Батальон смерти - Игорь Родин

Мне пришлось заново учиться ходить, и было такое ощущение, будто я никогда раньше не умела это делать. Первая попытка не удалась. Попросив у доктора пару костылей, я хотела встать на ноги, но упала на постель, вся ослабевшая и беспомощная. Однако сиделки посадили меня в инвалидное кресло и выкатили в сад. Прогулка доставила мне огромное удовольствие. Однажды, когда сиделка отлучилась, я попыталась самостоятельно встать и сделать хотя бы шаг. Эго вызвало сильную боль, но я сохранила равновесие, и по моим щекам потекли слезы восторга. Я ликовала. Однако лишь неделю спустя доктор разрешил мне немного ходить с помощью сиделок. Удалось сделать лишь с десяток шагов; я победоносно улыбалась, преодолевая изо всех сил дикую боль, но вдруг почувствовала страшную слабость и потеряла сознание. Сестры милосердия испугались и позвали доктора, который велел впредь быть осторожнее. Тем не менее здоровье постоянно улучшалось, и через пару недель я уже могла ходить. Конечно, первое время я не чувствовала уверенности: ноги дрожали и казались такими слабыми. Постепенно прежняя сила возвращалась ко мне, и к концу шести месяцев, проведенных в больнице, я выздоровела.

Глава девятая. Восемь часов в руках германцев

В то утро, когда предстояло идти на военно-медицинскую комиссию, я была в веселом и чертовски озорном настроении. Заканчивался декабрь, а душа моя, будто весной, светилась от радости. В просторной комнате, куда я вошла, уже ждали своей очереди около двухсот других больных, чтобы пройти комиссию и услышать приговор об отправке домой или возврате на фронт.

Комиссию возглавлял какой-то генерал. Когда подошла моя очередь и он нашел в списке мое имя, то решил, что «Мария Бочкарева» – это ошибка, и исправил на «Марин Бочкарев». Под таким именем меня и вызвали.

– Раздевайся! – рявкнул генерал, отдавая приказ, которым встречал каждого солдата, ожидавшего демобилизации.

Я решительным шагом подошла к нему и сбросила одежду.

– Женщина! – вырвалось из пары сотен глоток, и разразился такой хохот, что затряслись стены здания.

Члены комиссии буквально онемели от удивления.

– Что за чертовщина?! – вскричал генерал. – Зачем вы разделись?

– Я солдат, ваше превосходительство, и исполняю приказы не задумываясь, – ответила я.

– Ну хорошо, хорошо… Поторопитесь одеться, – последовал приказ.

– А как же осмотр, ваше превосходительство? – поинтересовалась я, надевая свои вещи.

– Все в порядке. Вы прошли…

Принимая во внимание серьезность полученной мною раны, комиссия предложила мне отпуск на несколько месяцев, но я попросила направить меня на фронт уже через несколько дней. Получив пятнадцать рублей и железнодорожный билет, я из больницы отправилась к Дарье Максимовне, давно приглашавшей меня погостить у нее. Это была короткая побывка, продолжавшаяся всего три дня, но она доставила мне истинное наслаждение. Как приятно вновь очутиться в домашней обстановке, наслаждаться домашней едой и чувствовать заботу женщины, которая стала для меня второй матерью. Нагрузившись посылками для себя и Степана, получив благословение от всей семьи, пришедшей проводить меня, я отправилась из Москвы поездом с Николаевского вокзала. Поезд был переполнен, и места – только стоячие.

На платформе мое внимание привлекла бедная женщина с младенцем на руках, другой малыш сидел на полу, а девочка лет пяти держалась за материнский подол. Все имущество женщины было упаковано в один чемодан. Дети жалобно просили хлеба, женщина, опасливо озираясь, пыталась успокоить ребятишек. При виде их у меня защемило сердце, и я предложила детям немного хлеба.

Тогда женщина рассказала мне причину своего страха. У нее не было ни денег, ни билета, и она боялась, что ее высадят на первой же станции. Она была женой солдата, их деревню захватили германцы, и теперь она направлялась в город, расположенный за три тысячи верст, к своим родственникам. Просто необходимо было что-то сделать для этой женщины. Я обратилась к солдатам, заполнившим вагон, но они не очень поддавались уговорам.

– Это жена солдата, – говорила я, – такого же, как вы. Представьте себе, что она жена одного из вас! И у вас жены могут оказаться в таком же положении. Ну давайте сойдем на следующей станции, пойдем к начальнику и попросим разрешить ей ехать по назначению…

Сердца солдат смягчились, и они помогли мне. На следующей остановке мы направились к начальнику станции, который оказался добрым человеком, но объяснил нам, что ничего не может сделать в данном случае.

– Я не имею права разрешить проезд в поезде без билета, – говорил он, отсылая нас к военному коменданту. – А выдать билет задаром не могу.

Я пошла вместе с женщиной одна: солдаты боялись отстать от поезда и, заслышав свисток паровоза, бросили нас. Мне пришлось остаться и ждать другого поезда.

Комендант повторил слова начальника станции. Он заявил, что не имеет права выдать женщине военные проездные документы.

– Как же так – не имеете права! – воскликнула я, выходя из себя. – Ведь это жена солдата, и ее муж, возможно, сейчас, в эту самую минуту, идет в бой, чтобы защитить страну, а вы здесь, в тылу, сытые и невредимые, не хотите позаботиться о его жене и детях. Какое безобразие! Посмотрите на эту женщину. Ее подлечить бы надо, и дети у нее с голоду чуть не умирают.

– А ты-то кто такой? – грубо спросил меня комендант.

– Сейчас узнаете, – ответила я, показав свои медали и крест и сунув ему под нос удостоверение. – Пролитая мною кровь дает мне право требовать, чтобы с беззащитной женой солдата поступили по справедливости.

Комендант повернулся и вышел. Ничего не оставалось, как собрать деньги у людей. Я прошла в зал ожидания первого класса, который был полон офицеров и богатых пассажиров, сняла папаху и обошла присутствовавших, умоляя подать, кто сколько может, бедной солдатке. В результате набрала восемьдесят рублей. С этими деньгами я снова пошла к коменданту, высыпала их перед ним и попросила выписать проездные для женщины и ее детей. Та женщина просто не знала, как выразить мне свою благодарность.

Подошел следующий поезд. Никогда раньше не видела я поездов, настолько переполненных людьми. Нечего было и мечтать, чтобы влезть в вагон. Единственным доступным местом оставалась крыша. Но и там хватало пассажиров. Несколько солдат помогли мне вскарабкаться наверх, и я ехала так два дня и две ночи. Слезть оттуда на станции и размяться не было никакой возможности. Даже за чаем мы посылали кого-то по выбору, а вся еда состояла из хлеба и кипятка.

Нередки были и несчастные случаи. На крыше вагона, где я оказалась, человек заснул и скатился вниз, убившись насмерть. Меня чуть не постигла такая же участь, и я была на волосок от смерти: слегка задремав, покатилась к краю крыши, и если бы какой-то солдат не поймал меня в самый последний момент, то упала бы вниз. В конце концов мы все же добрались до Киева.