Эмма Дженкинс - Елена Владимировна Добрынина

или «А эти висюльки, интересно, из стекла или из хрусталя?» А вот увидеть свое изображение на стенде с важной информацией я была не готова. Спас положение Эверт, вернувшийся с билетами. Он слегка толкнул меня локтем в бок и громко хмыкнул:

– Идем, хватит на девушек пялиться. Скоро нашу платформу объявят.

И мы пошли, нагруженные сумками и свертками с вещами. Ко мне никто не бросался, не хватал, с портретом на стенде не сравнивал, и я понемногу успокоилась. А зря.

Нам оставалось пройти совсем немного, но тут с Диксоном стало твориться что-то странное. Он уставился на меня округлившимися глазами, лицо вытянулось, он начал вертеться по сторонам и теснить меня к стене, к закутку, где пряталась дверь с табличкой «Для служебных нужд». С отчаянием, как мне показалось, он рванул эту дверь. Когда она открылась, он не глядя впихнул меня внутрь и шепнул: «Лицо прикрой чем-нибудь!»

Я даже не успела испугаться. Помещение оказалось подсобкой. Здесь было очень мало света и очень много швабр, ведер, тряпок, стремянок и прочих нужных в хозяйстве вещей. Решив, что это очередная идиотская выходка моего «братца», я хотела выскочить и сказать ему все, что о нем думаю, схватилась за дверную ручку и сразу поняла, в чем дело. В ручку крепко вцепились тоненькие женские пальчики.

– Демонова кочерыжка! Моя иллюзия! До чего же не вовремя! Что делать?

Поначалу мыслей не было вовсе, кроме одной: «Ни за что отсюда не выйду». Потом я поняла, что если меня обнаружат в этой каморке, будет еще хуже. Надо выходить. Я обмотала голову шарфом, соорудив некое подобие капюшона, и быстро, чтобы лишить себя шанса пойти на попятную, открыла дверь и проскользнула в коридор. К счастью, меня никто не заметил. В зал я вошла, замирая от страха. Так и казалось, что меня сейчас же узнают и схватят. Но не успела я сделать несколько несмелых шагов, как мне навстречу кинулся Эверт.

– Ты чего так долго! Больше никуда не отходи, – он говорил со мной, как с маленьким ребенком, придерживал под руку и накрыл мою ладонь своей. – Вот уже и нашу платформу объявили, все хорошо, не волнуйся только. Давай возьмем наши вещи.

Сумки он в этот раз взял сам, оставив мне только сверток с «любимым платьем», который удачно заслонял меня от любопытных. И вот так, воркуя и хлопоча и этим окончательно введя меня в ступор – я окончательно перестала понимать, что происходит, – Эверт вел меня к выходу на перрон.

У дверей маячили фигуры полицейских. Я затаила дыхание. Хоть бы мы спокойно прошли, хоть бы мы спокойно прошли, хоть бы…

– Добрый день, мисси. Откиньте, пожалуйста, ваш шарф. – Прозвучало вежливо, но тон полицейского не предполагал возражений. И меня это почти парализовало.

Я встала как вкопанная, глядя в пол, не в силах вымолвить ни слова. Диксон очень крепко сжал мою ладонь.

– Моя сестра немного не в себе и боится незнакомых мужчин, – как будто извиняясь, пояснил он полицейским.

– Разыскиваем пропавшую девушку, мастер, – все так же вежливо пояснил полицейский, не позволяя пройти дальше.

– Хорошо, минуточку. – Диксон развернулся ко мне. – Марта, Марта, все хорошо, мастер полицейский только убедится, что ты это ты, даже пальцем тебя не тронет.

И он неожиданно, но быстро провел ладонями по моим щекам и лбу.

– Ну же, сними шарф…

Я, дрожа, деревянными пальцами размотала злосчастный шарф и подняла глаза на полицейского, готовясь к худшему. Однако полицейский мельком взглянул на мое лицо и поклонился, пропуская нас.

– Прошу прощения, мисси, мастер! Приятного путешествия.

И мы пошли дальше – к платформе, на которой стоял наш паровик. Проходя мимо вагонов, я поняла, почему полицейский меня не узнал. Да и никто в мире не узнал бы, и я сама тоже! В вагонных окнах отражалась совсем другая девушка – светловолосая, с круглыми щечками и вздернутым носиком.

Эверт пока что хранил молчание. Был очень напряжен. Руку мою так и не отпустил, на меня даже мельком не посматривал. Приехать в Спрингтон нам предстояло поздним вечером, и я радовалась, что смогу отдохнуть и не думать о том, что меня узнают. И в то же время мне предстояло провести целый день бок о бок с магом, который зол на меня, и не без причины.

Пока мы устраивались в купе, проводник проверял наши билеты и предлагал напитки и теплые пледы, мой «братец» демонстративно не смотрел в мою сторону. Но как только за проводником закрылась дверь, Диксон уставился на меня неумолимо и немигающе.

– Покажите маскирующий артефакт. – Требовательно протянутая ладонь не оставляла шансов увернуться. Да я и не собиралась этого делать. Тихо вздохнула и, аккуратно сняв с шеи амулет, положила его на руку сидящего напротив мага. Тот поднес его поближе к глазам, провел над ним второй рукой и недобро хмыкнул.

– Пустой. Вчера, когда мы с вами виделись, амулет был полон еще как минимум на треть.

– Да, я забыла выключить его на ночь, – призналась я.

– И когда же вы собирались мне об этом сообщить?

Не знаю, что было обиднее: его сдержанный, но явно издевательский тон или холодное, отстраненное «вы». Как-то незаметно мы перешли на «ты», и я уже успела к этому привыкнуть.

– Я хотела, – мой голос казался мне жалким и глупым, – но испугалась, что ты будешь ругаться.

Да и слова подобрались не лучшие, надо признать.

– Ругаться, – протянул он с непонятным мне выражением. – Видимо, я вас похвалить должен, да, воробушек? За то, что по вашей дурости вас чуть не сцапали в первый же день? А еще за то, что вы чуть не подставили меня, да? В вашей глупой головке уместилась мысль о том, что теперь мы с вами в одной связке, или вы снова все запамятовали? – Диксон уже почти шипел.

Были бы мы в вагоне одни, он, думаю, кричал бы на меня в полный голос. Его голубые глаза потемнели от гнева и стали похожи на штормовое небо.

– Угораздило же связаться с эдакой бестолочью!

Самое обидное, что все, сказанное Эвертом, было правдой. В горле запершило, в глазах защипало. Пришлось срочно посмотреть в окно и глубоко вздохнуть, чтобы не разреветься на глазах у Диксона.

– Эверт, прости меня. Я виновата. – Вот так. Па всегда говорил, что признавать свои ошибки – признак силы, а не слабости. Теперь понятно, почему. О Источник, как же это трудно – признавать свои ошибки!

Шторм понемногу утихал. Я не переставая смотрела в окно. Мимо пробегали заборы, чахлые зимние рощицы, сельские домики, поля, занесенные снегом. А еще в стекле отражался Эверт, который молча возился