В твой гроб или в мой? - Жаклин Хайд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мои глаза наполняются юмором, когда я снова отворачиваюсь к окну, пытаясь скрыть это. Интересно, что бы она подумала, если бы узнала, что я на самом деле «папочка Драк». Как ни странно, я не возражаю против этого имени, учитывая, что она использует его с таким энтузиазмом.
— Правда?
— Конечно, — она складывает руки на груди и кивает. — Количество фильмов, основанных на этом парне, просто смехотворно. Единственный настоящий — это фильм Брэма Стокера, ну ты знаешь. Я показала Бернадетт картину твоего предка, и Google говорит, что это тот самый парень, по мотивам которого автор написал свою книгу «Дракула».
Я сжимаю челюсть, неохотно принимая всю эту идею.
— Хмм.
Ее глаза загораются.
— Ты знал это? Ты случайно не слышал историй от своей семьи или что-нибудь в этом роде?
— Нет, но меня это не удивляет. Жители деревни всегда были суеверны. На самом деле, люди очень редко правильно понимают правду о сверхъестественном. Но, возможно, мне стоит посмотреть эти фильмы.
Ее плечи сгибаются, и волнение пронизывает все ее существо, поскольку она практически вибрирует от нетерпения.
— О боже, мы бы устроили что-то вроде званого ужина, может быть, немного танцев, и пригласили бы кучу народу. Это помогло бы привлечь внимание к этому месту.
— Я подумаю об этом.
Она сжимает маленькие кулачки и трясет ими, подпрыгивая и пританцовывая на своем месте.
— Ииииии, потрясающе. Кроме того, я хотела спросить, не возражаешь, если я выложу твои фотографии в свой инстаграм? Но предупреждаю, на тебя могут напасть все эти жаждущие женщины.
— Жаждущие женщины?
Она на мгновение хмурится, словно застигнутая врасплох.
— Это просто поговорка. Господи, клянусь, иногда кажется, что ты из каменного века. Принести тебе напиток остудиться, большой, горячий мужчина? Высокий стакан воды47?
Я наклоняюсь через стол и накручиваю мягкий локон ее волос на палец, наслаждаясь тем, как усиливается ее запах.
— Ты находишь меня привлекательным, Обри?
Ее грудь поднимается, когда она делает глубокий вдох.
— Думаю, это очевидно.
Я обхватываю ее сзади за шею и притягиваю к себе, дразняще шепча губами.
— Я тоже испытываю сильное влечение к тебе.
Ее щеки розовеют, а пульс на шее начинает свой манящий танец. Аромат усиливается, и я целую ее, почти мгновенно издавая стон. Кажется, не имеет значения, сколько пакетов крови я съем. Я хочу ее, несмотря ни на что.
Один ее запах, и мой член оживает, а клыки вытягиваются так быстро, что это должно быть преступлением.
Глава 18
ВЛАД

Эта женщина доведет меня до смерти.
— Она убьет меня. На моем надгробии будет написано: «Влад Цепеш, убитый гребаным чесноком».
Я скрещиваю руки на груди, прижимаю кулак к губам и расхаживаю взад-вперед.
Если бы я просто отказался, я бы не оказался в столь затруднительном положении. Ее предложение накормить меня — это то, чего я еще не испытывал, и очевидно, что еда для нее особенная.
Она превращает меня в слабака. Слабака, поедающего чеснок.
— Почему мы шепчемся в кладовке? — спрашивает Дойл, оглядывая маленькую комнатку, заставленную деревянными полками, полными еды и провизии. Массивный «шкаф» больше похож на склад с товарами и имеет потайной люк в подземные туннели. В данный момент я почти готов сбросить Дойла вниз.
Мой кулак разжимается, и я закрываю лицо ладонью, рыча на себя.
— Потому что я не могу думать рядом с ней, очевидно.
Я стону от невыносимого запаха, пронизывающего кухню. При мысли о том, что она хочет приготовить для меня, по телу пробегает странное ощущение, потому что она сделала бы это для меня, но страх смерти — не то препятствие, которое легко преодолеть.
— Ты драматизируешь.
— Дойл, в этом блюде достаточно чеснока, чтобы убить всех вампиров в Европе.
Он скрещивает руки на груди и приподнимает бровь.
— Ты единственный вампир в Европе.
— Именно это я только что, блядь, сказал.
Он раздраженно выдыхает и пожимает плечами.
— Так просто скажи ей, что тебе ничего не нужно, — он сводит брови, а лицо искажается выражением, которое говорит: «ты идиот». — Зачем ты все усложняешь?
Это неслыханно, что я позволяю кому-либо, тем более человеку, готовить для меня. Вино — обычно единственное, что я пью, кроме крови. То, что я позволяю ей приготовить мне блюдо с чесноком, абсурдно, и все же мы здесь.
Я еще немного расхаживаю по комнате.
— Потому что ни одна женщина не хотела готовить для меня, Дойл.
— Технически, это может убить тебя, — замечает он, тыча пальцем в мою сторону.
— Но она этого не знает.
Прежде чем заковать меня в железо, Анжелика попыталась отравить меня кровавым вином. К счастью, она не знала, насколько остро мое обоняние.
Он смотрит на меня с любопытством.
— Значит, она тебе действительно нравится. Должен признать, я понимаю ее привлекательность — Обри красивая женщина, но Влад… это абсурдно.
Я останавливаюсь, чтобы свирепо взглянуть на него.
— Я не идиот.
Дойл ухмыляется, в его глазах появляется злобный блеск.
— Тебе повезло, что я счел нужным проконсультироваться с Фрэнком по этому вопросу еще до прибытия гостей. Ты слышал об ЭпиПен48?
— Ручке для чего? — спрашиваю я. Он вытаскивает руку из кармана и разворачивает ее перед моим лицом. Я морщусь. — Как это работает?
Он крутит ее в руке и делает колющее движение.
— Я вонзаю это тебе в бедро, и оно останавливает аллергическую реакцию. Фрэнк говорит, что это совершенно безопасно — люди постоянно ими пользуются. Но этот он изменил в соответствии с твоим геномом.
— Ты хочешь, чтобы я поблагодарил тебя за то, что ты нашел приспособление, которым можно меня заколоть?
— Ну, когда ты так говоришь…
Он ухмыляется, и я жалею, что не могу объяснить, почему огрызаюсь49. Однако, честно говоря, мне это действительно может понадобиться.
— Но на самом деле, да, — продолжает он. — Это для спасения твоей жизни, поэтому можешь сказать «спасибо».
Избежать смерти было бы предпочтительнее, но я не уверен, сколько контактов с чесноком смогу выдержать. Естественный иммунитет вампиров к чесноку возрастает со временем, но я не был рядом с ним более двух столетий.
Я тяжело вздыхаю, когда он улыбается с явным волнением.
— Прекрасно. Просто убедись, что она не заметит.
— Я буду нежен, — говорит Дойл, многозначительно выгибая брови.
В одно мгновение моя рука обвивается вокруг его горла, поднимая его в воздух.
— Ради всего святого, я разорву твой…
— Эй! Почему
