Политбюро и Секретариат ЦК в 1945-1985 гг.: люди и власть - Спицын Евгений Юрьевич

Вечером того же дня тем же составом членов Президиума ЦК было принято аналогичное Постановление «О положении в Латвийской ССР», которое уже готовилось лично H. С. Хрущевым. Правда, как и в случае с Литовской ССР, обошлось без крупных кадровых решений: Первый секретарь ЦК КП Латвии Ян Эдуардович Калнберзинь и председатель Совета Министров Латвийской ССР Вилис Тенисович Лацис, занявшие свои руководящие посты еще летом 1940 года, сохранили их до конца ноября 1959 года. Правда, еще в конце мая 1953 года, в период подготовки данного Постановления, Л. П. Берия сменил главу республиканского МВД и вместо «украинца» Н. К. Ковальчука назначил новым министром «латыша» И. Д. Зуяна. Кстати, тогда же в недрах аппарата ЦК началась подготовка еще двух аналогичных Постановлений Президиума ЦК — по Эстонской и Молдавской ССР[270], однако, как известно, они так и остались на бумаге из-за скорого ареста Л. П. Берии.

Причем надо сказать, что все утвержденные Постановления, направленные сразу в республиканские ЦК, также «сопровождались» записками Л. П. Берии, который, особо настаивая на этом, явно желал подчеркнуть свою личную роль в их подготовке и принятии. Между тем, как явствуют источники[271], лично Г. М. Маленков отговаривал его от столь опрометчивого шага, который чуть позже уже низложенный «лубянский маршал» сам назвал «глупостью и политическим недомыслием».　

Параллельно с решением национального вопроса Л. П. Берия стал проявлять повышенную активность и в своей традиционной и любимой «вотчине» — в Спецкомитетах по атомному проекту и ракетной технике. Как считают ряд историков (Ю. Н. Жуков, Д. В. Кобба[272]), именно «лубянский маршал» без санкции ЦК отдал личное распоряжение на проведение испытаний новейших образцов военной техники. В частности, речь шла об испытании на полигоне Капустин Яр модифицированной крылатой ракеты 10Х, созданной в ОКБ-51 под руководством В. Н. Челомея по проектам комплексов ПВО «Комета» и «Беркут», и об испытании на Семипалатинском полигоне водородной бомбы «Слойка» (РДС-6с), над созданием которой еще с весны 1950 года в КБ-11 (Арзамас-16) активно работала целая группа физиков-ядерщиков, в том числе Ю. Б. Харитон, И. Е. Тамм, Я. Б. Зельдович, А. Д. Сахаров, Ю. А. Романов и ряд других специалистов. Однако их оппоненты (Б. В. Соколов[273]) полагают, что эти обвинения, содержавшиеся в выступлении Г. М. Маленкова на июльском Пленуме ЦК, не соответствуют действительности. Так, вопрос о времени испытания водородной бомбы решался руководящей «четверкой» Президиума ЦК, что было оформлено рядом правительственных Постановлений. А что же касается Первого спецкомитета, то он изначально не подчинялся ни ЦК, ни Совету Министров СССР и замыкался только на усопшего вождя, которому Л. П. Берия лично докладывал о ходе всех работ по созданию атомной и водородной бомб.

По мнению большинства историков (Р. Г. Пихоя, В. П. Наумов, Б. В. Соколов, Ю. В. Аксютин, Д. В. Кобба[274]), все эти бериевские инициативы, особенно в «национальном вопросе», вызвали резко негативную реакцию других членов Президиума ЦК, которые сразу сплотились в единый «антибериевский блок». Однако их оппоненты (Ю. Н. Жуков[275]) утверждают, что эти решения лишь вскрыли «старый гнойник» и привели к образованию внутри Президиума ЦК двух откровенно враждебных группировок, готовых на самые решительные действия: Г. М. Маленков, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров — с одной стороны, Л. П. Берия, В. М. Молотов, H. С. Хрущев, Н. А. Булганин — с другой стороны. Остальные же полноправные члены Президиума ЦК — Л. М. Каганович, А. И. Микоян и К. Е. Ворошилов — заняли выжидательную позицию, но, без сомнения, были готовы примкнуть к любой победившей группировке.　

По мнению Ю. Н. Жукова, буквально в ближайшие несколько дней должно было состояться очередное заседание Президиума ЦК, на котором Л. П. Берия или другой член руководящей «четверки» выдвинул бы целый пакет обвинений против Г. М. Маленкова за тяжелое положение дел в Прибалтике, Белоруссии и на Украине, за активное участие в послевоенных «политических репрессиях», ревизию основ марксизма-ленинизма и других тяжких грехах. Эти «обвинения» были бы поддержаны большинством членов Президиума ЦК, что неизбежно привело бы к отставке Г. М. Маленкова со всех его постов, прежде всего главы Совета Министров СССР. Но в дело опять вмешался его величество случай: события в ГДР…　

2. Июньский кризис в ГДР и падение Л.П. Берии

Хорошо известно, что внешнеполитические вопросы уже не первый месяц были в центре внимания всех членов «коллективного руководства». Причем страсти по разным проблемам международных отношений, многие из которых инициировал тот же Л. П. Берия, кипели не менее бурно и горячо, чем по внутренним. В центре внимания этих споров были югославская, германская, корейская и целый ряд других проблем, о которых более подробно мы писали в нашей книгах «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». А в этой части книги скажем лишь о том, что еще весной 1953 года внутри Президиума ЦК зримо обозначился раскол по вопросам оценки ситуации в ГДР.　

Надо сказать, что тогдашним событиям в ГДР посвящено немало научных исследований (А. М. Филитов, Ф. И. Новик, А. А. Фурсенко, Н. Н. Платошкин, Б. Л. Хавкин, К. Остерман[276]), хотя далеко не все они отличаются строгой научной объективностью, а многие из них очень сильно страдают пещерным и вполне традиционным антисоветизмом, столь характерным для нынешней российской историографии. Между тем в целом ряде последних публикаций, в частности в известной монографии профессора Н. Н. Платошкина, довольно подробно, с опорой на источники изложена не только история самих июньских событий в ГДР, с которыми традиционно связывают падение Л. П. Берии, но и их предыстория. Довольно подробно об этих событиях в историографическом и фактическом ключе мы поведали в своей работе «Хрущевская слякоть», опубликованной в 2019 году[277]. Поэтому на страницах этой книги нет особой нужды «повторять пройденное». Здесь мы лишь напомним о том, что сразу после смерти И. В. Сталина в Президиуме ЦК разгорелись нешуточные страсти по поводу кризисных событий в ГДР и ключевых проблем строительства социализма на этом самом западном форпосте Советского Союза. Большая часть членов высшего советского руководства, прежде всего В. М. Молотов, H. С. Хрущев, Н. А. Булганин, А. И. Микоян и М. А. Суслов не только поддержали реализацию решений II Партконференции СЕПГ «о строительстве основ социализма на немецкой земле», но и высказали полную поддержку лидеру СЕПГ Вальтеру Ульбрихту. Однако Л. П. Берия в пику этим настроения в своей записке «О положении в ГДР» от 6 мая 1953 года в категорической форме выступил против этих «авантюрных планов» и, как ни странно, был поддержан Г. М. Маленковым[278]. Это противостояние, как считает значительная часть авторов, и стало немаловажным поводом для кардинального решения вопроса с «лубянским маршалом».　

Надо сказать, что в отечественной историографии июньские события 1953 года уже довольно давно ассоциируются с крахом Л. П. Берии, поскольку целый ряд историков полагают, что именно отсутствие «лубянского маршала» в Москве сыграло решающую роль в победе антибериевской коалиции. Хотя одни сторонники этой версии (Ю. Н. Жуков, Е. А. Прудникова[279]), не называя конкретных дней его пребывания в Берлине, полагают, что он отсутствовал в Москве только три дня (вероятнее всего, 22–25 июня), другие (Б. В. Соколов, М. Г. Жиленков[280]) утверждают, что он находился в германской столице чуть ли не целую неделю, т. е. 18–25 июня 1953 года, и, наконец, третьи (Ю. В. Аксютин, С. Я. Лавренов, И. М. Попов[281]) вообще не называют каких-либо конкретных сроков его пребывания в столице ГДР. Но их оппоненты, прежде всего профессор А. М. Филитов[282], вполне определенно говорят, что документальные и мемуарные источники не подтверждают эту расхожую точку зрения.