Родовые сны - К Столяров

В тот же вечер мне домой позвонила Муза. Просила помочь. Простить такой поступок невозможно, но попытаться понять, что толкнуло Георгия на преступление, в чем его причина - необходимо. Тогда мне показалось, что виной всему была болезнь, его потрясенная последними событиями, за-мутненная психика. Я стал готовить ходатайство от имени гильдии киноактеров и Союза кинематографистов с просьбой об освобождении Юматова из-под стражи. Вот текст письма:

"Прокурору гор. Москвы

государственному советнику юстиции II класса

Пономареву Г. С.

от гильдии актеров кино России

и Союза кинематографистов РФ

Ходатайство.

Неожиданным и горьким для всех нас явилось известие о трагедии, происшедшей с нашим товарищем, народным артистом России Георгием Александровичем Юматовым. Просим Вас учесть, что сейчас, после ранения на войне и травм, полученных за долгие годы работы в кино, здоровье Юматова находится в крайне критическом состоянии, и мы убедительно просим Вас изыскать возможность освободить этого человека из-под стражи на период следствия. Мы знаем, что он не бандит, не злодей и глубоко переживает происшедшую трагедию. Мы поручаемся, что Георгий Александрович Юматов, будучи на свободе, не скроется от следствия и суда, будет являться по первому требованию правоохранительных органов и не допустит нарушения закона".

Но закон есть закон. Георгия на поруки не выпустили, болезнь обострилась, и его положили в тюремную больницу. Следствие проходило очень вяло и формально. Были выдвинуты четыре версии происшедшего, но ни одна из них не была достаточно проработана. В гильдии мне предложили обратиться за помощью к известному адвокату Борису Кузнецову. Этот человек сумел глубоко прочувствовать всю трагичность события и начать детальное и внимательное расследование. Знакомясь с первоначальными материалами дела, Б. Кузнецов заметил многие упущения: во-первых, не была проведена баллистическая экспертиза; во-вторых, он обратил внимание на то, что в исходных материалах не упоминается о резаной ране головы, полученной Юматовым в день убийства. Во время уборки юматовской квартиры был обнаружен нож, и след от него совпадал с раной актера. Проведенная трассологическая экспертиза подтвердила версию о необходимой обороне.

Ввиду убедительности доказательств дело было прекращено на стадии предварительного расследования, и 6 мая, ровно через два месяца, после того как в квартире Юматова прозвучал роковой выстрел, артист был выпущен на свободу.

Однако трагедия, происшедшая с ним, потрясла его организм, здоровье так и не восстановилось. Обострилась язва, пришлось делать сложную операцию, усилилась болезнь сердца, и через два года Георгия не стало.

Он был очень скромным человеком. Дважды я делал программы на ТВ с участием Георгия, и каждый раз просил его надеть боевые награды, в том числе и знаменитую матросскую медаль Ушакова. Оба раза Юматов говорил, что забыл надеть награду. Он не любил рассказывать о войне и только однажды был вынужден рассказать о своих боевых подвигах, когда пришел в профком театра подписать характеристику для поездки в Вену. Его как одного из участников освобождения города приглашал на празднование магистрат Вены. Я не удержался и спросил: а когда на бронекатерах штурмовали город, разве ему характеристика от профкома требовалась? Георгий ответил, что тогда это было не нужно. И тут я узнал, как было дело.

Апрель 45-го. Все мосты через Дунай взорваны, кроме одного, по которому отходит в Вену танковая дивизия СС "Мертвая голова". Оба берега реки в руках немцев. Наша авиация бездействует - нелетная погода. И вот тогда моряки на бронекатерах скрытно в тумане причаливают к быкам моста, по веревкам забираются наверх и забрасывают гранатами отступающие танки. От полной неожиданности возникает паника, радист с катера дает радиограмму: "Моряки захватили мост". Наши срочно выбросили десант на оба берега и захватили единственный мост, по которому советские войска и вошли в Вену. Пока длилась операция по захвату моста, немцы пришли с себя и уничтожили почти всех отчаянных моряков. Оставшиеся в живых были очень сильно искалечены. Среди раненых, но живых был и 19-летний Георгий Юматов.

Я вспоминал его рассказ жарким летним днем 1999 года на Ваганьковском кладбище, когда прощался с его женой Музой Викторовной, не надолго пережившей Георгия. В тот же трагический день на другом кладбище Москвы хоронили сокурсника Музы - Евгения Моргунова. Все трое начали свой путь в кино с замечательного фильма "Молодая гвардия" и ушли из жизни почти одновременно.

Заканчивается столетие и скоро, наверное, останется немного людей, которые были свидетелями и участниками тех великих и трагических свершений, которыми так богат бурный XX век.

ВСТРЕЧИ

Как-то перебирал домашний архив и наткнулся на огромную связку почетных грамот. Пожелтевшие листки с портретами вождей, с лентами краснофлотцев, с автографами секретарей ЦК, руководителей республик, областей, городов, начальников шахт, директоров заводов, командиров воинских частей и подразделений. И за всем этим стоит большая, сложная жизнь, огромная работа. Сейчас все это выглядит смешно и архаично... За этот труд не платили. Это наша отдача - ведь любовь не бывает без взаимности. И вот актеры кино, особенно поколение отца, много времени отдавали так называемой шефской работе, а за это воинские части предоставляли для съемок корабли, дивизии, самолеты. Вот это взаимное уважение, взаимное обогащение, взаимное проникновение стоит за пожелтевшими листами, трогательными документами великой эпохи.

Шефское окормление давалось нелегко: продолжительные перелеты, выступления в трудных условиях. Но тем не менее этот благородный труд, мне кажется, и был той отдачей за любовь, которую испытывали наши зрители к актерам кино. Я это видел своими глазами. Конец 50-х, начало 60-х годов коммерческие выступления, первые огромные, стотысячные стадионы. Кировский в Ленинграде - полон, "Динамо" в Москве - полон , а в других городах, Алма-Ате, Ташкенте, Свердловске, Тбилиси, Ставрополе, Иркутске, Владивостоке,- везде десятки, сотни тысяч людей... По два, по три выступления... Искренняя любовь зрителей к кинематографу. Даже выдающиеся, великие мастера эстрады Клавдия Шульженко и Лидия Русланова, солисты балета отходили на второй план. Афишей - главным притяжением зрителей! - были именно актеры кино.

Замечательные народные фестивали, когда город жил одной жизнью, масса кинотеатров, выступления актеров, и вся эта работа проводилась, как я уже говорил, бесплатно.

Какие интересные встречи, какие интересные люди, какие разговоры, какая любовь... Я помню одну из первых встреч на стадионе "Динамо". Нас провезли через толпу зрителей на автобусе к служебному входу. Вдруг крик в толпе:

- Да пропустите меня! Я опаздываю!

- Куда ты, да кто ты такой?

- Я Бабочкин! Я Чапаева играл!

Мгновенная тишина. И неожиданно голос какой-то женщины:

- Го-осподи, Борис Андреич, а вы еще живые?

Зрители настолько отождествляли актера с той ролью, которую он сыграл, что разделить эту, скажем так, любовь было невозможно. Чапаев погиб, и все это видели, а он оказался здесь - живой. Какая радость, какое счастье и какое наивное восприятие кинематографа!

Бывали и другие встречи. Владимир. Стадион. Мы с отцом в комнате для актеров. Вместе, мужчины и женщины, милиционер приводит какого-то пожилого человека со скромным букетиком цветов, осматривается и, наконец, обращается к отцу, как к самому знакомому:

- Товарищ Столяров, вот тут Зою Федорову спрашивают.

Отец подзывает Зою Алексеевну:

- Зоя, к тебе пришли.

Зоя Алексеевна поворачивается, смотрит несколько секунд на этого человека, а потом бросается на него, впиваясь ногтями в лицо. Их разнимают, у мужчины по лицу течет кровь. Мы ничего не понимаем. Подбегает врач, дает ей успокоительное. Гражданина выводят. Что случилось?.. Пришел поздравить заслуженную артистку Зою Федорову один из начальников Владимирского централа, страшной тюрьмы, в которой Зоя Алексеевна сидела, приговоренная сначала к высшей мере, а потом к двадцати пяти годам лагерей.

...В Ярославле. Осень, проливной дождь. Уже темно, но зрители не покидают трибун стадиона. Овации! Вбегает за кулисы совершенно мокрый Сергей Николаевич Филиппов. Мы с отцом пьем кофе.

В это время на сцену выходит Марк Наумович Бернес и поет: "Хотят ли русские, хотят ли русские, хотят ли русские?.." Филиппов протягивает руку к буфетчику и кричит:

- Хотят! Хотят!..

Закавказье. Мы спешим во Владикавказ, за сорок верст, возвращаемся с шефского концерта в воинской части строительного батальона. Мы уже не помним ни номера этой воинской части, ни командира этого подразделения... Торопимся! Опаздываем на дневное выступление во Владикавказе. Подъезжаем к городу. И вдруг...

Лидия Андреевна Русланова, которая сидит впереди нас, вскрикивает и хватается за сердце. Машина останавливается, шофер выбегает, открывает дверцу. Испуганно спрашиваем, что случилось. Оказывается, после выступления там, далеко, в той неизвестной воинской части, Лидия Андреевна забыла в огромном солдатском туалете на 24 персоны, на умывальнике, свои бесценные драгоценности. Бриллиантовая брошь, бриллиантовое колье, серьги, кольца на десятки тысяч рублей. Пока мы разбираемся где, что, как, куда, рядом останавливается пыльный грузовичок, из него выбегает маленький солдатик с пакетиком из газеты. Протягивает Лидии Андреевне этот пакетик и говорит: