Шиза - Егор Алексич

а через какой-то промежуток времени мне стало наплевать. И что бы как-то убить время, я изучал тех, кто глазел на меня. И что меня удивило, в некоторых взглядах я видел испуг, сочувствие и жалость. Таких, конечно, были единицы. Большинство смотрели с презрением, тыкали пальцем, кричали обидные слова. Поражали высокие армейские чины, которым вроде как следовало чинно и надменно оглядеть поверженного врага, а они как дворовые хулиганы тыкали в меня пальцем, ржали в голос и отпускали какие-то шуточки, от которых натянуто смеялась окружающая их свита. Я безучастно терпел всё это.

А еще со мной постоянно беседовал кто-то из офицеров. Для психологического давления что ли. Мне рассказывали про историю Орматии. Зачем? Но вся история со слов офицера выглядела как серия победоносных войн, операций по принуждению миру, антитеррористических операций. Я видел в глазах собеседника, в его манере рассказа полную уверенность в правоте насилия над правом. И боялся перебивать, хотя очень хотелось. Мне рассказывали, про то, какая у них сильная армия, что азарийцы даже сейчас прячутся под землю, лишь бы избежать наступления орматцев. Говорили о важности автаркии, о том, какую пользу несет изоляция страны от иного мира, сплошь пропитанного излишними свободами, а как следствие, развратом. Доказывали, что милитаризм есть самый правильный уклад общественных отношений, ибо определяет процесс и цели воспитания: по армейскому уставу всегда воспитывать легче, чем на основе сомнительных моральных ценностей, которые «еще проверять нужно». В общем, какого только пропагандистского бреда я не наслушался. Даже казалось, что я начинаю сходить с ума, и люди вокруг тоже.

Со временем я начал замечать, насколько это были разные военные части, люди в них, техника и окружающий мир. Чем дальше и дольше меня везли, тем более убого выглядели здания, тем осунуто и устало смотрелись люди, тем тише вела себя толпа при моем появлении. Складывалось такое ощущение, что жизнь в этой стране кипит ближе к центру, к столице, а может и к линии фронта. Столицу мне тоже удалось посетить, где пришлось лицезреть «золотоносных» генералов с лицами необычайной ширины. Я, кстати, был впечатлен помпезностью столичных строений, высотой домов, сочетанием архитектурной классики и вычурного новодела. Количество автомобилей и их современность говорили о высоком уровне достатка населения столицы. Хорошо, что автозак, в котором меня перевозили, был с окнами. Я словно путешествовал по Орматии, стараясь не замечать решеток на окнах, конвоя и последующие постыдные процедуры моей демонстрации. Когда бы я еще так покатался по стране врага.

А чем дальше в глубинку, тем меньше я замечал энергии в людях, словно они были высушены эмоционально и физически. Помню, как в одной военной части у моей клетки оказалась женщина с маленькой девочкой на руках. И я четко услышал, как мама сказала ребенку: «Этот дядя забрал твоего папу!». А ребенок не заплакал, не вскинулся гневно на меня, нет. Девочка просто положила головку на плечо маме и ответила: «Пойдем домой? Я так устала».. И этот жест выглядел таким взрослым, таким общим для всех, словно в этом зале стояли люди, которые давно уже устали, и им уже не важно, какой «дядя» забирает их отцов, мужей и сыновей.

Наверное, именно тогда я уверовал в свою миссию, в цель своей операции. Если среди населения есть люди, глаза которых говорят о сострадании, даже если нельзя об этом говорить вслух, то не всё потеряно. Если детская обреченность говорит о нежелании будущих поколений этой страны не то, что бы участвовать в войне, а даже мстить за своих павших, то с этими поколениями будет проще договориться об остановке бойни. Главное остановить тот механизм, тот аппарат, который эту войну продвигает, питает людскими ресурсами. И ведь питает телами, а не умами. Иначе бы за столько десятилетий настроения, которые я увидел в глубинке Орматии, выплеснулись бы наружу. Хотя, я сужу со своей точки зрения, по обычаям нашей страны, по укладу нашего общества. Что в глубине души этих людей, добровольно идущих в топку насилия, я не знаю. Да, мы тоже идем добровольно. По два-три раза служим. Кто-то всю жизнь на войне. Но мы защищали свою землю, а это многое определяет. И перенос войны на территорию Орматии это для нас не захват, не ответная оккупация. Это попытка сломать тех, кто не может остановиться.

«Турне» закончилось так же неожиданно, как и началось. Меня вернули в серую камеру с относительными удобствами. Титов не замедлил появиться в этот же день.

— Наконец-то вы вернулись. Как вам путешествие? — вместо приветствия выдал он.

Я не стал спешить с ответом. Пожалуй, Титов был неплохой кандидатурой для прощупывания темы «частного обмена». Плюс к тому — он был ученым. У меня было ощущение, что я приближаюсь к ответу на главный вопрос, который хотел выяснить в плену. И именно этот человек, военный и ученый в одном лице, может пролить свет на загадку армии Орматии. Иначе нечего тут делать ученому, который берет кровь на анализ у другого ученого, занятого в сфере обработки ДНК. И если приплюсовать сюда мои подозрения по схожести цепочек у пленных орматцев… В общем, нужно было попробовать.

— Неоднозначно. — всё же ответил я. — У вас всех пленных катают, словно экспонат музея?

— Нет, не всех. Периодически, по графику. В этот раз подошел период демонстрации, так сказать, и тут как раз попались вы.

Я не понял, шутка это была или правда. Поэтому сменил направление разговора:

— А вы знаете, оказывается, у вас тоже люди. Живые люди.

— Вот как? — удивился Титов моей реплике. — А вы что ожидали? Роботов тут увидеть?

— Ну скажем не роботов, а нечто иное. Я ожидал увидеть полностью милитаризованное, пропитанное войной общество, ненависть к врагу в каждом взгляде. Мне казалось, что все, кого я тут встречу, должны быть такими же бездушными и нацеленными на наше убийство, как и пленные орматцы. Но я ошибся. В глазах многих людей я еще увидел признаки человечности. Почему же вы такие разные? Те кто в плену, словно истуканы с единственной военной извилиной в голове. А здесь вполне нормальные люди.

— Какие грубые у вас сравнения! Это не обсуждается. — резко бросил Титов.

А потом вдруг развернулся и направился к выходу. Вот и поговорил один ученый с другим ученым.

— Вас в ближайшее время переведут в научный блок. Я, собственно, заходил вам это сообщить. — бросил он не оборачиваясь. А выходя из камеры, немного задержался в дверном проеме, всё же полуобернулся и, поймав мой взгляд, приложил указательный палец к