В твой гроб или в мой? - Жаклин Хайд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его челюсти сжимаются.
— Прости. Я был немного занят, играя роль актера года в том спектакле о гребаном волке, которого не существует, о великий и могущественный, — говорит он, быстро печатая на телефоне. — Просто сделай мне одолжение и убедись, что Обри не собирается звонить какому-нибудь гребаному правительственному чиновнику, находясь в замке, ладно? Это все, что нам нужно.
— Зачем ей с кем-то связываться? И, кстати, провести ночь, бродя по территории замка в ожидании, пока мое тело вернется в норму, было великолепно. Спасибо, что спросил.
Телефон с грохотом падает на стол, когда он отбрасывает его, прежде чем в отчаянии потереть виски.
— Я почти уверен, что я говорил — есть чеснок, вероятно, плохая идея. Тебе ли не знать, раз уж ты вампир. Теперь она думает, что в замке случаются гребаные землетрясения, потому что ты сотрясал все чертово здание.
— Она что? — я вздрагиваю, вспоминая свою реакцию. Вот почему она спросила о деревне.
Мои силы вырвались наружу и сотрясли все в комнате. Мне жаль, что я так напугал Обри, что она спряталась под обеденным столом. Еще у меня, кажется, реакция на какое-то химическое вещество из ЭпиПена. Препарат спас меня от чеснока, но все остальное пошло наперекосяк.
— Целью было скрыть то, кто ты есть, от Обри и съесть ее яд, верно? — он судорожно втягивает воздух. — Извини, хотел сказать «еду».
— Пошел ты.
Он хихикает.
— Если бы я знал, как ты отреагируешь на ЭпиПен, все произошло бы по-другому, но, по крайней мере, теперь мы знаем, что после введения лекарства ты не можешь себя контролировать. И в итоге ты никого не убил, — говорит он, наклоняя голову, чтобы посмотреть, нет ли пятен крови на моих штанах.
Я складываю руки на стойке и беспечно пожимаю плечами.
— Ночь только начинается.
Дойл поднимается на ноги и обходит меня, я замечаю его пропавший пиджак и закатанные рукава рубашки. Он заходит за кухонную стойку, наклоняясь, чтобы что-то достать.
— Я сказал ей, что тебе нужно проверить фундамент замка и что у нас иногда бывают подземные толчки, но они безвредны, — продолжает он, игнорируя мои слова.
Я морщу нос и устремляю на него пронзительный взгляд.
— На самом деле, твоя неспособность предвидеть, как все могло пойти наперекосяк, удивительна. Я прекрасно мог бы контролировать себя, если бы меня не закололи гребаной ручкой с адреналином! О чем, черт возьми, ты думал? Я мог причинить ей боль.
— Говори потише, — он направляется в подвал, и его голос становится приглушенным в темном пространстве. — Честно говоря, я думал, ты сошел с ума, пытаясь съесть чеснок, но моя работа — сохранить тебе жизнь, помнишь? Я просил тебя не делать этого, если ты не забыл.
Дойл поднимается по лестнице с бутылкой коньяка в руке. Он излагает мне свою точку зрения, когда тянется за двумя бокалами, чтобы налить нам выпить. Молодец, я бы сказал, нам обоим нужно выпить чего-нибудь покрепче.
— Хм. Интересно, какие еще блюда она любит?
Я поднимаю яблоко с тарелки с фруктами на стойке с помощью телекинеза и подбрасываю его в воздух, прежде чем закрутить одним взглядом. Мне нравится, что ко мне действительно возвращаются силы.
— Откуда мне знать? Жаль, что у меня не было возможности сфотографировать тебя. Это было так здорово! Особенно понравилось, когда ты прикрыл лицо салфеткой, как краснеющая невеста.
Я засовываю руки в карманы, наблюдая, как яблоко вращается в воздухе, прежде чем изо всех сил хлопнуть им Дойла по затылку.
Он морщится, потирая ударенное место, но продолжает наливать одной рукой.
— Эй, осторожнее. Ты хочешь выпить или нет? Я выпью оба стакана, если ты продолжишь в том же духе.
— С каких это пор ранить меня считается защитой?
— Вообще-то, с сегодняшнего дня. Я сообщил о произошедшем Фрэнку, и он собирается добавить их к записям клинических испытаний.
— Уверен, он был вне себя от радости, услышав это, — говорю я с сарказмом.
Он смеется и бросает на меня взгляд.
— На самом деле, он спросил, что могло дать тебе повод приблизиться к чесноку. Я сказал ему отвалить, но больше никаких человеческих блюд.
— Думаешь, она начинает подозревать?
Чеснок и солнце — практически единственные вещи, которые могут навредить вампиру, а солнцезащитный крем значительно увеличивает мои шансы избежать обнаружения.
— Не уверен. Ты ушел так быстро, что я понятия не имел, что ей сказать.
Я барабаню пальцами по холодной столешнице.
— Ты самый раздражающий человек на свете.
— В этом и заключается проблема. У тебя даже нет надлежащего представления о том, что является раздражителем, а что нет. Прошло сто лет, появились новые факторы. Например, когда тебя подрезают за рулем, или просят помочь пожилым родственникам с техникой, — он усмехается. — Вот это уже раздражает.
У меня начинает дергаться глаз, и он смеется, качая головой.
— На самом деле, больше всего меня беспокоит, что нам, возможно, придется отправить Хильду к Джекилу. Он просил об этом столетиями, и это не причинило бы ей вреда. Возможно, там она даже будет счастливее.
Я делаю большой глоток коньяка из стакана, который Хайд подвинул через стойку несколько минут назад, пока кладу яблоко на место, используя свои силы.
— Ты этого не знаешь. Я отказываюсь позволять женщине, вырастившей меня, страдать от рук ученых-идиотов.
— Это могло бы пойти ей на пользу, новое место не под землей.
— Это была твоя идея, не моя. Не то чтобы она пряталась, — парирую я. — Ты говоришь так, будто я заключил ее в тюрьму.
— Она даже не может подняться наверх, Влад.
— Катакомбы такие же большие, как замок, и в два раза грязнее. Ты знаешь, она веками пыталась уговорить меня разрешить ей убираться там, так что она наслаждается жизнью.
Я выгибаю бровь, когда Дойл драматично падает в кресле.
— Ты фактически используешь навязчивые привычки этой женщины к уборке против нее самой.
Я указываю на него пальцем, щурясь и поджимая губы.
— Знаешь, я это где-то видел. Ноющие капризные дети. Есть даже куча мемов.
Он напрягается и наставляет на меня указательный палец в ответ.
— Пошел ты. Я серьезно насчет Хильды — так было бы лучше для всех. Его ладонь раскрывается, а брови хмурятся. — И где ты все это видел?
— Очевидно, на YouTube, и Хильда — моя забота. Твоя забота — найти солнцезащитный крем, который состряпал Фрэнк, чтобы завтра у меня не появились волдыри, — я ни за что на свете не позволю одной незначительной, хотя и изысканной женщине обнаружить, что сверхъестественное
