Уроки любви (СИ) - Тория Виктория

Я кинулась обниматься, прижалась так, вроде это я замерзла, а он меня греть будет. Марсен обнял одной рукой, другой продолжил удерживаться за одно из копий. Посмотрела на лицо парня, заглянула ему в глаза. Мягкая беззлобная улыбка и сосредоточенный взгляд. Ему очень шло быть таким. Он похлопал меня по спине, ободряюще, как друга. Опомнилась. Стало неловко.

— Так что там у нас со временем? — Усмешка, которая ему тоже идет. Ему все идет. Даже быть подлецом.

— Не ерничай. — Я отстранилась. — Наверное, тебе лучше отодвинуться. Или нет, лежи, я сама. Веришь в богов?

— Хочешь, чтобы я молился?

— Не хочу, но можно. Хуже не будет.

Я забилась в противоположный угол. Клетка зашлась в истеричном шатании. Цепи грохотали и скрипели, не желая успокаиваться. Обстановка не такая, чтобы можно было сосредоточиться. Ни обстановка, ни внутреннее состояние. Но выбор небольшой. Часы отмеряли каждую каплю, а с ней и жизнь. Мысленно попрощалась с этим миром и отпустила то, что во мне. Отпустила, расслабилась, застыла камнем.

«Помоги нам Всевидящий», — прошептала себе под нос. На Марсена не смотрела, прислушиваясь к себе. А тьма пошла, побежала по жилам, как кровь, как сила, окутала меня холодом, обжигая кожу. Горло сжало от судороги, мешая дышать. Я захрипела, закашлялась. Заскребла пальцами по железу, по коже, не чувствуя боли, а лишь хмель и дурноту. Из глаз хлынули слезы, изо рта вырвался дым. Кожа покрывалась тонкой пленкой туманного пота. Черного, как и мое дыхание. Тьму назвали тьмой неспроста. Черная, как грех и предтечи богов, как глубина астрала и сама бездна во всей ее безудержной красе.

Я закричала. Но не от боли. Чувство полета, силы и безумной, неудержимой ярости. Как же это пьянило. Я была свободна. И жива. Я была жива!

Глава 28. Тысяча причин для предательства

— Получилось, — сама себе не верила и бубнила под нос все одно и то же. — Марсен! Получилось.

С широко распахнутыми глазами я смотрела на студиуса как на божественное дитя, нет, как на самого бога во плоти! И улыбалась улыбкой удивленного, но очень счастливого человека.

Парень был не так радостен, как я, хотя и ответил улыбкой на улыбку. Присмотревшись, не удержалась от смеха. Адреналин бурлил в крови и искал выход. Не тьма, а радость мешала дышать и мыслить здраво. Больше не тьма.

— Марсен, — хихикнула, тыча пальцем и нарушая все, чему учили сызмальства, — а ты голый.

И снова хихикнула. Впала в детство? Или взыграла юность? Вспомнила на старости, что упустила в молодости? Какая разница? Хорошо-то как! Раскинуть руки и кричать на весь мир, что я победила тьму.

— Будешь насмехаться, раздену.

— Угрожаешь?

— Предупреждаю.

— Не джентельменский поступок, Марсен, угрожать даме. И раздевать без ее согласия.

— Можно и с согласием. Это не принципиально. — И как смотрит! Зараза самоуверенная. Так и хочется сказать, что прошлые трюки больше его не спасут.

— Хотела бы я это видеть. Согласие. Ха. Смешно, правда смешно. — Я улыбалась не менее самоуверенно.

— Нарываешься. — Сейчас он напоминал кота, который хоть и сыт, но вполне способен прихлопнуть мышь. В роли мыши, разумеется, была я. Но котик забыл, что и мышки кусаются.

— Радость моя, ты синий от холода. Это во-первых. Во-вторых…

Он прыгнул на меня, и я поняла, что таки нарвалась. Не ожидала от задубевшего тела такой прыти. Это серьезный просчет. Всегда говорила, что войны проигрывают те, кто недооценил врага.

Наша борьба проходила в молчании и пыхтении, с тихой руганью под конец, когда Марсену удалось заломить мои руки и прижать лицом к прутьям клетки.

— Знакомо, да? — прошептали мне слишком горячим дыханием для человека, который дрожит от холода. Может, правда у него жар? Я могла зацепить тьмой или нет? Я задергалась с удвоенной силой, желая повернуть голову и убедиться, что с сокамерником все если не хорошо, то в пределах нормы.

— Рика, хватит дергаться! Или, может, ты хочешь, чтобы я повторил тебе весь сеанс от и до? Тот самый, — добавил он под конец, подчеркнуто намекая, что речь идет о моих фантазиях с его участием. Я зарычала.

— О-ла-ла! Какие страсти, неожиданно, господа, неожиданно, — в одной из верхних ниш, которая была более похожа на птичий насест, стояла женщина с виду лет около пятидесяти, возможно младше. Лицо ее я с трудом различала на таком расстоянии, но голос, хриплый, каркающий, наводил на мысль, что дама не первой молодости и по взрослости побеждает меня с существенным отрывом. — Жули, милый мой мальчик, ты не предупреждал, что наши гости настолько активны и прогрессивны. Если бы я только знала, что Вы, мадемуазель столь страстная натура, я обязательно бы отправила Вас сразу же к своему брату. Уверена, он сможет Вас удовлетворить намного лучше, чем это нелепое создание.

Марсен меня сразу же отпустил, откатившись и стараясь прикрыться, что ему не удалось. Он опять был возбужден! В который раз на моей памяти. Или у меня воспоминания перепутались? Стоило бы разобраться. Но не сейчас. Сейчас мне предстояло знакомство с главной зачинщицей переворота.

— Мадемуазель Трулс?

— Вы и правда так умны, герцогиня, как о Вас рассказывали, — голос изменился из тягуче-сладковатого на резкие словесные взмахи мачете. — Смерть наших слуг, я так понимаю, на Вашей совести?

— Мистрис, — королеву-самозванку перебил тот самый парень, что был назван Жули, — мессир сказал, что пленников будет опрашивать он и…

— Вон. Пошел вон.

— Но…

— С мессиром я сама разберусь. Исчезните, адепт Жули, пока Вы не исчезли заодно со слугами.

Резкие переходы в настроении и интонациях делали мне заметную подсказку, что передо мной не только главный заговорщик, но и обычнейший психопат. А то, как она высказала слуге, что может его заодно казнить заодно, это не было угрозой. Это было чем-то на грани соблазна, когда ты еле сдерживаешься. Эта женщина любит смерть. Любит причинять боль и получает от этого удовольствие. С другой стороны, чего еще ждать от франкцийцев? Извращенный народ, помешанный на удовольствии.

— Неужели заговорщики не могут позволить себе в слуги магически одаренных людей? — Я сказала первое, что пришло в голову. Хотелось ее рассмотреть вблизи, но возможности такой у меня пока не было. Только и оставалось, что ждать возможности, которая, я уверена, у меня еще будет.

Изображать для «королевы бунтовщиков» наглую высокомерную дочь герцога не так сложно. Стоило вспомнить поведение своих кузин, и сразу же вырисовывался четкий план действий. Повыше нос, поменьше манер. От провинциалов никто не ждет соблюдения этикета. Тем более, когда ты дочь, от которой отреклись. Вульгарность мне в помощь. Что касается франкцийцев, как я слышала, этикет при дворе тамошнего правителя не соблюдался вовсе. Куртизанки блистали на балах вместе с юными девицами и их чопорными мамашами. Воры и убийцы были вхожи в дома знати, а грубые вояки могли легко взять в жены (и любовницы) любое пожелавшее стать таковым создание. Что шлюха, что девственница.

— Милочка, Вы дерзите своей королеве. Вы хоть и герцогиня, но все же ниже меня по статусу. Разве Ваш покойный батюшка не соизволил научить Вас этим простым вещам?

Королева. Еле удержалась, чтобы не рассмеяться. И почему она называет меня герцогиней? В конце концов я вторая дочь без права наследования. И покойный батюшка? Она не спутала меня с кем-то?

— Мадемуаз… Мадам? О, простите, сиятельная, верно? Вы с кем-то меня спутали. Я Анрика Ива-Нова, вторая дочь герцога Ива-Нова, не наследующая его титул и земли.

К концу своей речи я подтянулась на прутьях и стала во весь свой небольшой рост, пытаясь рассмотреть женщину, что вела столь безумные и жестокие игры. Сердце мое колотилось, как часы большого Бэна на центральной площади столицы.

— Я знаю, кто Вы, герцогиня. А вот Вы — нет. Но мы это исправим. Потом. Как Вы убили моих слуг? Поделитесь секретом, милая герцогиня. Теряюсь в догадках.