Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

отложил картонку на тумбочку и встал.

– Идём, уложу тебя.

– Иди ты… – вяло выругался Чак, поворачиваясь к двери и едва не падая. Но сильные тёплые руки уже подхватили его и удержали. Чак рванулся.

– Пусти!

– Упадёшь же.

– Не твоя печаль, ты…

– Неугомонный ты, Чак, – необидно рассмеялся негр. – Ну, если хочешь, посиди здесь.

Он подвёл Чака к стулу и усадил на своё место. Гэб порывисто отвернулся, пряча лицо.

– Слушай, – медленно, глядя на Гэба, заговорил Чак. – Как тебя, Андре, так?

– Андрей, – поправил его негр.

– Один чёрт, – Чак по-прежнему глядел только на Гэба. – Слушай, принеси мне халат. Холодно.

– Хорошо, – понимающе улыбнулся Андрей и ушёл, оставив их вдвоём.

Когда за ним закрылась дверь, Гэб тихо повторил:

– Зачем пришёл?

Чак пожал плечами – это у него получалось, дальше рук, чего он боялся, паралич не пошёл.

– Сам уже не знаю. Ты… нас ведь двое осталось. Ты да я. И всё.

Гэб повернулся к нему.

– Не поверил русским про Тима?

Чак кивнул, и Гэб улыбнулся.

– Я тоже. Ты… долго горел?

– С Хэллоуина. А ты?

– Третьи сутки, – выдохнул Гэб.

Тяжело, постанывая сквозь зубы, Гэб опёрся обеими руками о постель и сел. Чак молча смотрел на него. Сев, Гэб длинно замысловато выругался.

– Что с нами сделают, Чак?

– Я не знаю, – глухо ответил Чак. – Лучше бы расстреляли.

– Веришь, что от пули смерть лёгкая?

– Когда её ждёшь, да. Зачем мы им, Гэб? Какими мы были раньше… я понимал, зачем, – Гэб кивнул. – А такими… Зачем мы им сейчас?

Вошёл Андрей с халатом и шлёпанцами. Молча и очень ловко накинул халат на плечи Чака и подсунул шлёпанцы ему под ноги.

– Слушай, – Чак снизу вверх посмотрел на его тёмное красивое лицо. – Слушай, будь человеком, скажи. Что с нами потом сделают?

– Потом – это когда? – очень серьёзно спросил у них Андрей.

– Когда перегорим, – ответил Гэб.

– Восстановитесь когда? – улыбнулся Андрей. – Ну, тогда сами решите. Думаю, уйдёте отсюда. Вы в госпитале работать не захотите, ведь так?

– А ты? Ты разве по своей воле здесь остался?

Андрей, помедлив, кивнул.

– Да, – и уже твёрдо повторил: – Да. Это я сам решил…

…Доктор Юра смотрит на него внимательно с доброй, непривычной на белом лице улыбкой.

– Ну вот, парень, всё у тебя теперь в порядке. Как ты дальше жить думаешь?

– Я… я не знаю… Как вы скажете, сэр.

– Я ничего тебе не скажу.

Доктор Ваня сидит тут же рядом, улыбается и кивает.

– И я не скажу. Это твоя жизнь. И ты её сам делай. Сам думай и сам решай…

…Андрей тряхнул головой, едва не уронив шапочку, и повторил:

– Сами решите.

– А что, – Гэб скривил в усмешке губы, – что, у нас ещё восстановиться может?

– У тебя, – прищурился Чак, – восстановилось?

Теперь они оба смотрели на Андрея, но он спокойно выдержал их взгляды.

– Не знаю, не пробовал.

– Ну, без траханья прожить можно, хоть и паршиво, а без рук… – Гэб оборвал фразу и отвернулся.

Его лицо дёрнула гримаса боли, он резко подался вперёд, упираясь лбом в колени. Андрей тут же оказался рядом, ловко уложил.

– Ничего, перетерпи, – приговаривал он. – Надо перетерпеть.

– Зачем?! – выдохнул Гэб. – Чтобы, как он, калекой…

– Заткнись! – крикнул Чак. – Я не калека!

– А кто ты?! – хрипел Гэб. – И я буду таким?! Нет! Не хочу! Нет!

Его выгнуло в судороге. Андрей перехватывал его молотящие воздух кулаки, и Гэб вскрикивал он этих прикосновений. Чак сжался на стуле, наблюдая эту борьбу. Он понимал, что Андрей старается не причинять Гэбу боли, но… ведь Гэб горит, его даже ткань жжёт.

– Осторожней! – не выдержал он.

И замер, изумлённо приоткрыв рот. Рука на одеяле, прикрывающем ноги Гэба, растопыренные чёрные пальцы с розоватыми ногтями. Но это его рука. Как она здесь оказалась? Ведь… ведь Андре, надев на него халат, положил ему руки на колени.

Гэб, беспомощно всхлипывая, затих, распластавшись на кровати. Андрей перевёл дыхание, бережно опустил руки Гэба.

– Сейчас я тебе попить дам, – и увидел руку Чака на одеяле. И после долгой, мучительно долгой тишины очень просто сказал: – Его можно больше не держать. Убери руку.

Чак вздрогнул, и его рука бессильно соскользнула с ног Гэба, повиснув плетью. Андрей отошёл к столику у окна, позвякал там стеклом и вернулся со стаканом воды. Ловко напоил Гэба, приговаривая:

– Пей, пей. Это вода с глюкозой. Ну вот так, ну, молодец.

Его глубокий какой-то воркующий голос не походил на обычный, от него как-то тепло и приятно щекотало где-то внутри. Чак, передёрнув плечами, отогнал наваждение.

– Замёрз? – Андрей бросил на него быстрый взгляд искоса. – Сейчас запахну тебе.

Чак покачал головой. Пока Андрей поил Гэба и относил стакан, он безуспешно пытался хоть как-то пошевелить руками. Гэб лежал теперь неподвижно, только грудь дрожала в частом неровном дыхании. Андрей поставил стакан на столик и подошёл к Чаку.

– Ну, давай. А то сидишь нараспашку.

И Чак подчинился. Андрей заправил ему безжизненные руки в рукава, запахнул на нём халат и завязал пояс.

– Пойдёшь к себе или ещё посидишь?

Чак судорожно сглотнул, посмотрел на неподвижное мокрое от пота и слёз лицо Гэба, на свои руки и, пересиливая себя, спросил:

– Что это было, Андре?

– С тобой? – Андрей пожал плечами. – Я не врач, не знаю.

– Врачи – все беляки, – с убеждённой злобой ответил Чак. – Всем им… одна цена.

Андрей молча несогласно покачал головой. Чак посмотрел на него, усмехнулся.

– Ладно. А ты чего один? Наказали?

– Нет, я в паре с Леоном должен быть, а у него рука болит, – Гэб заинтересованно приоткрыл глаза. Андрей заметил и объяснил: – На Хэллоуин руку ему повредили.

– Сломали? – спросил Чак.

– Нет, вывих сильный. В локте. Так-то вправили, связки не порваны, но болит.

Чак и Гэб понимающе кивнули. Чак посмотрел на свои руки, лежащие на коленях, и повторил:

– Что это у меня было?

Андрей не ответил. Гэб наконец выровнял дыхание и устало закрыл глаза.

– Спать будешь? – улыбнулся Андрей. – Ну, спи. Пошли, Чак.

Чак встал.

– Ладно, – и выдавил: – Я ещё приду к тебе.

У Гэба дрогнули губы то ли в улыбке, то ли в плаче. Андрей мягко подтолкнул Чака к двери. Но Чак и сам понимал, что надо уйти. Он сам был благодарен, что и в тюрьме, и потом здесь никто не видел его слабости, не злорадствовал. Парни не в счёт – это их работа. А что дразнили они его, так он и сам задирался, как мог.

До палаты Чака они дошли молча. Андрей помог ему раздеться и лечь,