Вернуть Веру (СИ) - Резник Юлия

- Ты удивительный человек. Сейчас… не будь у нас того багажа за плечами, я бы влюбилась в тебя без всяких раздумий… Тебя обожают коллеги, зрители. Ты терпелив, талантлив и чудовищно работоспособен… Ты делаешь правильные вещи, которые… восхищают меня. Взять хотя бы помощь Веронике, или Дашке… Думаешь, я не в курсе, что это именно ты покрыл недостающую сумму? Знаю!

- Какая, к черту, разница, кто ее покрыл?!

- Большая! Огромная разница… Ты отказался от своей мечты ради девочки, которую впервые увидел несколько недель назад. Я… восхищаю собой, я… горжусь. Но я…

- Не веришь мне. Ты мне больше не веришь.

- Я не знаю, - меня уже откровенно трясло, и я едва справлялась со слезами. Да и Стас… кажется, не справлялся. Он сидел, вцепившись руками в руль, и смотрел в одну точку. А потом молча завел машину и выехал из подворотни. До дома мы добирались в тишине. Лишь на прощание я бросила идиотское «извини»… Вот и все, что между нами осталось.

Хорошо хоть Настьку забрали родители. И мне не придется ей объяснять свой потрепанный вид. Я открыла дверь, скинула туфли и едва не закричала, когда из глубины квартиры мне навстречу вышел… Вавилов! А ведь он говорил, что сегодня у нас ну никак не выйдет встретиться!

- Господи, ты напугал меня, - пробормотала я.

- Хотел сюрприз сделать, - улыбнулся Олег.

- Тебе удалось.

- Как концерт?

Взгляд метнулся к зеркалу, из которого на меня смотрела довольно всклоченная девица. Тушь немного потекла, винная помада где-то стерлась, где-то размазалась, а кожа вокруг рта была розовой от раздражения. Еще бы! Гуляев ведь так и не избавился от своей бороды…

Соленый ком стал поперек горла, не давая мне выдавить из себя ни звука. Я несколько раз сглотнула, прежде чем сказать правду. Ту правду, которую Олег заслужил.

- Я… тебе солгала.

- Ты не была на концерте?

- Нет! Я была… Но не с подругой.

- Для нас обоих будет лучше, если ты перестанешь говорить загадками, - поддразнил меня Вавилов, но его взгляд… в нем ведь ни капли веселья не было. Лишь настороженность.

- Мы были там с Гуляевым. Я… он… это довольно сложно объяснить.

- Но ты все же попытайся.

- Я хотела его поддержать. Понимаешь, среди музыкантов… была его мать, которую он не так давно разыскал. Словом, я поехала туда в качестве моральной…

- Поддержки, я понял.

- Да… Но все… все зашло слишком далеко. Дальше, чем я планировала.

Это было по-настоящему невыносимо. Стоять вот так… и каяться в произошедшем. Махом вспарывать то, что так долго и старательно сшивала.

- Дурдом, – пробормотал Олег. Растерянно провел по короткому ежику на голове. – Ты с ним трахалась, что ли?

Я вздрогнула, сжалась… Вавилов не церемонился. Да я и не заслужила хорошего обращения. Мне очень хотелось плакать. Плакать и курить.

- Мне ужасно жаль, прости. Я… очень запуталась со всей этой историей. И… я не хотела причинить тебе боль, - мой голос все же дрогнул. Набежавшие на глаза слезы сорвались с ресниц и упали на щеки двумя обжигающе горячими каплями.

- Знаешь, я лучше пойду. Нам обоим… обоим нужно остыть.

- Прости меня… - сказала я напоследок. Наверняка зная, что это будут мои последние слова. Понимая, что Вавилов совсем не тот мужик, который смог бы простить измену. Я не была уверена даже в том, что мне это действительно нужно.

Дверь захлопнулась. Я опустилась на банкетку, которой мы в обычной жизни так редко пользовались, но на которой теперь я частенько сидела, уставившись в никуда. В голове кружили миллионы вопросов. От набившего оскомину «что я наделала?» до пугающего неизвестностью «а что теперь?» Я думала о том, как буду объяснять наше расставание с Вавиловым родным и близким, о том, как будет выкручиваться он сам. Я ругала себя и рвала на себе волосы. Я пыталась заглянуть в будущее и… больше его не видела.

Суббота прошла, как в тумане. А в воскресенье… в воскресенье мне пришлось выбраться из кокона. Как-то собрать себя по частям и поехать в аэропорт. Во всем, что произошло, был все же один весомый плюс –  нам удалось собрать деньги Дашке на самое дорогое в мире лекарство! И теперь они вместе с матерью направлялась в специализированную клинику на лечение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Удачи вам!

- Спасибо! – шепнула Вероника. - За все спасибо… Я перед вами и перед Стасом… перед всеми этими людьми, что нам помогали, в таком долгу…

- Перестань! Скажешь тоже… Давай, иди уж, не то на самолет опоздаете.

- Это все журналисты, – сквозь слезы хохотнула Вероника.

Я окинула взглядом собравшуюся чуть в стороне толпу. Да уж… Мы создали инфоповод, который, как оказалось, подхватили и другие каналы.

- Стас поэтому нас не пришел провожать. Ты же его выгладываешь?

- А… Его здесь нет?

- Не-а. Стас не хотел, чтобы его нашим благодетелем выставляли. Думаю, он сейчас очень жалеет, что засветился в связи с этой историей. Никогда не встречала более скромного человека.

Это Гуляев скромный?! Мне казалось, что я чего-то не понимаю. Или, напротив, улавливаю то, что мое сознание не в силах принять. В еще более растрепанных чувствах я дождалась, когда Вероника и Дашка скроются из виду, и побрела прочь…

У родителей, куда я поехала прямо из аэропорта, было тепло и уютно. И как в детстве пахло яблочными пирогами. Настька выскочила меня встречать, вся в муке с головы до ног. Они с мамой, оказывается, эти самые пироги и пекли, отстранив от процесса домработницу.

- Что-то ты бледная, Вера… Совсем тебя доконали, – резюмировала мама, покрутив мою голову за подбородок из стороны в сторону.

- Да, брось. Просто плохо спала.

Мама хитро улыбнулась и тайком, чтобы Настька не слышала, шепнула:

- Жених не давал?

Мне, наверное, стоило как-то отшутиться. Не торопить события, ведь я решила, пока все не уляжется, не рубить с плеча. Не говорить о том, что мы с Вавиловым расстались, потому что… мало ли. Ну, мало ли… Да. Но не смогла. Улыбка увяла на моих губах…

- Эй? У вас что-то случилось? Поругались? Ну, ты, главное, не переживай. Все бывает… помиритесь!

Я потупилась. А тут еще Настька услышала окончание беседы и так… бачком-бочком к нам подобралась, делая вид, что ей и дела нет, о чем мы болтаем с матерью, а в действительности ловя на лету каждое слово.

- Вряд ли, – откашлялась я. – Вряд ли мы помиримся, мама.

- Да что это такое, а? Ну, что опять произошло? Такой приятный молодой человек, вот правда не думала, что он накосячит.

- А дело и не в нем, - призналась я, чувствуя, как по щекам растекается жар. Схватила разделочную доску, овощерезку и под внимательным взглядом матери трясущимися руками принялась чистить яблоки.

- Значит, накосячила ты?

Я отбросила нож. Вцепилась ладонями в край кухонного острова и кивнула.

24

- Урок в гимназии? – сощурился я.

- Ну, так ведь день учителя, Стас! Такого еще не было.

- Значит, это твоя идея?

Люди, с которыми я проработал не один год, занервничали. Редакторы переглянулись. А я только выругался под нос, прекрасно понимая, чем вызвана такая реакция. Замордовал я их за последнюю пару недель. Затюкал! Почему-то не в силах взять под контроль свое отвратительное настроение. И вот ведь какая штука – всю жизнь я только и делал, что приспосабливался. Легко, играючи… ничуть от этого не страдая. И не заключая каких-либо сделок с совестью. А тут… не мог.

- Вообще-то это я предложила, - пробормотала Вера, сползая по стулу вниз, как будто желая слиться с окружающей действительностью.

- Ты?

- Угу. У тебя прекрасно получается ладить с детьми. Да и они будут счастливы с тобой пообщаться. Вот я и подумала, что… А впрочем, если ты против, мы можем вернуться к первоначальному плану.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- А он у нас был, напомни?

- Таня предлагала пригласить в студию какого-нибудь выдающегося педагога, - окончательно стушевалась Вера.

- И умереть со скуки?