Искатель. 1979. Выпуск №3 - Сергей Наумов

Итак, Анри Лаперо.

Портье гостиницы «Аист», когда Тексье осведомился у него насчет Лаперо, ответил, что тот находится а ресторане. Тексье вошел в зал и сразу же увидел племянника Роберта Реймона. Тот сидел, откинувшись на спинку стула, и читал газету. Перед ним дымилась чашечка кофе и стояла недопитая бутылка джина.

— А, инспектор, — отложив в сторону газету, произнес Лаперо, когда инспектор подошел к его столику. — Как идут дела?

— Да так, помаленьку.

— Может быть, хотите перекусить? Я, правда, уже закончил, но могу еще раз поесть за компанию.

— Разве что чашку кофе.

— Хорошо, сейчас закажу. Ну как, побывали в лаборатории покойного дядюшки или не удалось?

— Удалось. Но, честно говоря, я пришел не за тем, чтобы говорить о работах вашего родственника…

— А-а о чем?… — замялся Лаперо.

— О вас. Меня интересует, что вы могли делать в городе с полуночи до рассвета? Почему умчались из города и не сказали мне, что первый раз приехали не в двенадцать дня, а в двенадцать ночи? Если вы хотели скрыть это, значит, имели какое-то отношение к тому, что произошло на вилле.

Анри Лаперо молчал и смотрел на инспектора. Тексье почувствовал, что, кажется, вышел на верный след.

Лаперо открыл бутылку джина, наполнил стакан. Руки его заметно дрожали. Он залпом опорожнил стакан и устало полузакрыл глаза. Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил:

— Да, вы были правы, когда говорили, что обязательно выясните, когда я приехал в город. И мне не остается ничего, кроме как сознаться. Но не потому, что вам удастся что-то доказать, а оттого, что мне самому врать противно. Однако, чтобы вы поняли все, я начну не с той ночи, когда сгорела вилла, а с тех чудес, которые происходили с моим дядей гораздо раньше…

Он еще раз налил себе джина, разбавил его тоником и, отхлебнув немного, продолжил:

— Первый случай произошел, кажется, года через два после того, как я поселился у Реймона. Из-за своей привычки носиться на машине с дикой скоростью дядя попал в аварию. Отделался он сравнительно легко. Правда, левая нога была изуродована так, что ее пришлось отнять.

Вы даже представить себе не можете, какой он приехал из больницы. Был зол, как тысяча чертей. Мы все боялись попадаться ему на глаза. Так продолжалось, наверное, с неделю. Потом как-то к вилле подъехал небольшой грузовичок с мешками, ящиками и бутылями. Все это отнесли на третий этаж. Дядя заперся там и спускался только обедать. И с каждым днем настроение у него улучшалось.

А однажды вечером к дому подъехала белая крытая машина. Из нее вышли два здоровенных парня в белых халатах и врач-хирург, один из немногочисленных друзей дяди.

Через некоторое время двое молодцов вынесли какой-то длинный ящик, а врачи взяли дядю под руку, и они сели в машину.

Вернулся дядюшка через месяц и уже, как говорится, на своих двоих. Он рассказал нам, что его друг пришил ему ногу от какого-то попавшего под машину бедняги, которого привезли в госпиталь полумертвым. Все мы были рады, и никто не заподозрил ничего плохого. Я тогда и значения не придал тому, что дяде моему так везет. У других и менее сложные операции по пересадке не удаются, а тут целую ногу пришили.

Другой случай произошел с дядюшкой лет через пять после первого. Что-то вдруг он начал с лица спадать, стал весь какой-то не то желтый, не то серый. Я ему советовал отдыхать больше, а он говорил, что работы у него много, мол, некогда. Хорохорился он так, хорохорился, да и слег. Ну, тут врачи забегали, целые консилиумы собрались. И пришли к выводу, что у дяди не то цирроз, не то еще что-то в этом роде, в общем, печень отмирает. Понятно, это мало кого бы обрадовало. А я смотрю, дядя вроде бы и не очень переживает. Все только твердит, что он обязательно поправится. А дальше все повторилось как в первый раз… Приехал к нам такой же грузовичок со всякой дрянью. Потом дядя опять заперся у себя, почти не показывался. Через некоторое время его увезли в больницу. Не помню, сколько времени прошло, а как-то утром смотрим — привезли дядю, и он веселый такой, прямо-таки счастливый.

«Ну, Анри, меня теперь вылечили, — сказал он. — Печень как новая».

Вот тогда-то и повез он меня в лабораторию. Не знаю, что видели вы, но мне того, с чем познакомил меня дядя, было вполне достаточно, чтобы понять, сколь мерзкими делами занимается это милое учреждение… И все твердил мне: «Поверь, Анри, все, что ты видел, — это не самое великое, на что я способен. Только об этом пока никто не знает. Знаешь, я могу стать практически бессмертным».

С того нашего разговора прошло какое-то время. Я все гадал, что имел в виду дядя, когда говорил, что он практически бессмертен. Но так и не пришел ни к какому выводу, решил, что он приврал. Потом я поехал отдыхать на три месяца. Так мне посоветовал дядя. Да я вам уже рассказывал об этом. Помните, когда я вернулся и застал на вилле новую горничную?…

— Да, да. Помню. Продолжайте, пожалуйста…

— Так вот, эта новая горничная сказала, что дядюшка ждет меня в своем кабинете. То, что я увидел, открыв дверь, невольно заставило меня остановиться. За столом сидел… дядя, но не такой, каким я его оставил, уезжая, а такой, каким он был, наверное, лет тридцать назад.

«А, Анри, входи, — сказал он, подняв голову. — Я вижу, ты удивлен. В первый момент у всех подобная реакция. Ты садись, я сейчас объясню тебе, в чем дело. Помнишь, я когда-то говорил тебе, что могу стать практически бессмертным. Так вот, я добился этого. Результаты, как видишь, налицо. Я омоложен. Попробуй скажи после этого, что я не гений».

Он продолжал говорить еще что-то в этом же духе, но я не мог его слушать — так был потрясен тем, что увидел… Что было потом, вам уже известно. Теперь вы знаете обо мне все… Ну а неделю назад или чуть больше я получил от дяди ту самую телеграмму, о которой говорил в прошлый раз. Как вы видели, его просьбу я выполнил, купил «ягуар» и приехал сюда. Вы правы, я приехал ночью. Дверь мне открыл он сам. На мой удивленный вопрос он ответил, что горничная уехала на пару дней к подруге, а кухарку и дворника отпустил к сыну, у которого родилась девочка. Когда мы вошли к нему в кабинет, я заметил, что выглядит он хуже, чем до моего отъезда. Он усадил меня в кресло и начал свой последний рассказ.

«Для того чтобы ты все понял, Анри, — сказал он, — начну с самого начала. Ты помнишь, когда я попал в аварию и мне отрезали ногу? Еще в больнице, а потом и здесь, дома, я думал, что же можно сделать, чтобы вернуть потерю. Советовался с хирургами. Помнишь того Гарро, который меня оперировал? Так вот он мне и объяснил, что сделать практически ничего нельзя. Врачи еще не научились полностью подавлять реакцию отторжения, так что если бы и была подходящая нога, то все равно меня бы это не спасло. Он же мне сказал, — что пока удачные операции по пересадке бывали только тогда, когда от одного однояйцового близнеца пересаживают что-то другому.