Городской тариф - Александра Маринина

- А если Программа пойдет прахом, как жить мне? Ты об этом подумал? И тебе, кстати, тоже. Мы столько сил вложили в нее, столько лет, столько души, и все для чего? Для того чтобы выбросить на помойку ради твоей жены? Дима, я очень хорошо отношусь к Кире, - тут Ионов слегка покривил душой, - но, согласись, это ценности все-таки неравновесные.

- Господи, да о чем вы говорите?! - в голосе Шепеля зазвучало не то отчаяние, не то злость. - Неужели вы не понимаете, что наша Программа никому не нужна, а Фонд давно уже превратился в место, где можно удобно пристроиться? Рефераты, по которым вы оцениваете научный потенциал кандидата на работу, пишутся другими людьми за деньги. Вы этого не знали?

- Это неправда, - твердо ответил Ионов. - Но даже если это и так, - непринципиально. Я ведь не только читаю реферат, я еще и подолгу беседую с человеком, и мне сразу бывает понятно, сам он это писал или нет, и вообще понимает ли он, что там написано. В конце концов, реферат мог быть написан кем-то другим, но если кандидат может развивать мысли, заложенные в работе, и может по ходу разговора что-то придумывать экспромтом, выдавать оригинальные идеи - этого более чем достаточно. Умение писать научные труды - не главное для работы в Фонде, мы здесь не кандидатов наук готовим, и у нас не редакция газеты, здесь нужны думающие люди с гибким мышлением, а не с легким слогом и острым пером. И то, что Программа никому не нужна, - тоже ложь. Она нужна, иначе мы не получали бы финансирования. Нас бы уже давно закрыли.

- Да как же вы не видите, что нас содержат не ради реализации Программы?!

- А ради чего же тогда?

- Да нами просто пользуются! Это же очевидно! У нас регулярно забирают аналитические обзоры, чтобы точно понимать, что происходит в стране, и использовать это понимание в собственных интересах, которые ничего общего с идеей оздоровления общества не имеют. Руководство страны просто хочет держать руку на пульсе, чтобы принимать нужные для себя управленческие решения, которые позволят поддерживать относительную стабильность. Никто не собирается оздоравливать наше несчастное общество, всех все устраивает, потому что та ситуация, которая сложилась сегодня, позволяет им воровать и оставаться безнаказанными. И они ни за что не захотят эту ситуацию менять. Мы стали жертвой нашей же собственной ошибки.

- Ты о чем?

- Когда наркодилеры начали осваивать внутренний рынок, мы ввели эту исходную в наши расчеты, и помните, что у нас получилось?

- Что момент реализации Программы настанет в середине девяностых годов.

- А сегодня уже середина десятых годов, мы в следующий век переползли, а момента все нет и нет. Потому что мы не могли предполагать тогда, что родится новая экономика и на легальную поверхность выйдут огромные деньги, причем наличные. Мы не смогли тогда, двадцать лет назад, предусмотреть размах коррупции в правоохранительных органах. Да, мы все просчитали, мы предвидели эту самую коррупцию и радовались, потому что были уверены, что она окончательно разъест, как ржавчина, и расшатает всю систему борьбы с преступностью, система прогниет до основания, и окончательно разрушить ее можно будет одним лишь легким толчком. А что получилось на самом деле? Миша Ланской спутал нам все карты, когда пошел продавать наши разработки. Им нужен был внутренний рынок наркобизнеса на территории страны, и они с Мишиной подачи начали раздувать межнациональные конфликты. Карабах, Таджикистан и так далее. В тех точках, где началась гражданская война, появились беженцы, а куда им деваться? Это ведь был еще не девяносто второй год, когда открыли границы и можно было уходить в Европу или еще дальше, и эти несчастные стали мигрировать на территорию России, Украины, Белоруссии. Мигрировали и несли с собой веками выработанную субкультуру внутренней жизни, основанной, во-первых, на клановости, во-вторых, на бакшише, и в-третьих - на наркоторговле, которой они давным-давно занимались. Что и требовалось Ланскому и тем, кому он продался. Эта субкультура пришла к нам, и мало того, что дала толчок наркотизации, так еще и подпитала коррупцию в таких масштабах, которые мы не сумели вовремя предусмотреть. И что в итоге мы имеем на сегодняшний день? Мы имеем силовое предпринимательство. Наши милиционеры, следователи, прокуроры и судьи уже не взятки берут, а превратили свои должности в доходные места и наладили производство дорогостоящих услуг. Производство! Как завод или фабрика. А если завод рентабелен, вы его никакими способами не уничтожите, вам просто не позволят это сделать те, кто там, - Шепель ткнул пальцем в потолок, - сидит и получает дивиденды. Вот, полюбуйтесь!

С этими словами он выхватил из папки несколько скрепленных страниц.

- Сегодня пришли из регионов новые тарифы. Цены растут соразмерно инфляции. Посмотрите на графики, - Шепель протянул листки Ионову, однако Евгений Леонардович их не взял, продолжая сидеть со скрещенными на груди руками. - Не будете смотреть? Ну так я вам сам скажу. За последние три года цены выросли примерно на тридцать-сорок процентов. Где было двести долларов - стало двести пятьдесят, а то и триста, где было пять тысяч - стало семь-восемь. Сегодня администратор рынка ежемесячно платит начальнику ОВД полторы тысячи долларов, а три года назад была тысяча. Судья раньше начинал разговор, когда приносили пятьдесят тысяч, а сегодня уже с суммой меньше семидесяти и не подходи. А фирмы, использующие в работе труд нелегалов? С них начальники ОВД получали от пятисот до тысячи в месяц, а теперь числа с двумя нулями вообще не фигурируют, от тысячи - и выше. Производство процветает, приносит стабильный и высокий доход, и вместо того, чтобы гнить и разваливаться, система крепнет и обрастает коррупционными связями на всех уровнях. Кто ж нам с вами позволит тронуть ее хоть пальцем? Откройте глаза, Евгений Леонардович. Даже те руководители в высших эшелонах, которые в дележке не участвуют, но точно знают, кто, за что и сколько берет, не станут прижимать их в угол, потому что с тем, кто берет, легче договориться. И когда будет нужно, они обратятся к этим «берущим» и скажут, что и как нужно сделать. Кого посадить, кого выпустить, чью фирму разгромить и чью, наоборот, опекать, чтобы волосок не упал. Эти руководители взяток не берут, они чистенькие, но они впрямую заинтересованы в том, чтобы все вокруг брали и давали, потому что ими можно управлять и можно таким способом патронировать крупный бизнес, в котором они сами уже лично заинтересованы, или укреплять собственную власть. А мы с вами только сидим, вводим в факторный анализ новые параметры и каждый раз получаем все более отдаленный момент реализации Программы. Теперь вы понимаете, что этот момент реализации не настанет никогда?

Ионов по-прежнему молчал. В голове ни с того ни с сего возник мужской голос, поющий старое танго: «Мне бесконечно жаль моих несбывшихся мечтаний…» Трудно возразить Диме Шепелю, каждое сказанное им слово соответствует действительности. Но он не все знает.

Наконец Евгений Леонардович прервал молчание.

- Ты говоришь это, чтобы убедить меня, что Фонд и Программа превратились в профанацию. Ты хочешь, чтобы я перестал стремиться к высочайшему уровню, который мы старались поддерживать все эти годы И все ради чего? Ради того, чтобы я согласился взять на работу твоего сына? Ради того, чтобы тебя не бросила жена? Дима, я старый человек, я физически слаб и уже не могу очень многого из того, что легко делал раньше. Но характер у меня с годами стал скверным, тебе ли не знать. У меня прибавилось мудрости, а вот жалости поубавилось. Еще лет пятнадцать назад я пошел бы тебе навстречу. Даже еще полчаса назад я готов был это сделать. Сейчас - нет Извини.

Оставшись один, Ионов долго сидел в кресле, закрыв глаза и привычным движением руки массируя левую сторону груди. Сердце ныло. Но не настолько, чтобы принимать лекарство. Ах, Дима, Дима… Неужели ты думаешь, что я сам всего этого не понимаю, не вижу? Да понимаю я все. Просто есть вещи, о которых ты не знаешь, потому что знать тебе не положено. Мы ведь все проходили проверку на режим секретности. И я проходил. И наши с тобой многолетние отношения учителя и ученика не повлияли на мое умение молчать.

Он открыл глаза и потянулся к телефону. Разговор был кратким, ему назначили аудиенцию. Ионов повеселел. Вот так-то, Димочка! Разбирайся со своей женой сам, а уж мне оставь разобраться с Программой.

Он снова набрал номер, на этот раз позвонил домой.

- Розушка, что у нас на ужин?

- Так вы же суп заказывали овощной, я сварила. И паровые котлеты. Вы что-то еще хотите?

- Вот что, Розушка, сбегай-ка в магазин, возьми кофе с ванилью и торт мой любимый.

- У вас гости? - забеспокоилась Роза. - Может, надо что-то существенное сготовить? Я баранинки свежей сегодня взяла, могу плов…

- Никаких гостей, - перебил ее Ионов, - мы с тобой вдвоем кофейку хорошего попьем с тортиком, телевизор посмотрим. Давай беги. Я скоро выезжаю.