Тренировочный день 2 - Виталий Хонихоев

— Послушай, Волокитина, мы проигрываем «Красным Соколам» пятый раз подряд. Гордится тут нечем. — вздыхает тренер.

— Из-за такого вот отношения как у Масловой! — складывает руки на груди Волокитина: — «классная команда эти сырники», сил нет слушать. Тошно становится.

— Руководство хочет распустить команду. Это лучше, чем позориться.

— Руководство ни черта в игре не понимает. Нельзя распускать команду!

— А чего ты от меня хочешь? — снова вздыхает Валерий Сергеевич.

— Я хочу больше не проигрывать. — твердо говорит Волокитина. Валерий Сергеевич с силой трет лицо руками и закрывает глаза. Некоторое время молчит. Вздыхает.

— Что такое «голландский штурвал»? — наконец спрашивает он.

— … а? — едва слышно бормочет Волокитина и отводит глаза в сторону.

— Что такое «голландский штурвал»? — повторяет Валерий Сергеевич, сцепляя пальцы рук перед собой.

— Это когда… ну тобой управляют. Но не прямо и непосредственно, а… ну через руку… — говорит Маркова и тоже отводит глаза в сторону.

— Не понимаю. — признается тренер: — как это?

— Ну… когда берут за эту штуковину у мужчины и… ну ведут. — Маркова краснеет.

— То, что ты только что сказала — называется поход в загс. А «голландский штурвал» это когда мужчина сам себя берет, а его берут за руку, поверх этой руки. — поясняет Волокитина: — ты уж должна знать, раз с Холодком под лестницей обжималась!

— Хорошо. — вздыхает тренер: — значит ты Волокитина — обжималась с парнем Масловой и делала ему этот самый «голландский штурвал» под лестницей в тот самый день когда я команде лекцию читал о нелегком положении трудящихся Кубы? И потом не нашла лучше, чем рассказать Масловой об этом в раздевалке?

— Я сказала, что я могла бы обжиматься, если бы захотела. Но я была занята — лекцию слушала. Это Маркова ему «голландский штурвал» делала. — поясняет Волокитина.

— Они в то время еще не встречались! — защищается Маркова: — и он первый ко мне приставать стал!

— Ты считаешь это смешно? — задает вопрос тренер: — смешно делать вот такие вещи с парнем своей сокомандницы на чердаке? А потом рассказать ей об этом в раздевалке после матча?

— Это было под лестницей!

— Я спрашиваю — ты считаешь, что это смешно?

— Я не вижу ничего смешного. Я просто пытаюсь сдержать слезы, Валерий Сергеевич. — отвечает Волокитина.

— Не надо плакать, Маша…

— Завались, Маркова.

— И почему это ты хочешь заплакать? — не выдерживает тренер.

— Да потому что мы в пятый раз «сырникам» проигрываем! И вчера проиграли. Единственно почему я не плачу прямо сейчас — это потому, что я уже ночью поплакала!

— Руководство хочет распустить команду. — вздыхает тренер.

— Нет! — повышает голос Волокитина.

— Мы не убегаем от трудностей…

— Завались уже Маркова.

— Слушай, Волокитина, вот если честно — потому тебя в высшую лигу и не забрали. Играешь ты на уровне уже, да и три года назад была на уровне, но характер у тебя… — качает головой тренер: — ну что это такое? Ты себя как пьяный мужик в баре ведешь! Маслову вон обидела…

— Ничего, поплачет — успокоится. Ей же лучше что иллюзий по поводу своего Холодка испытывать не будет. Тем более какой он ее, если этого Холодка все девчонки в округе танцевали? И не по разу. Вот откуда такие кобели берутся? У вас, Валерий Сергеевич вон одна жена. И эта продавщица из «Гастронома», светленькая…

— Галина из Ростова. — подсказывает ее подруга по команде.

— Завались, Маркова.

— Грубая ты, Волокитина. — разводит руками тренер: — грубая и невоспитанная. Не так поступают советские люди и особенно — советские девушки. Маркова, а ты чего?

— Валерий Сергеевич! Так они в то время еще не встречались! Я — взрослая девушка, а замуж мне нельзя пока, я ж забеременею меня из команды турнут!

— Маркова, ты седьмая на скамейке запасных, никому твоя судьба не интересна.

— Волокитина, все. Тебя к руководству завода вызывают. — вздыхает тренер. Смотрит на своих подопечных и повышает голос: — Немедленно!

* * *

— Грубая ты, Машка. — говорит ей Маркова, когда они идут по коридорам заводского административного здания: — вот не буду я с тобой общаться.

— Интересно. И что же ты тогда делать будешь? — хмыкает Волокитина.

— Ну… не знаю. С другими буду общаться. — теряется Маркова: — жила же я как-то до тебя.

— И жизнь твоя была скучна и напрасна. — кивает Волокитина: — и беспросветна. Ты в самом деле хочешь провести остаток жизни играя даже не за региональную сборную, а за команду местного свечного заводика?

— Металлургический Комбинат — это тебе не свечной заводик. — обижается Маркова: — ты посмотри какие мощности. Да по территории завода чтобы перемещаться порой на машине нужно ехать. Это предприятие всесоюзного масштаба!

— Да какая к черту разница. Если мы в этом году на региональных результат не покажем распустят команду к чертям и все дела. Думаешь нет? Вон, футболистов распустили, а все, потому что нечего Комбинат позорить.

— Ну это ты хватила, Маш. — крутит головой Маркова: — футболисты сроду призовые не занимали, как команду собрали, так десять сезонов подряд одни проигрыши. Всухую. Поделом им. А мы — в позапрошлом году золото взяли, а в прошлом — серебро.

— Потому что в позапрошлом «сырники» с «институтом» схлестнулись по жеребьевке и «институт» сперва их катком переехал, а во время матча половина «институтских» из строя выбыла, когда Лариса Светлаковская на приземлении неудачно упала. Сама упала и девчонку-либеро локтем выхлестнула. Так что повезло нам. А в прошлом году мы с «сырниками» в финал сошлись и вот результат. Все равно позор. Ты этот молокозавод видела вообще? Да он весь в нашем горячем цеху уместится, карлик рядом с Комбинатом.

— Зато у них всегда сыр и молоко есть. И творог. И сладости. — подмечает Маркова: — и вообще они богатые! Своим игрокам даже квартиры дарят, вон как Синициной.

— Завались, Маркова. У Синицыной кооперативная квартира, я у нее спрашивала. И даже дома была.

— О! Так ты с Юлей знакома лично⁈ Ничего себе! А наши знают⁈ Вы типа друзья-соперники?

— Нет. Я думала ее мышьяком отравить.

— Иногда