Та, что меня спасла (СИ) - Ночь Ева

Я так и не посмотрел электронку. Нет пока нужды. Кто она, моя жена? Дочь алкоголиков Прохоровых, которой почему-то повезло попасть к Гайдановской, или… погибшая девочка Настя? Ещё одна тайна. Я должен заняться ею, как только разберусь со своим тонущим кораблём.

Слишком плотные собрались тучи. И надо мной, и над Таей. Но тайна прошлого моей жены может сейчас и подождать.

Возвращается Сева. На нём лица нет. И губы пляшут.

– У неё телефон не отвечает, Эд, – вываливает он на меня плохие новости. – Линка нервничает. Кричит, что поедет к ней, если ты скажешь, куда её спрятал.

Моё спокойствие идёт трещинами, разваливается на куски, как осколки зеркала, но я всё же умудряюсь мыслить трезво.

– Не нужно никуда ни бежать, ни ехать. Скажи, что с Таей всё в порядке, телефон разбила. Придумай что-нибудь.

И пока Сева звонит Синице, я набираю охрану, что следит за квартирой.

35. Тая

Она горбится ещё больше. И ладони коленями зажимает сильнее Вздыхает, распускает волосы, прячет лицо под ними и только после этого начинает говорить.

– Вся эта история началась задолго до нашего знакомства. Длилась не один год, пока не закончилась трагедией.

Она умолкает, словно собирается с силами. Аль молчит. Не торопит. Кажется, я слышу их дыхание – так обострены сейчас все мои чувства. Там, за зеркалом, – другой мир. Страшная сказка, в которой, видимо, я поучаствовала много лет назад. В памяти ничего не проясняется. Я по-прежнему не помню эту женщину. И всё, что она рассказывает, для меня – чужая жизнь.

– Дима, мой старший брат, женился неожиданно. Не спросив родителей. Ты же знаешь: в таких семействах, как наше, подобные вещи не проходят даром. Папа был ещё жив, в доме разгорелся скандал. Отец топал ногами и кричал, что лишит Диму наследства. Пустит его по миру, и если он такой умный, то пусть попробует жить, как все. Старая, как мир, история богатенького отпрыска, что пошёл против системы.

Как ты понимаешь, Аню, жену его, не приняли. Позже, когда родилась Тася, отец немного смягчился, но сдаваться не собирался. К слову, Дима с Аней жили хорошо и в отцовских деньгах и подачках не нуждались.

У папы так и не поднялась рука вычеркнуть Диму из завещания. Но у отца были свои закидоны. Он оговорил, что Дима получит свою часть наследства после тридцатипятилетия.

Папа умер, когда Диме исполнилось тридцать три. Мать вскоре снова вышла замуж. Отчима моего ты помнишь.

У Лады губы сводит судорогой, она вздыхает. Аль отнимает её руки у колен и сжимает пальцы. Как красиво они смотрятся рядом. Будто завершённая картина. Он – смуглый, как пират. Она – белокожая и ранимая на вид.

– Я уверена: это его рук дело – смерть Димы и Ани. Я… слышала эти бесконечные разговоры о наследстве, об активах. О недостойном сыне – позоре семьи. Мать… всегда была адекватной, но от отчима у неё мозги размягчились. Не сопротивлялась. Кивала любой чуши.

Я… ненавижу его, ты знаешь. Он дважды подкатывал ко мне – это ты тоже знаешь. Прилипчивая гадкая тварь. В ту ночь я подслушала его разговор. Он показался мне странным. Там не было имён и событий, но я уже давно не доверяла ему и следила.

Я опоздала. Успела сделать только одно – спасти Тасю.

У меня не было времени подумать, – плечи девушки сотрясает дрожь. – Всё вышло так, как вышло.

Они дружили, учились вместе в институте. Когда-то. Дима Прохоров и Дима Бакунин. Оба – Сергеевичи. Оба – из хороших семей. Оба женились не на тех девушках. Жили в одном подъезде на разных этажах. Потом дружба почти сошла на «нет», когда Прохоровы начали выпивать.

Наша Аня жалела Тасю-младшую. У них с Настей – два года разницы. Но обе похожие, тёмненькие, голубоглазые. Аня часто покупала им одинаковую одежду. Забирала к себе, когда Прохоровы напивались.

Они хотели оформить опеку – решался вопрос о лишении родительских прав. Но судьба по-другому распорядилась.

Так случилось, и в тот день Тая осталась ночевать у наших. И погибла вместе с Димой и Аней. А Настю, чуть живую, мне удалось чудом вытащить из пылающей квартиры.

Я не знала, что делать. На беду или на счастье, Прохоровы угорели той ночью. По халатности или свели счёты с жизнью – не знаю.

Я… хотела уговорить их приютить Тасю на день-два. А тут такое. И тогда я решила: пусть будет, как есть. Тае Прохоровой, как и моему брату с невесткой, уже ничто не могло помочь. А Настя – единственная наследница.

– Ты оставила её у Прохоровых? В квартире с двумя трупами?.. – голос у Аля хрипит. Слова он произносит осторожно, словно ему больно разговаривать.

Лада низко опускает голову. Кажется, ещё чуть-чуть – и шея её не выдержит груза, сломается. Я вижу, как выпирают позвонки. Я чувствую, как окутывает её страдание и чувство вины.

– Ненадолго. Всего на пару часов. Она… была без сознания. Я вызвала полицию, «скорую», упросила подружку последить за всем, что произойдёт потом.

– Ты рисковала, – Аль смотрит в никуда и встряхивает головой, пытаясь сбросить оцепенение. Как жаль, что мне это не поможет. Наверное, я застыла, закоченела: руки-ноги меня не слушались, а лоб и щёки пылали так, будто у меня температура сорок.

– Я просто не знала, что делать. Металась, как раненная медведица. Ревела, чёрт знает что творила.

– Тебе было всего девятнадцать, – возражает Аль и снова сжимает её руки. Это и поддержка, и ободрение. Он без слов даёт понять: не осуждает.

– Какая разница? – Лада снова прячет лицо под волосами. – Мне сейчас кажется, что можно было как-то по-другому…

– И никто не заметил, что ты девочек поменяла?

– А что там замечать? Они же как близнецы были. Почти одного роста – Тая в свои шесть – крупнее, Тася в свои восемь – мелковатая и худая. Тёмненькие. Голубоглазые. Одежда почти одинаковая. Их многие считали сёстрами. Тася долго приходила в себя. А потом оказалось, что ничего не помнит из прошлого. Молчала долго. Не разговаривала. Так она из Насти Бакуниной превратилась в Таю Прохорову.

Но я не могла жить спокойно. Мне всё время казалось: он догадается. Вычислит. Найдёт. Я… уже замуж вышла. Муж таскал меня по заграницам, а я рвалась домой. Я немного выдохнула, когда, наконец, удалось пристроить её к Алевтине – единственной Аниной родственнице. Всё же одна кровь – так я рассуждала. И другой город. Большой город, где легко потеряться.

Я знаю: ей и с тёткой не очень хорошо жилось.

– Знаешь? – Аль отводит волосы в сторону и проводит тыльной стороной ладони по Ладиной щеке.

– Конечно, – вспыхивает она под его пальцами. – Я следила за девочкой. Получала отчёты. Не наглела, нет. Может, ей досталась не очень хорошая, но всё же жизнь. С двоюродной тёткой, а не в детдоме и не в приёмной семье, где её не любили.

– Да это корова тоже не очень-то баловала Тайну.

– Тайна? – Лада смотрит на Аля пристально. Сводит брови, закусывает губу. Сейчас она… очень похожа на меня. Или я на неё?..

– Я назвал её так, как только увидел глаза. Очень похожие на твои. Никак не мог понять: откуда? Думал уже, что немного ку-ку. Двинулся разумом.

– У тебя даже в юности всё было в порядке и с памятью, и со зрением.

Она тоже проводит пальцами по щеке – чертит линию от виска до подбородка. Словно пытается вспомнить. Или запечатлеть.

– Теперь ты понимаешь, почему я тогда так поступила? Почему оттолкнула и… сделала всё остальное?.. Я не могла втянуть тебя во всё это. Но, как оказалось, ты всё равно втянулся. Разошедшиеся в разные стороны линии снова пересеклись. Притянулись.

– Ты удивлена? – я плыву от голоса Аля. Меня колышет на его хриплых волнах.

– Наверное, нет. Я хочу её видеть, Берт. Я точно знаю, что она здесь. И… наверное, он тоже уже знает. Мой отчим.

– Федя? – меня корёжит от этого имени.

У Лады удивлённо вспархивают брови.

– Почему Федя?.. Нет, конечно. Насколько я знаю, он как был Антоном, так и остался.

– Какой-то Федя чуть не убил её тётку. Только лишь потому, что она вспомнила фамилию твоего брата.