Дом на болотах - Зои Сомервилл

осталась совсем одна. За лодочками в гавани лежало море, серо-стальной клокочущий простор, взбитый добела ветром. Мэлори села на скамью. Впервые с тех пор, как они приехали в Норфолк, она ощутила хоть немного покоя. Именно это ей и было нужно. Больше ничего. Просто ничего. Пустота. Широкая серая пустота.

Она выудила из сумочки сигареты и закурила, глядя в море.

25

Собака

Только заметив, что ее пальцы, сжимавшие сигарету, влажны, а лицо пощипывает, Мэлори поняла, что снова плачет. Эти слезы мог бы вызвать ветер из советской степи, пролетевший над всем Северным морем, но дело было не в нем. Как ни странно, часы показывали двадцать минут четвертого, и Мэлори сглотнула, вытерла глаза, собралась, надела перчатки и поспешила обратно по пустой улице. Нужно сказать Фрэнни правду об отце, нужно с этим покончить.

Пока она ехала, стемнело. Вскоре фары пробили в темноте два узких туннеля. Живые изгороди по обе стороны дороги были припорошены снегом, который вспыхивал белым, когда на него падал свет фар. Мэлори положит подарки Фрэнни под елку; выпьет виски, бренди, что там у нее есть, чтобы отупеть. Все будет хорошо. Но с каждой милей что-то все больше обрывалось внутри, когда она думала о том, что ее ждет. О том, как испортит дочери Рождество, как Фрэнни ее возненавидит, о пустой лондонской квартире.

Температура в машине упала, и Мэлори поплотнее укуталась в шубу.

Когда впереди наконец появился проулок, она пробормотала:

– Слава богу.

Но стоило ей свернуть ко входу в Дом на Болотах, машина выскользнула. В начале проулка замаячили деревья.

– Господи, – сказала Мэлори, пытаясь удержать руль.

Она с усилием напрягла все мышцы лица, сосредоточилась, пытаясь выровнять машину. «Не старайся контролировать ситуацию, – услышала она в голове голос Тони. – Въезжай в нее».

Поздно. К ней быстро приближались ветки. Она вот-вот вылетит и ударится в них. Но в последнее мгновение машина чудом увернулась от деревьев. Ее занесло и продолжало нести. Она разобьется. Она ухватилась за руль и приготовилась к удару. Потом впереди возникло что-то черное. Животное, тень. Скрежет тормозов. На секунду Мэлори ослепла. Она ничего не видела, ей показалось, что она услышала откуда-то глухой удар, возможно, вскрик. Может быть, свой собственный. Машина заскользила и остановилась перед домом.

Мэлори понятия не имела, что произошло.

С минуту она просто сидела на месте, тяжело дыша. Ее тут же отбросило на несколько дней назад, в тот вечер, когда они приехали, когда она вильнула и врезалась в изгородь. То же чувство дезориентации охватило ее и сейчас. Фары попрежнему горели, освещая дом. Он был погружен во тьму, если не считать единственной вертикальной желтой полоски света между занавесками на втором этаже и шаров слабого сияния от свечек на елке в гостиной. Что-то шевельнулось у нее за спиной, и она резко обернулась. Ничего, только темнота. Но что-то было – что-то черно-белое.

Мэлори трясло оттого, что она едва избежала аварии, пока она доставала из багажника покупки и заносила их в дом.

В коридоре появилась Фрэнни.

– С Ларри что-то сделалось, он выбежал в сад и так и не вернулся… – Ее лицо вытянулось. – Где папа?

У Мэлори заболела голова.

– Нужно было мне сказать тебе раньше. У него дела в Лондоне, милая. Он не сможет приехать. – Голос ее звучал устало.

– Глаза Фрэнни уже были полны слез. Через мгновение они прольются, потекут по ее личику. Мэлори так не могла. Мне так жаль, детка. Мне правда жаль. Она шагнула вперед, чтобы обнять дочь, но Фрэнни вскинула плечи и отшатнулась, впечатавшись в стену.

– Это ты виновата, – сказала она, – ты сделала так, чтобы он не приехал.

– Нет, Фрэнни. Все не так. Не так.

– Так. Так!! Ты врешь!

И она побежала вверх по лестнице. Мэлори услышала, как хлопнула дверь.

Мэлори стояла у окна кухни с бокалом бренди. Она пила второй бокал и начинала чувствовать, как разжимаются мышцы, как унимаются трясущиеся руки. Ее взгляд упал на бутылочки над плитой. Она взяла одну. На них не было этикеток. Мэлори открыла бутылочку и понюхала. Раньше, она помнила, запах был неприятный, как будто перегнали что-то протухшее. Но теперь, вдохнув его, она словно перенеслась в прошлое. Пахло травами, маслом и плесенью. Но еще темной магией, ночью и болотом. Может, это было жабье масло, настойка от болезни; а может, и ничего особенного. Держа бутылочку в руке, Мэлори обернулась к окну, ожидая – почти желая – увидеть Розмари или Джейни. Но увидела только темноту и глядящее на нее собственное лицо.

Она просмотрела газету, которую принесла.

Что-то о ядерной ракете, о снежной буре, накрывшей Европу, и – об Агате Кристи. «Королева детектива» лежала в Багдаде с гриппом. Это напомнило Мэлори о Розмари и записных книжках.

Ей хотелось оказаться где-то в другом месте, не в своем теле, не у себя в голове, не в своей жизни. Охваченная внезапным приливом энергии, она быстро взбежала по лестнице в спальню, чтобы еще раз заглянуть в чемодан. Одни бумаги. Бесконечные, бесконечные пачки бумаг. Опять чертова фашистская литература. Плакаты с заголовками вроде «Фашизм означает свободу для британских женщин. Завтра мы начинаем жить» и отвратительного «Мосли зовет – Британия во власти евреев».

– Мам, – позвала ее снизу Фрэнни.

– Иду! – откликнулась она. К черту.

Под бумагами, на дне чемодана, лежала мягкая ткань, на ощупь как плюш или бархат. Мэлори сдвинула ткань, и ее пальцы коснулись чего-то еще. Чего-то гладкого, холодного, с острым зазубренным краем. Гладкого, как кость. Она с волнением откинула бархат с того, что он скрывал.

– Ма-ма! – донесся снизу голос Фрэнни.

– Минутку, – ответила она.

В сумраке спальни заблестела белизна костей. Черепа. Черепа разных размеров, некоторые с крысиную голову, некоторые с овечью, все с пустыми глазницами. Мэлори по одному поднимала их к бледному лучу, косо падавшему из окна, и лунный свет отражался от кости. Странная, жутковатая коллекция для девушки, непохожая на те предметы, которые Розмари, по ее словам, собирала, куда более мрачная. Мэлори сунула мешок обратно в чемодан и захлопнула крышку.

Фрэнни стояла на площадке, прижимая к себе потрепанного игрушечного мишку, и смотрела на него с беспокойством. Вид у нее был брошенный, потерянный, и Мэлори ощутила в груди укол боли.

– Я волнуюсь за Ларри. Я свистела ему, как папа учил, но он не пришел.

– Не волнуйся, детка, мы его найдем, – сказала Мэлори и тут же пожалела об этом.

Вдвоем они вышли в сад, надев сапоги, шапки и пальто. Мэлори видела только беспокойное блуждание фонарика по изгородям, траве и деревьям,