Счастливчик - Майкл Джей Фокс

той самой песней. Я позвал её в машину, и предложил послушать её прямо там же на парковке. Она вставила кассету и из динамиков и гигантского сабвуфера, встроенного в заднее сиденье загрохотала музыка. Смутившись, я быстро убавил громкость и совсем отключил те динамики, из-за которых вибрировали сиденья. По салону разлетелся голос Джеймса Тейлора, как раз той громкости, которая наилучшим образом подходит к его стилю.

Я больше предпочитал «Клэш» или Элвиса Костелло (когда было грустно). Поэтому совсем не представлял, чем конкретно меня могла бы зацепить «Свит Бэйби Джеймс», чтобы стать лично значимой. Но когда услышал первые строки, посвящённые Джону Белуши[47], сразу же уловил посыл, который она хотела донести до меня. Как и многие другие комедийные актёры моего поколения, я восхищался им: в моей гардеробной комнате висела его литография работы Рона Вуда[48]. Трейси говорила, что, работая официанткой на Мартас-Винъярд в начале 80-х, несколько раз видела Белуши. Она не хотела, чтобы алкоголь сделал со мной то же, что наркотики с ним. Включая эту песню, она хотела сказать, что для меня было фатально потерять себя посреди вечеринки, в которую теперь превратилась моя жизнь. Будучи постоянно кем-то для других, я мог бы оказаться ничем для себя.

Джона нет, он мёртв.

Умер в расцвете сил. Как позже скажут:

Найден в своей собственной кровати — после смеха

Его захлестнула волна страха, накрывающая всех нас,

Словно тонна свинца.

Кажется, пытаясь не «сгореть» он слишком круто завернул.

Иди, если идешь,

Даже если придётся карабкаться вверх.

Помни, твоя работа — не преступление.

Просто старайся не позволять им отнимать у тебя время впустую.

Вот для чего я здесь…[49]

Я думал об этой песне и Трейси на протяжении всего следующего безумного года. Весной 1987 Трейси, свободная к тому времени, приехала на пробы фильма «Яркие огни, большой город», который должен был сниматься в Манхэттене. Ей дали небольшую роль, а к концу съёмок у нас завязался роман. Настоящие отношения, а не притворные, которые мы изображали в семи эпизодах, показанных на телеэкранах Америки. Поиски дома в Вермонте в октябре, помолвка на Рождество и последующая летняя свадьба.

Вот такая история…

ДЕЛО ВЫБОРА

Арлингтон, Вермонт, июль 1988.

Мы с Трейси поженились 16 июля 1988 — отзывы о свадьбе были ужасны. «Глоуб» на первой странице написала, что свадьба была полным фиаско. «Нэшнл Энквайрер» разместила отчёт своего «инсайдера»: «Люди задыхались и чуть ли не падали в обморок после церемонии». Людям не понравились наши свадебные наряды, их удивляло, что газеты об этом ничего не написали. «Тайная свадьба превратилась в цирк», — было сказано на первой полосе «Стар», где заголовок начинался со слов «Малыш актёр Майкл Джей Фокс…» Когда газеты или журналы начинали прохаживаться по мне, я всегда от этого заводился. В этот раз я был бессилен противостоять им.

Вообще-то странно, что наша свадьба подверглась «рецензированию», мы с Трейси никогда не связывали её с нашим творчеством. Более того, ни один из «рецензентов» не был свидетелем тех событий, что описывал и высмеивал. Как ни глянь, это были скромные интимные посиделки: не было ни дядюшек, ни тётушек, ни даже двоюродных братьев и сестер. Так на мне сказалось влияние Трейси. С самого начала совместной жизни нам важно было, чтобы у нас было побольше личного пространства за пределами суматошной работы.

Но пытаясь провести небольшую свадьбу в Вермонте, настолько далеко от Голливуда, насколько удалось забраться, мы невольно бросили прессе кость. Таблоиды по всем фронтам начали массированное наступление с целью узнать время и место проведения свадьбы. А затем сделать фотографии, не важно, чего им это будет стоить. Мы с Трейси решили неотступно придерживаться начального плана. Эта взаимная игра в кошки-мышки показала, насколько тяжело провести границу между публичной и личной жизнью.

После того, как навязчивые таблоиды — иногда комично, иногда опасно — пытались помешать нам и у них ничего не вышло, они разразились издевательскими комментариями, что стало для меня последней каплей. С тех пор многое изменилось. В первую очередь я стал меньше злиться, если вообще не перестал. Большинство попыток прессы вмешаться в свадьбу не имело долгоиграющих последствий, просто повеселило публику. В будущем общественное недовольство после трагической гибели принцессы Дианы из-за посмертных фотографий папарацци заставило прессу угомониться или вообще отказаться от их партизанских тактик 80-х и 90-х.

Последнее и самое важное: после свадьбы я нашёл в себе силы убраться ко всем чертям из «Дома веселья». Это решение не было связано с моим будущим или будущим Трейси. Дело было не в самом выборе — я собирался вести борьбу, чтобы установить и защитить границы между личной жизнью и публичной. Это означало стать трезвомыслящим и достаточно решительным, чтобы сказать «нет» некоторым людям, которые привыкли слышать от меня только «да». Мы собирались разъяснить себе, своим семьям, да и всем, кому на нас было плевать: неважно, чем мы зарабатывали на жизнь — наша новая совместная жизнь будет протекать не в выдуманном мире.

За месяц до свадьбы «Энквайрер» написал, что мы с Трейси собираемся пожениться в Вермонте 16 или 17 июля. Неизвестно где они взяли эту информацию, но она была верна. Чтобы сильнее убедить нас в их непременном появлении — по приглашению или без, — они опубликовали аэрофотоснимок нашего вермонтского дома. Вскоре моему агенту позвонили из «Энквайрер»: они знали все подробности предстоящей свадьбы и предлагали сделку. Если мы согласимся предоставить им эксклюзивные права на фотосъёмку, они заплатят нам $50.000 и обеспечат охрану от других репортёров и фотографов, которым вздумается пролезть на мероприятие. Разумеется, снимок нашего дома был задуманным ультиматумом: или вы приглашаете нас или мы всё вам испоганим.

Потом начали поступать звонки из других таблоидов и журналов. Один из глянцевых еженедельников пошёл по другому «более моральному» пути. Вместо денег они предложили нам то же, что Берту и Лори[50]: защиту (как и «Энквайрер», первым делом они заботились о своих эксклюзивах), свадебную фотографию на обложке и хвалебную статью.

Делая свои предложения, «Нэшнл Энквайрер» и остальные напирали на «мои обязательства перед фанатами». Говорили, что люди, наиболее ответственные за мой успех и счастье, должны иметь возможность поучаствовать в этом одном из важнейших дней. Звучит благородно, пока не осознаешь, сколько денег они подымут на этом. Предложение «поделиться» с публикой — просто вежливый способ поучаствовать в упаковке и продаже собственной