Искатель. 1979. Выпуск №3 - Сергей Наумов

Побродив еще какое-то время по дышащим гарью остаткам виллы, инспектор понял, что ему больше здесь делать нечего — все было залито водой и затоптано пожарными. Остается надеяться на беседы с людьми и на собственную интуицию.

— А когда приблизительно начался пожар? — спросил Тексье у полицейского, доставая трубку и закуривая.

— Где-то среди ночи, часа в два или три. — Полицейский взглянул на инспектора, достал пачку сигарет и тоже закурил. — Пожарные приехали довольно скоро, но это не помогло — соседи заметили пожар, когда огонь уже охватил третий этаж. Потом они услышали сильный взрыв. Гасили долго. Знаете, старое дерево горит основательно, а все внутренние перекрытия этой виллы были деревянными. А около двенадцати дня приехал племянник Реймона. Он ужаснулся, когда увидел, что здесь произошло. Ну постоял немного, а потом сказал, что пока обоснуется в «Аисте».

— Но это же очень дорогая гостиница! — удивился Тексье.

— А что ему! Дядя был человеком богатым. Сами посудите — в гараже стоят две машины, а парень этот примчался на «ягуаре». От бедности столько не заведешь…

— Вы давно служите в этом районе? — спросил Тексье у полицейского.

— Да лет, наверное, двадцать. А точнее: девятнадцать с половиной. А что?

— Я в том смысле, хорошо ли вы знаете эту семью?

— Немного знаю. Раньше-то племянничек Анри доставлял некоторые хлопоты. Бедовый был. Но потом поуспокоился, так что особенно интересоваться им было ни к чему. Знаю только, что Реймон взял его к себе, когда у того умерла мать. А насчет отца не скажу, может, не было, может, сбежал еще раньше. Да вы лучше у соседей порасспросите. Они-то, наверное, больше скажут.

Прежде чем встретиться с племянником профессора, Тексье опросил соседей, но и они не могли сообщить ничего интересного. В этих богатых загородных районах люди мало знали друг друга. Все жили замкнуто, обособленно. И инспектор смог записать в блокнот только следующее: «Анри Лаперо — племянник Роберта Реймона. Около тридцати лет. В доме жили садовник и кухарка — муж с женой, а также горничная. Супруги уехали к сыну, у которого родилась девочка, а горничную хозяин на несколько дней отпустил к подруге». Вот и все. О том, кто мог быть на вилле, кроме хозяина, соседи ничего определенного сказать не могли.

— Анри Лаперо? — переспросил инспектора портье «Аиста». — Анри Лаперо… Ах да, сорок седьмой номер. Ключ он не сдавал, так что скорее всего Лаперо здесь.

Тексье нашел нужный номер, постучал. Никто не ответил. Постучал сильнее. Через минуту дверь распахнулась. На пороге стоял высокий, чуть подвыпивший парень в джинсовом костюме.

— Чем обязан? — спросил Лаперо.

— Инспектор Тексье. Может быть, мы все-таки пройдем в номер?

— Вы что, по поводу этого пожара? — Лаперо не двигался с места. — Так я же ничего не знаю. Приехал, когда все сгорело. А кто мог быть у дяди — представления не имею.

— Все-таки давайте пройдем в номер, — спокойно сказал инспектор. — В коридоре я разговаривать не намерен.

— Ладно, проходите, — нехотя произнес парень, отодвигаясь и пропуская Тексье. — Так что же вас интересует?

— Я был бы вам признателен, если бы вы рассказали мне все по порядку, то есть как попали к своему дяде, как жили у него и все такое прочее. Не возражаете?

— Нет! Конечно же, нет. Мне совершенно все равно, с чего начинать. — Лаперо на какую-то секунду задумался, заговорил негромко: — Так вот… Дядюшка был братом моей матери. Хотя до того, как увидел его, о существовании каких бы то ни было родственников я и не подозревал.

Отец исчез в неизвестном направлении, когда мне исполнился год или чуть больше. Через несколько лет скончалась и мать.

Я даже не представляю, как бы сложилась моя дальнейшая судьба, если бы сердобольная соседка не обнаружила моего дядюшку. Не прошло и месяца со дня смерти матери, как к подъезду нашего дома подкатила шикарная спортивная машина. Из нее вышел моложавый рослый человек с седеющими висками. Тогда он мне почему-то казался скорее ковбоем из фильма, чем ученым-биологом, кем он был на самом деле. Соседка сложила мои нехитрые пожитки, и мы поехали. Как только мы миновали черту города, мой милый дядюшка совершенно спокойно открыл окно машины и выбросил узелок с моими вещами. Я чуть не заплакал. Но он похлопал меня по плечу и, улыбнувшись, сказал: «Не горюй, Анри. Все, что было там, — барахло, и пусть им поживятся нищие. У меня ты будешь иметь только самое лучшее. Ну а на что тебя приспособить, мы потом посмотрим…»

Так я поселился у профессора Реймона. Прислуги в доме было немного: кухарка, ее муж — дворник, он же садовник, и горничная. Мною занималась горничная — молоденькая симпатичная девушка. Как я потом понял, дядя больше всего на свете любил машины, хорошую компанию и смазливеньких девочек.

На первом этаже виллы располагалась столовая, кухня и комнаты для прислуги. Мы с дядей жили на втором. А на третий он не пускал никого, даже горничную, и убирал сам. Мне он объяснил, что это его лаборатория, и приказал не совать туда свой нос.

Жил я как в сказке. Мне была предоставлена полная свобода. Дядя не обращал на меня никакого внимания. Но при этом я имел, все, что мог пожелать мальчишка в моем возрасте. Я прекрасно понимал, что дядя это делал для того, чтобы я просто не мешал ему, и поэтому если не был в школе, то пропадал или в саду, или где-нибудь на улице. Благо дядя совершенно не интересовался моими школьными делами.

Лишь когда я кончил школу, дядюшка спросил меня, не надумал ли я, что делать дальше. Как сейчас помню, это было в тот день, когда мы побывали у него в институте. Я ответил тогда, что собираюсь поступать в университет, но не знаю, на какой факультет.

«Слушай, Анри, — сказал он мне, — не думай ни о чем. Захочешь учиться, поступай куда угодно — я это устрою. А лучше погуляй, пока молодой. Сам знаешь, деньгами я тебя не ограничиваю, так что развлекайся. А учиться еще успеешь. Главное — живи только для себя. Знаешь, думать о людях — занятие, быть может, и благородное, но совершенно ненужное. Люди нужны нам только для того, чтобы выполнять наши желания. И если ты будешь думать так, то всегда будешь счастлив…»

Для начала дядя решил отправить меня отдохнуть в Ниццу. Я, естественно, согласился и стал собираться. За два дня до моего отъезда нашему дворнику и кухарке пришла телеграмма, что у них тяжело заболел сын, который работал где-то далеко на севере. Дядя отпустил и их. Не хочу рассказывать, как я отдыхал. Все было великолепно. Деньги у меня водились, и я мог ни о чем не думать. Так я прожил месяца три. Но пора было и домой возвращаться.