Огневица - Анита Феверс

лишь опушкой или кромкой воды. И только отцу нынешнего князя, Мудру Миролюбу, пришло в голову выдумать для живников такое место, где могли бы они с людьми встречаться без опаски. Поначалу маленькая волость служила лишь для торговли, в ней и домов-то не было. Потом появилась корчма. Кто-то из купцов, отличавшийся отчаянной храбростью, решил обжиться в Белоозере, чтобы первым иметь доступ к редкостям, которые приносили из дремучих чащ и глубоких озер живники. Затем у кого-то любовь с русалкой случилась, и расставаться влюбленные не захотели. Так из маленьких историй вырос целый городок, получивший имя Белоозеро – по названию озера, на берегу которого стоял. Кто-то обходил Белоозеро за тридевять земель, сжимая побелевшими пальцами обереги и беспрестанно бормоча охранные заговоры, другие приходили в него проверить собственную храбрость или выиграть спор. Приближенные князя как не одобрили его решение, так и продолжали уговаривать Мудра спалить змеиное гнездо. Но князь всех недовольных отослал на границы со степями кочевников-аваров, а Белоозеро так никуда и не делось.

Тына у него и вправду не было. Ничего не было, что отделяло бы разномастные избы от буйно разросшихся трав и дремучего леса.

Путники пришли к городу на закате. Солнце полированной монеткой лежало на заснеженных вершинах далеких скал. Его теплые ярко-рыжие лучи проходили сквозь ветви молодых елей и ложились на луга золотым кружевом. По просторам гулял бродяга-ветер, ероша разноцветные макушки трав. Он нагонял волны, как будто вообразил, что на самом деле это море. Настоящее же море скрывалось за Белыми горами. Оно звалось Беспокойным и не бывало ни ласковым, ни добрым. День и ночь бушевало Беспокойное море, пытаясь разбить вставшие на его пути скалы, да только все зазря.

На отрогах Белых гор жил крылатый народ самовил. Ходили слухи, что своих детей они обучают летать, сбрасывая их прямиком в ярящиеся соленые воды.

– Хорошо, что я родилась не самовилой, – поежилась Итрида.

– Рискнуть жизнью, чтобы обрести возможность летать, – достойная плата, – возразил Даромир. – Но в нынешние времена их обычаи стали мягче. Теперь те самовилы, кто не смог или не захотел пройти испытание, могут выбрать изгнание. Несколько таких живут в Белоозере. Равно как и лешие-бродяги, русалки, не желающие квакать по речкам вместе с лягушками, волхвы, птицелюдки, искатели приключений и прочие гнусные типы. Ну, вроде нас с тобой.

– Постой, – Итрида схватила Даромира за руку, заставляя остановиться и посмотреть на нее. – Ты сказал, птицелюдки?

– Ну да. Их мало осталось, и они предпочитают держаться вместе. Птицелюдки жили в лесах, под покровительством леших. Когда ваш князь заложил Белоозеро, несколько самых отчаянных решились поверить ему и перебрались в город. Вслед за ними потянулись и иные – те, что помоложе да погибче. Старухи не пожелали выбраться из лесов. Одна только Йулла сказала, что присмотрит за птенцами, и переселилась в Белоозеро. И, зная ее характер, ни капли не удивляюсь тому, как быстро она стала тут всем заправлять. Да и за младшими до сих пор приглядывает, хотя многие из ее подопечных уже оперились и обзавелись собственными детьми. Понятия не имею, сколько бабушке весен, но чую, что она вхожа в Навь не менее, чем Хранительница Серой Чащи.

– А чем занимаются птицелюдки?

– Ворожат. Предсказывают будущее. Играют в кости на выпивку и раздевание. Забавные девчонки, клянусь Алте-Анкх! Хоть и пугают своим видом при первой встрече.

Итрида не сразу сообразила, что задело ее в словах шехха.

– Ты сказал – девчонки?

– Ну да, – Даромир обогнал Итриду на пару шагов и потому первым вошел в город, мимоходом крутанув деревянный барабан, позеленевший от времени и исписанный рунами. – Птицелюдки, как и самовилы, это исключительно бабье племя.

Итрида отстала от шехха и снова по привычке прикусила губу. Ощутив вкус крови на языке, она поняла, что измученная кожа не выдержала и лопнула. Девушка потрогала ранку и поморщилась от неприятного саднящего чувства. Но еще сильнее саднило нутро от непонимания: если птицелюдки бывают только женщинами, то кого же она встретила у «Золотой ладьи»?

* * *

Город смотрел на пришельцев с любопытством, мигая огоньками в глазах-окнах. Здесь не вырубали лес, чтобы построить жилища или проложить улицы. Дома лепились на свободные участки промеж могучих стволов. Длинные бороды мха и лишайника свешивались с низко опущенных ветвей, набегали на покатые крыши, бугрились на них зелеными волнами. Кое-где мох уже перестал помещаться на крышах и свисал до земли. Улицы прихотливо петляли, огибая деревья, в иных местах сужались до узенькой ленточки, в других – расширялись так, что две телеги могли разойтись, не задев друг друга.

В воздухе мерцали огни светлячков, просыпающихся к ночи. В кронах, незримые глазу, гулко ухали совы. Несмотря на приближение темноты, Белоозеро и не думало спать. Вдоль извилистых улочек расположились лоточники. Чем тут только не торговали: от ярких бус до костей и мелких черепов каких-то грызунов, от пузырьков со снадобьями до лукошек с грибами и ягодами, от ножей и кинжалов до лопат и мотыг. Впрочем, возле грустного мужичка, торговавшего последним, покупателей не наблюдалось, и Итрида подумала, что в лесу вряд ли удается возделывать урожай.

Здесь не соблюдали закон о том, что торговля заканчивается с наступлением темноты. Да и кому его соблюдать? Приглядевшись, Итрида почувствовала, как холодеет нутро. Те, кого она приняла за людей, отнюдь не были таковыми.

Возле питейного заведения с вывеской, на которой был нарисован человек с козлиными ногами, приплясывающий и играющий на дудочке, сидел тот самый козлоногий. Сейчас он не плясал, но дудочка и впрямь имелась. Живник медленно тянул протяжную песню, и в небрежно брошенную подле него шапку то и дело летели монетки.

Две невысокие тонкокостные девушки, переговаривающиеся чирикающими голосками, прошли мимо Итриды и Даромира, едва не задев их полами длинных плащей. Плащи скрывали тела девушек, но капюшоны они не набросили, являя миру синеватые губы и белую кожу чуть светящуюся в лунном свете. В косу одной были вплетены кувшинки и папоротник. Волосы другой свободно струились по спине, сверкая мелким речным жемчугом, рассыпавшимся по темным волнам, как звезды на небе.

– Русалки, – шепнул Даромир и подцепил Итриду под локоть. – Под плащами у них только белые рубахи. Йулла заставляет их прикрываться, чтобы не смущать людей. А жаль, такие перси скрывать – чистый грех, чтоб меня…

– Только людей?

– Живники не стесняются своего интереса к прелестям водяных красоток, – пожал плечами шехх.

– А это кто? – внимание Итриды привлекла женщина примерно ее возраста.

Та спорила с молодым лешим, зло сверкающим светло-зелеными глазами. Слова доносились неразборчиво, но тон наводил на мысли о ссоре.