Внутренний порок - Томас Пинчон

— «Белого кролика» залабайте! — после чего его опять вышвыривали на улицу.

Совсем немного погодя Док столкнулся с Нефрит и якобы пропавшей Бэмби — те тусовались перед лавкой с мороженым чуть выше по улице, на ускоренной перемотке мололи языками, размахивали гигантскими рожками, рискованно нагруженными разноцветными вкусами натурального мороженого.

— Ого, Док! — крикнула Нефрит, предостерегающе чуть нахмурившись, — что ты тут делаешь?

— Ага, — протянула Бэмби, — мы прикидывали, ты скорей по Хербу Алперту и «Тихуанской Меди».

Док приложил к уху ладонь, повернувшись им к клубу.

— Мне показалось, там кто-то играет «Этот парень в тебя влюблён», вот и прискакал. Нет? Что я вообще здесь делаю? Как вы, девушки, сегодня — всё тип-топ?

— Бэмби нам срастила проходки на «Кабздоха», — сказала Нефрит.

— У нас двойная свиданка, — сказала Бэмби. — Пора старушке Лотосу разжиться тут себе чёткой парой, и ею сегодня будет Блескучий Мак Макчокли, малышка.

К обочине подкатил белоснежный «роллз», ведомый шофёром, изнутри раздался голос:

— Ладно, девочки, стоим, где стоим.

— Ох, блядь, — произнесла Бэмби, — опять, Нефрит, твой шмаровоз.

— Мой шмаровоз, это с каких же пор?

— Ты ж не забыла подписать то письмо о намерениях, правда?

— Ты в смысле — ту кучу бумажек в ванной? не-a, я ими подтиралась, они уже давно кончились, а что — это важно?

— Так, хватит ебать мне мозги, в машину обе, нам о делах поговорить надо.

— Джейсон, я в эту машину не сяду, там воняет, как на фабрике пачули, — ответила Бэмби.

— Ага, лучше на тротуар выйди — встань на ноги, будь мужчиной, — фыркнула Нефрит.

— Ну, я, наверное, побежал, — просиял Док.

— Побудь ещё чуть-чуть, Барни, — сказала Бэмби, — полюбуйся представлением, ты тут в развлекательной столице мира.

Как впоследствии рассказывала Нефрит, этот зуктер — Джейсон Вельвита — наверняка по молодости мог бы получше прислушаться к советам, кем быть. От каждой женщины, которую он пытался третировать, он схлопатывал по зубам. Некоторые — обычно не те, кого он держал на цепочке, — иногда, правда, деньги ему давали, потому что жалели его, но не столько, сколько, по его мнению, были ему должны.

Неохотно в клубах пачули Джейсон шагнул на тротуар. Костюм на нём был таким белым, что «роллз» рядом показался замызганным.

— Вы мне в автомобиле нужны, девочки, — сказал он, — ну?

— Чтоб нас с тобой вместе увидели? И думать забудь, — сказала Нефрит.

— Нам не по карману терять столько авторитета, — добавила Бэмби.

— А то не только его потеряете.

— Мы тебя любим, малыша, — сказала Бэмби, — но ты ходячая шуточка. По всему Стрипу, по Голливудскому бульвару — эгей, шуточки про Джейсона пишут помадой на стенках туалетов аж в Западной, блядь, Ковине, чувак.

— Где? Где? Я одного парня знаю в Западной Ковине, а у него бульдозер, я ему слово скажу — и он все эти сральники с землёй сровняет. Что за шуточка, скажи?

— Даже не знаю, миленький, — Бэмби сделала вид, что подлаживается к нему и широченно улыбается пешеходам на тротуаре. — Понимаешь, ты только расстроишься.

— Ай, ладно тебе, — невольно Джейсон наслаждался вниманием общества.

— Нефрит, стоит ему рассказывать?

— Сама решай, Бэмби.

— Там говорится, — Бэмби самым соблазнительным своим голоском, — «Если платишь комиссионные Джейсону Вельвите, срать тебе здесь запрещено. Твоя жопа — в Голливуде».

— Сука! — завизжал Джейсон, но к этому моменту девчонки уже бежали прочь по улице, а Джейсон гнался за ними — по крайней мере, шаг-другой, пока не поскользнулся на черпачке мороженого «Натуральная Каменистая Дорога», который Нефрит предусмотрительно разместила на тротуаре, и не грохнулся на задницу.

На Дока откуда-то накатил приступ сочувствия. А может, чего-то другого.

— Держи, чувак.

— Что это? — спросил Джейсон.

— Моя рука.

— Чув-вак, — скрипуче воздвигаясь на ноги. — Знаешь, во что мне встанет теперь чистка этого костюма?

— Да, облом вообще-то. А обе ведь казались такими оттяжными цыпами.

— Ты себе общества сегодня на вечер искал? Поверь мне, мы можем и получше устроить, чем эти две. Пошли. — Они зашагали, а «роллз» покатился рядом с той же скоростью. Джейсон вынул из кармана изнурённый косяк и взорвал. Док опознал запах недорогой мексиканской продукции, а также понял, что кто-то забыл отделить семена и стебли. Когда Джейсон предложил дёрнуть ему, он сделал вид, что затягивается, потом вернул.

— Праведная трава, чувак.

— Ну, только что от своего сбытчика, дерёт много, но оно того стоит. — Они прошли мимо «Шато-Мармона» на Голливудский бульвар, и Джейсон время от времени обращался к какой-нибудь юной особе с неким недоплейбойным представлением о завлекательном прикиде, а в ответ его оскорбляли, били, на него орали, от него убегали, иногда же принимали за потенциального клиента.

— Трудно работается, а, — заметил Док.

— Ай-й, я уже думаю последнее время, пора бросать, понимаешь? На самом деле, я хочу быть киноагентом.

— Вот пожалуйста. Десять процентов того, что некоторые звёзды получают, — уу-иии.

— Десять? И всё? Ты уверен? — Джейсон снял шляпу — хомбург, тоже слепяще белый, — и укоризненно на неё посмотрел. — У тебя «дарвончика» не найдётся? или хотя бы «буфферинчика»? Башка раскалывается…

— Нет, но вот — попробуй-ка. — Док закурил и передал снаряд колумбийской коммерческой, с доказанной эффективностью для стимулирования беседы, и Джейсон даже сообразить ничего не успел, как стал без умолку трепаться про Нефрит, в которую, если Док не ошибся, был некоторым образом втюрен.

— Ей нужно, чтоб кто-нибудь за ней присматривал. Она слишком рискует, не только с этими голливудскими подкатами. Взять эту публику Золотого Клыка, чувак, — слишком глубоко она с ними увязла.

— A-а… ну… я где-то слышал это название?

— Индокитайский героиновый картель. Вертикальная структура. Финансируют, выращивают, обрабатывают, ввозят, продавливают, перемещают, управляют сетью местных уличных дилеров по всем Штатам, берут отдельный процент с каждой операции. Блистательно.

— И эта молоденькая милашка торгует хмурым?

— Может, и нет, но работала в массажной точке, а та — крыша, под которой они капусту отмывают.

Если так, прикинул Док, значит, Мики Волкманн и Золотой Клык не так уж и не взаимосвязаны.

Блядство, чувак…

— Что б ни делал, — говорил меж тем Джейсон, может — скорее самому себе, — держись от Клыка подальше. Если только чуть заподозрят, что ты встал между ними и их деньгами, лучше сразу иди ищи, чем ещё заняться. И если получится — как можно дальше.

Док снова оставил Джейсона Вельвиту по-прежнему на Закате, перед рынком «Сан-Фэкс», и поплёлся обратно под горку, размышляя: «Поглядим-ка — это шхуна, которая контрабандой завозит товар. Это сомнительная холдинговая компания. А теперь ещё — и героиновый картель из Юго-Восточной Азии. Может, Мики на него завязан. Ух, чувак, этот Золотой Клык — тут, что называется, каждому своё».

Мимо проезжали машины с опущенными окнами, изнутри слышались тамбурины, отбивавшие ритм всему, что было по радио. В кофейнях на углах играли музыкальные автоматы, во двориках жилых домов — акустические гитары и губные гармошки. По всему участку этого ночного склона звучала музыка. Медленно — где-то впереди — Док осознал саксофон и могучую ударную секцию. Что-то Антонио Карлоса Жобина, оказалось — из бразильского бара под названием «О Cangaceiro»[46].

Кто-то как раз взял соло на тенор-саксе, и Док по наитию решил сунуть туда голову, а внутри танцевала, курила, пила и пихалась внушительная толпешка, равно как и почтительно слушала ансамбль, в чьём составе Док, не слишком-то и удивившись, опознал Дика Харлингена. Перемена в сравнении с той угрюмой тенью, которую Док в последний раз видел в Топанге, была поразительна. Дик стоял, изогнув верхнюю часть корпуса внимательной дугой над своим инструментом, весь в поту, пальцы бегали, сам где-то далеко. Он играл «Desafinado»[47].

Когда отделение закончилось, к пианино подошла примечательная хипповая цыпа, причёска короткая и туго завитая, в комплект одежды входит Маленькое Чёрное Платье 1950-х и увлекательно высокие «стилеты». Вообще-то Док присмотрелся, и может, она, в конце концов, и не была на самом деле хипповой цыпой. Она устроилась за пианино так, как игрок может присаживаться к многообещающему покерному столу, туда-сюда пробежала пальцами пару гамм в ля-миноре и без дальнейших предисловий запела салонную классику Роджерза и Харта «Мне никогда бы не пришло на ум». Док, хоть и не великий почитатель слезливого материала — хорошо известно, что он украдкой перемещался в ближайший туалет, если подозревал, что могут исполнить песню о неразделённой любви, — сидел, вместе с тем, как громом поражённый и постепенно растекался, подобно «Джелл-О». Может, всё дело в голосе этой молодой женщины, в её спокойной вере в материал — но как ни верти, к следующим восьми тактам Док знал, что никак уже не сможет не принимать слова песни близко к сердцу. В кармане он нащупал тёмные очки и нацепил их. После продолжительного проигрыша и повтора припева Док импульсивно повернулся — за его плечом стоял Дик Харлинген, будто попугай в мультике, тоже в очках, и кивал.