Ниневия - Андрей Евгеньевич Корбут

вымолвить слово, когда я пытался ее успокоить, пока, наконец выплакавшись, Дияла не затихла сама — даже впору было усомниться, жива ли она.

Все это время повозка медленно катилась по дороге, между стройными рядами виноградников и цветущими садами — мулы не раз проделывали этот путь, и сейчас были предоставлены сами себе. Однако в какой-то момент они остановились.

Мне пришлось соскочить с повозки, чтобы разобраться, что случилось.

На дороге лежал окровавленный труп мужчины.

— О боги! — взмолилась Дияла, приподнимаясь на своем месте. — Он мертв?

В этом не было никаких сомнений. Его убили ударом кинжала в спину. Я заглянул ему в лицо и невольно отшатнулся.

Это был хозяин двора, куда я забросил плащ.

25

Весна 685 г. до н. э.

Столица Ассирии Ниневия

Как только Табшар-Ашшур понял, что с Нимродом что-то случилось, он не на шутку встревожился.

— С чего ты решил, что это настолько серьезно? — недоверчиво спросил его отец. — Кто посмеет поднять руку на царского колесничего?

— Думаю, уже подняли. Его нигде нет. С утра не появлялся в конюшне. Его и сейчас нет на ипподроме. Люди Бальтазара рыщут по всей Ниневии. Наместник места себе не находит, он только что спрашивал у кравчего, можно ли начинать гонки на колесницах и как отнесется царь к тому, что в них не будет участвовать Нимрод.

Их ложа находилась по правую руку от царской, на один ярус ниже, только ей уступая в роскоши. Вместе с отцом и сыном — глашатаем и министром двора — сидели их жены, дети и некоторые советники.

— Как отнесется? — скривился Шульмубэл. — Чья-то голова, или две, или больше, сегодня полетят с плеч.

— А эти головы не могут оказаться нашими?

Отец не ответил. Он знал, что его эта беда вряд ли коснется, а вот сына может и не миновать, но помочь ничем не мог, а пугать лишний раз не хотел. Тот, впрочем, и сам прекрасно понимал нависшую над ним угрозу.

— Как думаешь, успел наш пропавший друг сделать то, что обещал?

— Неужели тебя это сейчас волнует? — недоуменно посмотрел на сына Шульмубэл.

— Именно это меня и волнует. Потому что если, — Табшар-Ашшур перешел на шепот, — Нимрод все обговорил со своим человеком, то это может избавить нас от неприятностей.

— И каким образом?

— Разве не Аракел больше всех заинтересован в его исчезновении?

— Но доказать это будет сложно. Да и царица не даст его в обиду.

— Если он останется жив. А если нет?

— Как же нам узнать все это наверняка?

— Пока не знаю. Ясно одно: Нимрод пропал как раз тогда, когда решал судьбу Аракела… Я найду Бальтазара, поговорю с ним, разузнаю, что ему известно. Мне только что сообщили, будто в конюшне был кто-то схвачен. И это очень некстати.

— Что делать мне? Ждать?

— Будем придерживаться первоначального плана. Найди Мар-Зайю. Он должен передать наше послание Ашшур-дур-пании.

— А если Аракел останется жив?

— Обвиним во всем Нимрода. Поторопись, отец.

— Хорошо, хорошо… Но я нигде не вижу писца…

— Найди его… Обязательно найди…

На ипподроме, между тем, награждали победителей в скачках на дромадерах.

К лучшим наездникам сошел сам наместник Ниневии, дарил дорогие подарки и обещал после пира сто верблюдов. Поздравляя погонщиков, Набу-дини-эпиша все время оглядывался на царскую ложу — не посмотрит ли Син-аххе-риб в его сторону, не вспомнит ли о своем верном слуге, не осчастливит ли приветственным жестом? Но напрасно. Царь был суров и мрачен, почти не интересовался сегодняшними состязаниями и все говорил, говорил со своими наместниками — осыпав упреками в неспособности собрать ополчение, принялся распекать из-за лености, безалаберности и расточительства…

— О владыка, чем я тебя прогневал? — опустив голову, вымаливал прощение Надин-Ахе, наместник провинции Арапха. — Разве есть моя вина в том, что Малый Заб вышел этой весной из берегов больше прежнего?

— Твоя вина в том, что ты бросил общинников на произвол судьбы, не помог им в восстановлении жилья, семенами, не дал никому отсрочки, но позаботился о своем дворце, пострадавшем от дождей, когда в сговоре с министром Саси пригнал в свою столицу десять тысяч рабов, снятых с моих рудников! Молчи! Не оскорбляй мой слух бесполезными оправданиями, жалкое животное. После возвращения домой ты избавишь общинников от платы в казну до конца года, а мне заплатишь все сполна из своих запасов.

Син-аххе-риб оглянулся на Ашшур-дур-панию, и тот с готовностью подал царю ритон с вином. Промочив горло, повелитель Ассирии задержался взглядом на наместнике Харрана. Скур-бел-дан был, наверное, единственным среди присутствовавших здесь наместников, кто смотрел на владыку без страха. Смотрел исподтишка, осторожно — и все же спокойно.

Он был самым молодым изо всех и самым дерзким.

Умелый организатор, хитрый торгаш, талантливый военачальник и бесстрашный воин, прекрасно владеющий мечом, Скур-бел-дан был рабом своих страстей. Как докладывал царю Арад-бел-ит, в поисках все новых и новых красавиц для своего господина люди наместника рыскали не только по всей провинции или Ассирии, но и далеко за пределами ойкумены.

Син-аххе-риб возвысил его в одиннадцатый год своего правления, когда боролся с Мардук-апла-иддином, низвергнутым царем Вавилона[49]. Тогда кровный враг бежал за море, и ассирийцы, у которых не было флота для переброски войск через водную преграду, остались ни с чем. Скур-бел-дан вызвался построить за пару месяцев верфи с помощью финикийских мастеров, чтобы настигнуть врага[50]: одну на Евфрате, около Тиль-Барсибе[51], дерево для которой доставляли с гор Амана и Ливана, другую — на Тигре, близ Ниневии, с лесом из Курдистана[52]. И хотя сам поход едва не обернулся для самого Син-аххе-риба погибелью, а вавилонский царь чудесным образом таки спасся, с бунтовщиками было покончено навсегда. Ассирийцы захватили Нагиту[53] и множество городов Южного Элама, вернувшись домой с богатой добычей.

Вернувшись в Ниневию, Син-аххе-риб поставил Скур-бел-дана наместником Харрана.

Всего через три месяца после этого в провинции вспыхнуло восстание. Подавлено оно было скоро и жестоко, но караваны вернулись в Харран только полгода спустя. Когда Арад-бел-ит доложил царю о ходе своего расследования, выяснив причины, послужившие толчком к бунту, Син-аххе-риб рассердился и пригрозил, что когда-нибудь он сделает Скур-бел-дана евнухом.

Совершая прогулку по городу, новый наместник позарился на десятилетнюю дочь старшины кузнецкой общины. Изнасиловал девочку прямо в родном доме, куда ворвался вместе со своими