Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) - Диана Гэблдон

— Малыш лежал поперек и был размером с шестимесячного поросенка…

— Ха, у Германа голова была с пушечное ядро, и повитуха говорила, что он лежал лицом к моей спине…

— У Джемми была большая голова, но главной проблемой были плечи…

— …le bourse… кошелек леди…

— Ага, ее способ зарабатывать на жизнь. И когда клиент сует пальцы в ее кошелек…

— Нет, ты не должен ходить, сейчас мой ход. И я иду сюда…

— Merde! [236]

— Герман! — завопила Марсали, впившись взглядом в своего отпрыска, который, выпятив нижнюю губу, хмуро смотрел на доску.

— Не расстраивайся, парень. Теперь твой ход, и ты можешь сходить вот так, так и так…

— «Avez-vous ête la selle aujourd’hui?» — спрашивает он шлюху…

— Был ли у вас сегодня стул? — Фергюс рассмеялся; кончик его длинного носа порозовел от смеха. — Это только один перевод, конечно.

Роджер приподнял бровь, с полуулыбкой глядя на него.

— Да?

— Это выражение, которой используют французские врачи, — вставила я, видя его непонимание. — Проще говоря, это означает: вы сегодня испражнялись?

— Эта леди, вероятно, была une specialiste, [237]— весело пояснил Фергюс. — Я когда-то знал такую…

— Фергюс! — лицо Марсали стало розовым, хотя она была скорее смущена, чем рассержена.

— Понятно, — пробормотал Роджер, все еще держа брови приподнятыми, а я задалась вопросом, как можно было положить на музыку такие непристойности.

— Comment sont vos selles, grandpere? [238]— весело спросил Герман, очевидно услышав разговор.

— Свободно и легко, — уверил его дедушка. — Ешь овсянку каждое утро и у тебя никогда не будет геморроя

— Па!

— Но это правда, — запротестовал Джейми.

Покрасневшая Брианна негромко фыркнула, и Джемми у нее на коленях зашевелился.

— Le petit rouge [239]ест овсянку, — заметил Герман, кинув хмурый взгляд на Джемми, который с довольным видом сосал материнскую грудь. — Он срал ею.

— Герман! — закричали обе женщины в унисон.

— Но это правда, — заявил он, в совершенстве имитируя дедушку. Он с гордым видом повернулся спиной к женщинам и принялся строить башню из шашек.

— Он, кажется, не собирается бросать титьку, — заметила Марсали, кивнув головой на Джемми. — Так же было с Германом, но у него не был выбора, так же как и у малышки Джоан, — она грустно посмотрела на свой огромный живот с третьим ребенком.

Я уловила мгновенный обмен взглядами между Роджером и Брианной, сопровождаемый улыбкой Моны Лизы, появившейся на лице Брианны. Она устроилась удобнее и погладила голову Джемми. «Наслаждайся, пока есть возможность, милый», — сказали ее действия более красноречиво, чем слова.

Я почувствовала, что мои брови приподнимаются, и поглядела на Джейми. Он тоже видел эту небольшую сцену и ответил мне мужским эквивалентом улыбки Брианны, прежде чем вернуться к шашкам.

— Мне нравится овсянка, — застенчиво вставила Лиззи, делая робкую попытку изменить предмет разговора. — Особенно с медом и молоком.

— А, — сказал Фергюс, которому напомнили о его первоначальном занятии. Он повернулся к Роджеру, подняв палец. — Ульи. Припев, понимаешь, куда летят les abeilles. [240]

— Да, да, — миссис Баг вернула беседу к прежней теме, когда он остановился, чтобы вдохнуть воздух. — Овсянка с медом — лучшее средство для живота, хотя иногда даже она не помогает. Я знала человека, который не мог сходить по-большому целый месяц.

— Да? А он пробовал шарики из воска в гусином жиру? Или отвар из виноградный листьев? — немедленно откликнулся Фергюс. Француз до мозга костей, он был великим знатоком очистительных и слабительных средств и свечей.

— Все, — уверила его миссис Баг. — Овсянка, сушеные яблоки, вино с желчью вола, вода, которую он пил в новолуние в середине ночи… ничего ему не помогало. Бедный человек весь посерел лицом. Это были нервные судороги; его кишки просто завязались узлами, как…

— Он взорвался? — заинтересованно спросил Герман.

Миссис Баг коротко задрожала от смеха.

— Нет, малец. Хотя он был близок к этому.

— Что же тогда ему помогло? — спросил Джейми.

— Она, наконец, заявила, что выходит замуж за меня, а не за кого-то другого, — мистер Баг, который дремал в углу на протяжении всего вечера, встал и потянулся, потом положил руку на плечо жены, нежно улыбнувшись ей. — Это стало большим облегчением.

Спать мы легли поздно после веселого вечера, который закончился балладой о проститутке, исполненной Фергюсом на французском языке под всеобщие аплодисменты. Джейми и Герман отбивали такт ладонями по столу.

Джейми лежал, заложив руки за голову, и время от времени хихикал, вспоминая строки песни. Было довольно холодно, и стекла запотели от нашего дыхания, но он был абсолютно голый. Я расчесывала волосы перед сном и восхищалась этим зрелищем.

Он оправился от укуса змеи, но был худее, чем обычно. От того изящные арки его ключиц были хорошо видны, и длинные мускулы рук четко выделялись под кожей. На груди, где ворот рубашки был обычно открыт, кожа имела бронзовый оттенок, но нежная кожа на внутренней стороне его рук была молочно-белой с синеватым узором вен. Тени смягчали резкие черты его лица, и свет мерцал в волосах, окрашивая их в свет корицы и янтаря там, где они лежали на его плечах, и делая их темно- рыжими и красно-золотыми на обнаженном теле.

— Свет свечи подходит тебе, сассенах, — произнес он, улыбаясь, и я увидела, что он наблюдает за мной синими, как безграничный океан, глазами.

— Я только что думала то же самое о тебе — сказала я, откладывая щетку. Мои волосы, чистые и блестящие, пушистым облаком падали на плечи. Они пахли ноготками и подсолнечником, и моя кожа — тоже. Купание и мытье головы зимой было не самым простым делом, но я не намеревалась ложиться спать, благоухая поросячьим дерьмом.

— Пусть горит, — остановил он меня, когда я наклонилась, чтобы задуть свечу, и взял меня за запястье.

— Ложись в кровать и позволь мне посмотреть на тебя. Мне нравится, как огоньки играют в твоих глазах, словно виски, который вылили на хаггис и подожгли.

— Как поэтично, — пробормотала я, но не возражала, когда он, уложив меня, развязал ленту моей рубашки и спустил ее с плеч. Комнатный воздух был холоден, и мои соски сжались, наморщив кожу вокруг них, но его грудь была восхитительно горяча, когда он прижал меня к себе, вздохнув от удовольствия.

— Полагаю, песня Фергюса вдохновила меня, — произнес он, обхватывая мою грудь и с восхищением взвешивая ее в своей ладони. — Боже, у тебя такие прекрасные груди. Ты помнишь куплет, где он пел, что у леди были такие большие сиськи, что мужчина мог зарыться в них по самые уши? Твои груди, конечно, не такие большие, но ты можешь спрятать в них мой…