Счастливчик - Майкл Джей Фокс

взаимодействия с другими людьми, которые во многих смыслах занимаются по жизни тем же, чем ты, обладают теми же привилегиями, усиливается представление о том, что этот эфемерный статус звезды является обыкновенной частью жизни.

Может, я не достаточно напрягался, поэтому мои жизненные мудрости не долетали до людских ушей. Потому что по прошествии времени я понял, что статус звезды перестал быть комфортным, и я знал — приближается момент, когда нужно будет сделать выбор: остаться в реальном мире или обзавестись постоянным хозяйством по ту сторону голубого экрана.

У той жизни были свои соблазны. Магическое мышление заразно. Были моменты, когда я сдавался, но в основном проявлял стойкость. В Канаде в период взросления в 60-х и 70-х годах, моим кумиром был Бобби Орр, легендарный защитник «Бостон Брюинз». Любой фанат «Бостона» вам скажет: в тот день, когда он перешёл в «Чикаго Блэкхокс», начался долгий период скорби[43]. Так что, когда в середине 80-х, через несколько лет после ухода Орра на покой из-за больных коленей, его сделали капитаном команды ветеранов «Брюинз» против команды знаменитостей в благотворительном матче на «Бостон-гарден», билеты разлетелись в один миг. Получив приглашение сыграть в команде знаменитостей — моему восторгу не было предела, а когда Бобби Орр подошёл ко мне перекинуться парой слов перед игрой, я просто потерял дар речи.

Джордж Уэнд из сериала «Чирс», наш почётный тренер и поклонник Орра, похлопал меня по плечу, когда я зашнуровывал коньки, взволнованно указал на приближающегося к нам хоккейного бога во плоти. Орр оказался добродушным и свойским человеком. Но когда он начал говорить, я был слишком возбуждён, чтобы вообще понимать слова.

После его ухода Джордж сел передо мной и спросил:

— О чём вы парни разговаривали?

— Понятия не имею, — ответил я. — Но это было очень круто!

К концу первого периода брюинские ветераны начали форсировать игру, когда я завладел шайбой. Надвигаясь на Орра, защищающего синюю линию, я сделал обманный манёвр: завёл шайбу между его ног, объехал вокруг, забрал её с другой стороны и забил гол. На секунду лезвие конька пересекло линию, но я справился с равновесием до того, как кто-то успел близко ко мне подобраться, и пустил шайбу в ворота мимо вражеского вратаря.

Это был один из самых захватывающих моментов моей жизни. Добравшись до скамьи, я еле стоял на ногах из-за переизбытка кислорода. Глотнув воды, подумал: «Ни хрена себе, я только что пробил защиту самого Бобби Орра!» И внезапно в голове всплыли и молнией ударили его слова, произнесённые перед матчем:

— Ближе к концу первого периода я позволю тебе провести шайбу между моих ног, вырваться вперёд и забить гол.

Понимаю, это был всего лишь благотворительный матч и подыгрывание является обычной составляющей таких матчей. Но факт остаётся фактом: я поверил в то, что не было действительностью. Вот почему так притягательно магическое мышление. Можно легко принять действительность за фантазию, но порой это болезненно.

ЧЕТЫРЕ ФУТА

Мы со Стивом рассчитывали без происшествий прибыть в Ванкувер уже в субботу, даже несмотря на мою склонность к быстрой езде. Но благодаря ей мы добрались до границы через восемнадцать часов.

Мне не только нравились эти поездки домой в Канаду, я впал в зависимость от них. По иронии, абсолютная обыденность жизни в Британской Канаде, та же обыденность, что ограничивала меня в детстве, была теперь тем, чего я жаждал, хотя бы малыми дозами. Время в отлучке и экстремальная природа полученного в ней опыта дали свежий взгляд на будущее. Я был рад, если не удивлён, тем что моя семья не пыталась кичиться моим успехом, не пыталась использовать его в своих целях или приписать себе.

Родители разрешили сделать им пару подарков: помочь выплатить ипотеку за старый дом и переехать в новый, починить отцовский причудливый автомобиль. Также я поговорил с ним насчёт досрочного ухода на пенсию, о которой он шутливо упомянул в 1979 году перед поездкой в Лос-Анджелес. Они с мамой всю жизнь работали в поте лица, настаивал я. Они согласились, но отчётливо дали понять, что никогда ни на что не претендовали. На самом деле все мои предыдущие попытки помочь материально были вежливо, но решительно отвергнуты. Например, в первый суматошный год «Семейных уз» я вернулся домой на Рождество, осыпав всю семью дорогими подарками: такими бытовыми приборами, как телевизор с большим экраном, посудомоечная машина и сушилка. После ужина все уселись вокруг ёлки, неуклюже избегая темы моих неуместных подарков, которые вытеснили все остальные подарки. Мы пили коктейль «Б-52», чередуя его с пивом: своего рода стародавнее отцовское рождественское бдение, только в новой форме — со мной в качестве главы семейства. К концу я мог бы вырубиться или даже наблевать на ковёр, тогда они просто уложили бы меня в кровать. Моя семья всегда культивировала во мне чувство, что нет более безопасного места, чем дом, чтобы быть самим собой.

К тому времени, как мы со Стивом въехали в город, находясь на финишной прямой нашего спринта по западному побережью, моя популярность стала слишком большой, чтобы просто оставить её на границе: от вездесущих напоминаний о ней было не укрыться. Хотя по этому поводу у меня были двойственные чувства. Ну а из-за чего бы ещё я решился на путешествие на бросающейся в глаза спортивной машине?

В том году в Ванкувере проходила Всемирная выставка, «Экспо 1986»: оказалось почти невозможным пройтись с моей семьёй на людях. Я привлекал столько внимания, что в итоге вмешалась служба безопасности и организовала для нас отдельную экскурсию, используя запасные выходы и другие закулисные подходы к экспонатам в обход публичных.

До того как ситуация стала выходить из-под контроля, я заметил фотокабинку, из тех, где люди могут сфотографироваться вместе с картонными изображениями известных людей и политиков. Там между Рэмбо и Рейганом был я, то есть Марти Макфлай, как он изображён на постере к фильму в своей смотрящей позе. Моя семья нашла это забавным и заставила меня позировать вместе с самим собой. Пригибая голову, чтобы фотограф до последней секунды не сообразил (если вообще сообразил бы), кто перед ним, я дал ему пять баксов и встал перед камерой. Помню, как папа засмеялся, первым заметив: картонный я был на добрых шесть дюймов выше. Ну и что, подумал я, глядя на эту плоскую фигуру, зато у меня есть задница.

Пару недель спустя я был в конференц-центре «Сивик Аудиториум» в Лос-Анджелесе, а точнее в Пасадине. Меня номинировали на премию «Эмми» за лучшую