В твой гроб или в мой? - Жаклин Хайд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это восточное крыло?
Он поворачивает туда, откуда я пришла, очевидно, желая, чтобы я следовала за ним.
— Да, это оно. Здесь старые семейные реликвии, которые Влад хочет держать подальше от любопытных глаз.
— О, мне жаль. Я просто хотела немного осмотреться и нашла портрет, который очень похож на Влада.
Он косится на меня сверху вниз.
— Портрет?
Я оглядываюсь в сторону картины, человек на ней очень похож на Влада за исключением странных заостренных усов.
— Сумасшедшие гены, да?
— Да, — его тон напряженный, как будто это слово трудно произнести.
— Так его назвали в честь Влада Цепеша? — я наклоняюсь вперед, чтобы оценить его реакцию. — Извини, я разговаривала со своей подругой по телефону, когда увидела это, и она разузнала о нем.
Он прочищает горло и закладывает руки за спину, пока мы идем.
— Да, это Влад Цепеш, тезка Влада.
Я оборачиваюсь назад и оглядываюсь, наши шаги отдаются эхом в каменном коридоре.
— Должно быть здорово иметь такую историю. Вы, ребята, давно здесь живете? Не могу поверить, что не спросила раньше.
— Да. Семья Влада владеет замком целую вечность, а местные жители достаточно суеверны, поэтому он не хотел пускать сюда гостей. Для него это, своего рода, больное место, — говорит он, искоса поглядывая на меня.
Я тоже складываю руки за спину, ведя себя непринужденно, на моих губах появляется застенчивая усмешка.
— Я все понимаю и ничего не скажу.
Его губы растягиваются в полуулыбке, когда он кивает.
— Хорошо. Утром приедут новые гости. Я отведу тебя обратно в комнату.
Мое лицо вытягивается.
— О, я думаю, что хочу еще немного прогуляться.
Когда его губы поджимаются, как будто он хочет отговорить меня, я быстро вскидываю руки.
— Не в восточном крыле. Обещаю!
Он мгновение смотрит на меня, но снова кивает.
— Конечно.
— Кстати, уверена, вы бы сорвали куш, если бы больше людей узнало, что этот замок принадлежит Дракуле, не так ли?
Дойл усмехается, прежде чем запустить пальцы в волосы.
— Влад не самый открытый в мире человек, а это означает, что он хочет держать все в секрете.
— Не знаю, верю ли я в это. Если бы он действительно хотел сохранить это в секрете, стал бы он вообще открывать отель? О боже, только подумай, вам вполне могло бы подойти название «Отель Дракула».
Скрестив руки на груди, он подпирает кончик своего сильного подбородка, как будто не подумал об этом.
— Мне нравится. Однако, Обри, я бы не стал спускаться в восточное крыло снова в одиночку. Если он захочет показать тебе эту часть замка, он это сделает, но не ходи туда больше без одного из нас. Здесь слишком много старого военного хлама и вещей, о которые ты можешь пораниться.
— Хорошо, хорошо, — я заламываю руки за спину, смущенный румянец заливает щеки. — Большое тебе спасибо. Ну, знаешь, за пластырь и за то, что ты был хорошим другом Влада. Ты классный парень, Дойл.
Мы сворачиваем за угол и выходим из запретного крыла к лестнице, ведущей в фойе.
— Это было приятно, — он кланяется, улыбаясь мне, прежде чем махнуть рукой вниз по лестнице. — Молоко и печенье ждут на кухне, если захочешь. Шеф-повар должен прибыть сегодня вечером, но если он задержится, мы справимся. Есть пожелания?
Я пожимаю плечами.
— Хм, нет, что угодно. Удиви меня. Если это не кровяная колбаса, со мной все будет в порядке.
Его губы растягиваются в улыбке, и он уходит, снова оставляя меня одну. Все хорошо, я выпью молока с печеньем и посмотрю, что происходит в мире.
Я иду на кухню и, мгновенно очарованная, делаю снимок.
— Как здесь мило и уютно! — визжу я, оглядываясь по сторонам.
Обеденная зона выглядит слишком современно для замка, но кухня идеальна, такое ощущение, что я попала в прошлое. Недавно отремонтированная печь находится напротив старой кирпичной, которой, очевидно, несколько веков, а из огромного окна открывается вид на внутренний двор, часть которого я раньше не видела. Железные кастрюли и сковородки висят над массивной островной стойкой посередине, а большинство стен, за исключением одной, выкрашенной в белый цвет, выложены кирпичом.
— Мне здесь нравится.
Я беру тарелку с печеньем и направляюсь к маленькому столику у окна, наблюдая, как на улице падает снег. Двор покрыт толстым слоем снега, но я вижу невысокую живую изгородь, мраморные статуи и множество крошечных деревьев. Снег достаточно сильный, надеюсь, у гостей все будет хорошо. Не уверена, что крошечный аэропорт будет работать в такую погоду.
Мой телефон вибрирует, и на экране высвечивается незнакомый номер. Я провожу пальцем, чтобы ответить.
Запихивая в рот печенье, я подношу его к уху.
— Алло?
— Не вешай трубку.
От этого голоса у меня мгновенно пересыхает влагалище и желчь поднимается к горлу.
— Чед, какого черта тебе нужно? — рычу я, готовая закончить разговор.
— Обри, послушай, я облажался, окей? Я достаточно мужественный человек, чтобы признать это. Я дал тебе достаточно времени пережить свою злость, но пришло время вернуться в реальный мир. Хорошо, детка? Возвращайся домой, мы все уладим. Все будет как раньше, словно ничего и не было.
Я смеюсь над наглостью этого придурка.
— Ты вообще слышишь, что говоришь? Ты трахался с другими людьми, или ты забыл?
— Нет, я не забыл, и я пытаюсь сказать, что люблю тебя. Это была ошибка, и она больше не повторится, хорошо? Мне просто было очень одиноко, ведь у тебя никогда не было времени на меня, и да, такие вещи иногда случаются.
Я облокачиваюсь на стол и надавливаю большим и указательным пальцами в закрытые глаза.
— Нет, Чед, они не случаются просто так. Это абсолютная чушь, и ты это знаешь, — я отдергиваю трясущуюся от ярости руку, желая, чтобы подступающие слезы испарились. — Я же говорила. Я говорила тебе, что никогда не буду своей матерью, и вот мы здесь. Ты не сможешь оправдать себя после этого. Все кончено, и, клянусь богом, если бы я могла ударить тебя через телефон, я бы обязательно это сделала.
У меня перехватывает дыхание, когда Влад внезапно оказывается передо мной с выражением ярости на лице, с отвращением глядя на мой телефон. Откуда он взялся? И так внезапно, словно материализовался из воздуха.
Я открываю рот, чтобы заговорить, но он прикладывает пальцы к моим губам, заставляя меня замолчать.
Он закатывает рукава своей белой рубашки и выгибает бровь, прежде чем жестом попросить меня передать ему телефон. Голос Чеда становится громче, как будто он кричит, его