» с нашим боевым отрядом. Исан вышел было на порог, но увидел эту битву и поспешил укрыться в помещении. Ему хватило тактичности дать людям выпустить пар и порезвиться, но сам он участвовать в таком точно не стал бы.

С этого момента я начал замечать изменения в окружающем мире. Горизонт больше не терялся в белой пелене. Дни стали длиннее. А одним морозным вечером мы даже видели красивый закат. Весной часто бывают такие вечера, когда неожиданно прихватывает слабый мороз и очищается небо. Так зима прощается с нами, это ее финальный аккорд.

Однажды мы ночевали в старой военной заставе, расположенной на вершине высокого плато. Солнце в тот день быстро скрылось за северными хребтами и уступило место необыкновенно холодной ночи. И все наши люди высыпали из казармы на улицу – полюбоваться сиянием, явлением которое можно видеть лишь здесь, в северных долинах. Нет, это не сентиментальный порыв. Все они были солдатами, и романтика была им так же близка, как семейная жизнь чудотворцу. Просто первый погожий день за долгое время стал для людей, измученных дорогой, самым настоящим праздником. Даже Исан с командиром заставы присоединились к людям, дабы полюбоваться небесным явлением.

Я стоял и смотрел на темнеющее синее небо, что раскрашивали переливающиеся полосы зеленого света. Краем глаза я увидел на западе короткий росчерк в небе. На западе принято загадывать желания в этот момент. Я вспомнил свою сестренку и пожелал ей счастья. И тут я вдруг ясным умом осознал, что зря поперся на север за Исаном. Он прав – это уже не моя битва. Вся эта глупая возня и их грязные интриги меня уже не касаются. Это не мое дело. Мое дело в том, что я должен вернуться в Терриал и разыскать сестру. Вот то, чего я хочу. Моя собственная миссия. Дойдем до большого города, и там я попрощаюсь с этим усатым чудилой.

Ближайшим крупным городом был Харрес. Город-склад, как его называли солдаты из Митарра. Все дороги севера идут через Харрес. Там я смогу какое-то время передохнуть, пополнить запасы и отправлюсь в Митарр с каким-нибудь попутным караваном. К этому времени дорога через перевал подсохнет, и я без труда спущусь с гор.

И что же получается? Неделя пути и мы расстанемся. Исан обрадуется. Ребята из отряда расстроятся. Но все пойдет своим чередом. Так, как должно.

Следующим утром мы тронулись в путь. И к обеду спустились с плато в небольшую долину со всех сторон окруженную лесами и невысокими холмами. Места здесь были куда более людными. Но крупные поселения расположены севернее, за Харресом, где местность ровнее и климат чуть мягче. Харрес – своеобразные ворота на границе северных долин. К югу от него только Митарр и маленькие деревни. А севернее целая россыпь городов. Есть даже старая дорога к Утейла, что стоит подле Металлической долины. Хотя это большой крюк по плохо проходимым местам. Эта дорога утратила свое значение вместе с утратой суверенитета севером, сейчас по ней практически не ходят.

Так или иначе, даже здесь, между Харресом и Митарром, людское присутствие уже ощущалось на каждом шагу. Вчера мы впервые с тех пор, как начали восхождение на горы, встретили полноценный караван. Разношерстная колонна тихонько шла нам навстречу. Путники везли в Митарр соленья и прочие съестные заготовки. Они рассчитывали хорошо их продать. На торжество в городе обычно уничтожают все долговременные запасы, а потом, в начале весны, вынуждены экономить. Этим и стараются воспользоваться самые первые караваны, идущие на юг.

После встречи с караваном отряд продолжил свой путь по дороге через долину. Ветер практически стих, и солдаты разглядели вдалеке от дороги тонкие струйки белого дыма. Люди в маленькой деревне, стоявшей в некотором отдалении от дороги, продолжали свою размеренную жизнь.

Со стороны деревни по всей долине разнесся лай своры собак. Верно, кто-то выбрался на прогулку. И теперь вся округа слышит радостный лай, наконец, выпущенных порезвиться собак. Однако мне это почему-то напомнило ту ночь, когда высох учитель. Трудно описать то безумие, что творилось в Митарре словами. И, видимо, теперь лай собак для меня всегда будет ассоциироваться с тем сумасшествием.

– Что ты почувствовал? – спросил я неожиданно у Исана. Напомню, после той беседы на хребте мы не общались.

– Когда? – удивился чудотворец.

– Когда умер учитель.

– Я чуть сума не сошел. Я же пришел с ним поговорить, только преступил порог и тут случилось…

– А что ты при этом видел?

– Не