Ниневия - Андрей Евгеньевич Корбут

теперь оправдаться? Кроме того, он знал о тайной связи принцессы и Нимрода, а еще — о ее вспыльчивом нраве и неслыханной жестокости.

«Это конец, — думал он, следуя за телохранителем принцессы. — Господин впал в бешенство, став свидетелем моего позора, а принцесса, наверное, решила развлечься и потребовала от своего возлюбленного бросить меня на съедение свиньям».

Но когда Трактис не увидел рядом с принцессой Нимрода, то испугался еще больше, ведь только он и мог защитить своего слугу от внучки царя. К тому же этот конюший никогда не был так близко к царственной особе. Слуга упал на колени, покорно склонил голову до самой земли.

— Скажи мне, когда и где ты видел в последний раз своего господина? — ласково обратилась к нему Хава.

Трактис знал, что Нимрод с утра не появлялся в конюшне. Но коли царского конюшего нет на ипподроме до сих пор — значит, случилась беда. И теперь надо было решить, что лучше: сказать правду и, скорей всего, быть наказанным за своеволие, или солгать и вместе с принцессой отправиться на поиски. Если он поможет найти Нимрода, то никто не вспомнит о столь мелком проступке, если же того нет в живых — никто не узнает, что это была ложь.

— Ночью во дворце. Он дал мне разрешение на участие в скачках…

— Знаешь, где может быть твой господин или того, кто посвящен в его тайны?

Трактис задумался, так как вспомнил о Торе — неприметном писце, с которым когда-то сам познакомил своего господина, а еще о том, что вместе они проделывали какие-то темные делишки, но называть это имя не стал из опасений, что награда достанется другому.

— Несколько раз мой господин навещал человека на улице Бродячих псов.

В это время стража остановила слугу, попытавшегося проникнуть внутрь круга, где учинила допрос принцесса. Хава заметила это и подала знак пропустить посланника. Набу-дини-эпиша сообщал через него, что Бальтазар арестовал злоумышленника, возможно, связанного с исчезновением Нимрода.

— Пойдешь со мной, — приказала Хава Трактису.

Дрек попался случайно. В последний момент, когда ось колесницы Аракела была испорчена, а следы успешно сокрыты, что-то спугнуло одну из лошадей: она ударила его копытом, и он потерял сознание. Там Дрека и нашла стража. Его отнесли в ближайшую конюшню, принадлежавшую Табшар-Ашшуру, и подвесили за руки к поперечной балке.

Появившись, Бальтазар недовольно оглядел свежую не обмытую от крови рану на голове, спросил, откуда она взялась, еще раз обошел вокруг пленника, пытаясь составить о нем представление, и наконец сказал:

— Кто ты, и что делал около лошадей?

Дрожащий от страха Дрек ответил едва не плача:

— Я никто. Я бедный горожанин, которому немного не повезло, когда он попытался подкрасться поближе к лошадям, чтобы знать наверняка, на какую колесницу сегодня ставить.

Бальтазар посмотрел на своих соглядатаев:

— Что при нем нашли?

— Немного серебра, старый ржавый нож… да и все… — ответил тот, что был посмелее.

— И что скажешь, кто сегодня выиграет? — прищурившись, спросил Бальтазар.

Пленник, шмыгая носом, несмело улыбнулся, как бы ища сочувствие:

— Аракел.

— И ты хочешь сказать, что имея на руках горсть серебра, ты рисковал жизнью, чтобы узнать то, что и так всем известно? Дайте-ка ему двадцать плетей, а если он хоть раз закричит и посмеет испортить праздник нашему царю, вырвите ему язык…

— Нет! Нет! Не надо плетей, я и так все скажу! — запричитал Дрек. — Там, на трибуне, сидит Тор… Писец Тор… Это он должен был ставить деньги, не я. Это по его просьбе я должен был выяснить, каких лошадей запрягает Аракел, а каких Нимрод. Он был уверен, что Нимрод сегодня победит, а я советовал ему ставить на Аракела…

Все это очень похоже на правду, подумал Бальтазар, всматриваясь в раскисшее лицо незадачливого лазутчика какого-то Тора. Кто-кто, а это слизняк точно не имеет никакого отношения к исчезновению Нимрода, остальное же сейчас мало интересно.

И начальник стражи, несомненно, отпустил бы Дрека, может быть, все-таки дав ему на прощание пятьдесят плетей, если бы в этот момент в конюшне не появилась принцесса Хава.

— Бальтазар, где пленник, которого схватили твои люди?

— Моя госпожа, — поклонился стражник, — это всего лишь простой горожанин, что пытался не прогадать со ставкой для своего более богатого покровителя.

Хава рассеянно улыбнулась и еще больше побледнела — неужели снова тупик?! Она пошла прямо на Бальтазара, заставив его отойти в сторону, и остановилась в двух шагах от Дрека. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы осмотреть пленника. При виде принцессы он закивал, изображая одновременно и почтение, и смирение, и ужас, даже заплакал. Она же сказала:

— Подведите мне Трактиса.

Слуга Нимрода тотчас встал позади царственной особы и угодливо доложился:

— Моя госпожа…

— Знаешь его?

— Нет, — не задумываясь, ответил Трактис. Он и правда не знал его.

— Скажи мне, где ты живешь, — обратилась принцесса к Дреку.

— На улице Бродячих псов, моя госпожа…

Хава вздрогнула, так заметно, так явно, что это заметили и Дрек, и Бальтазар, внимательно следивший за этой сценой.

— А кто тот человек, ради которого ты старался? Его имя? — снова улыбнулась Хава.

— Тор, писец Тор…

— Знаешь ли ты писца по имени Тор? — спросила она у Трактиса.

И тут слуга Нимрода испугался, изменился в лице и с некоторой заминкой сказал «нет».

Вот только сзади к нему успел подойти Бальтазар и сказал уже по-другому:

— Тор! Где ты слышал это имя?!

— Да, наверное, я действительно его слышал, но я не уверен… Кажется, какой-то Тор вел иногда дела с Нимродом.

— Моя госпожа разрешит мне взять дознание в свои руки? — спросил сановник.

В просторной конюшне Табшар-Ашшура к этому времени стало чересчур шумно и тесно. Помимо главных действующих лиц здесь были пять телохранителей принцессы, десяток стражников и четверо соглядатаев Бальтазара, а сзади постепенно собирались зеваки: слуги, конюшие, даже рабы.

— Распоряжайся, Бальтазар, — согласилась Хава.

Первое, что приказал начальник внутренней стражи Ниневии, — выгнать из конюшни всех, кто ему мешал. Второе — подвесить рядом с Дреком Трактиса.

С него Бальтазар и начал свой допрос:

— Когда и где ты в последний раз видел своего господина?

— Во дворце. Накануне вечером, поздно вечером, — повторил Трактис. — Когда получил у него разрешение на участие в скачках.

У Дрека к этому времени высохли