Внутренний порок - Томас Пинчон

— Но…

— Тебя это почему так интересует?

— Выходки богатых и могущественных. Лучше, чем «Любопытного» читать.

— Ну и с газетой не поебёшься, правда, мой масенький англ о hijо deputa[40]…

— Ёбёб, — дружелюбно предложил Док, — otra vez, ¿si?[41]

В общем, он немного запоздал с возвращением в контору и ещё несколько дней сочинял объяснения всем видимым засосам, царапинам от ногтей и тому подобному. Когда Лус приготовилась отчалить в своём «супер-спорте», Док сказал:

— Вот ещё что. Что, по-твоему, на самом деле случилось с Мики?

Она прекратила флиртовать, едва ль не помрачнела. Красота её как-то углубилась.

— Я, чувак, просто надеюсь, что он жив. Не так уж он был и плох.

Рассчитывая на мирное утро в конторе, Док только раскурился, и тут своим гортанным жужжаньем ворвался антикварный интерком. Док передвинул пару бакелитовых рычажков и услышал, как снизу, вполне возможно, Петуния орёт его имя. Обычно это значило, что у него посетитель, вероятнее всего — девица, учитывая тот интерес к его светской жизни, который с затаённым дыханием Петуния поддерживала.

— Пасиб, Тун… — сердечно проорал Док в ответ, — пусть подымается, и я случаем не упоминал, что сегодня утром наряд у тебя особо поразителен, этот нарциссовый оттенок подчёркивает цвет твоих глаз, — зная, что не очень много из сказанного, если не вообще что-то, дойдёт до неё без жутких искажений.

На тот маловероятный случай, что неведомый гость может косо посмотреть на употребление марихуаны, Док побегал по кабинету с банкой освежителя воздуха какой-то супермаркетной марки, наполняя всё пространство кошмарным густым туманом синтетических цветочных нот. Дверь открылась, и в кабинет вошло это, господи помилуй, эта невероятная красотка — даже с пониженной видимостью и прочим. Рыжие волосы, кожаная куртка, крохотная юбчонка, сигаретка прилипла к нижней губе, которая тем желаннее, чем ближе она подходила.

— Куда, фу! — непроизвольно возопил Док, которому некогда сообщили, что по-французски это значит «Любовь с первого взгляда![42]».

— Это мы ещё поглядим, — ответила она, — но чем это у вас тут смердит, пиздец тошнотно.

Он глянул на этикетку аэрозоля.

— «Причудой природы»?

— Сортир на заправке в Долине Смерти постыдился бы так вонять. Между тем меня зовут Клэнси Муштард. — Она вытянула руку на всю длину, и они поздоровались.

— Глена Муштарда… — начал Док, примерно когда она сказала:

— …сестра.

— Ну. Мне жаль, что с вашим братом так.

— Глен был говнюк, и заезд этот ему бы рано или поздно отменили. Но я всё равно хочу знать, кто его убийца.

— С полицией говорили?

— Скорее, они говорили со мной. Какой-то умник по фамилии Бьёрнсен. Не могу сказать, что вселяло надежду. Вы не против перестать так пялиться на мои сиськи?

— Кто… Ой. Должно быть, пытался… прочесть вашу майку?

— Это, типа, портрет? Фрэнка Заппы?

— И точно же… Значит, вы утверждаете… лейтенант Бьёрнсен посоветовал вам обратиться ко мне?

— Судя по всему, его больше волновало исчезновение Мики Волкманна, чем убийство Глена, что не очень удивляет при нынешних приоритетах ПУЛА. Но, мне кажется, он ваш поклонник. — Она озирала кабинет, и в голосе её слышалось сомнение. — Простите, но это у вас в пепельнице недокуренный косяк?

— А! до ужаса с моей стороны невоспитанно, прошу вас, вот новый, хоть сейчас закуривай, видите?

Если Док ожидал романтической покурки в духе «Ну, Странника» (1942), состояться ей было не суждено — не успел он воздеть изощрённую бровь, Клэнси вцепилась в косяк, лязгнула «Зиппо» и запалила его, а когда Доку удалось его себе вернуть, в нём оставалось меньше половины первоначальной длины.

— Интересная срань, — заметила она, когда наконец дошла до выдоха. После чего у них случилась длительная — а для Дока эректильная — встреча взглядов.

Ну же, будь профессионалом, посоветовал себе он.

— В городе теория такова, что ваш брат пытался остановить тех, кто хотел похитить Волкманна, и его застрелили за служебное рвение.

— Слишком уж сентиментально. — Она скользнула в зелёно-фуксиевую обеденную кабинку и поставила локти на стол. — Если похищение кто-то и задумывал, Глен скорее всего в этом участвовал. Получать башли за то, что выглядишь крутым, — это мило, но стоит настоящей заварухе начаться, и Глен всегда рефлекторно сматывает удочки.

— Тогда, может, он увидел такое, чего не должен был.

Она немного покивала сама себе. Наконец:

— Ну… мда, Борис так же прикидывал.

— Кто?

— Ещё один мордоворот Мики. Они все слились с глаз долой, но вчера в ночи Борис мне позвонил. У нас с ним кое-что было. На него поглядишь, так не захочется, чтоб он выходил из себя, но могу вам точно сказать — сейчас он боится до дрища.

— Чего?

— Не говорил.

— Считаете, мне скажет?

— Стоит попробовать.

— Вот телефон.

— Эгей, «Принцесса», чувак, у меня раньше тоже такой был. В смысле, у меня он был розовый, но ядовито-зелёный тоже ништяк. Ты жениться на этой файке собрался или просто подержаться?

У телефона был длинный шнур, и Клэнси унесла его как можно дальше от Дока. Тот зашёл в туалет и увлёкся чем-то Луи Ламура, о наличии коего там совсем забыл, а не успел опомниться, как Клэнси уже барабанила в дверь.

— Борис говорит, надо лично.

Тем вечером Док встретился с Клэнси после работы — она барменила в Инглвуде, — и они поехали в мотоциклетную таверну под названием «У Олуха Джека» где-то возле Портовой трассы. Когда вошли, автомат играл неувядаемую «Беглянку» Дела Шеннона, что Док принял за добрый знак. Низкий уровень кислорода внутри более чем компенсировался дымом различных национальных принадлежностей.

Борис Шнифи располагал габаритами, хотя, вероятно, и не выдержкой нападающего форварда НФЛ.[43] Бильярдный кий у него в лапе выглядел дирижёрской палочкой в руке Зубина Мехты.

— Клэнси говорит, тебя замели за Глена.

— Пришлось выпустить. Не то место не в то время, всё. Нашли в отключке на месте преступления, так далее. До сих пор не знаю, что там было.

— Я тоже, я в Пико-Ривере был, у невесты, у Зоретты. В пул играешь? Как у тебя с массе?

— Как обычно, амбивалентно.

— Разбиваю.

Бильярдный стол на время стал ареной вертлявых траекторий, а рабочей поверхности его то и дело грозили кии, вгоняемые под крутыми углами, пока хозяйка миссис Пиксли не подобралась к Доку и Борису с мрачной улыбкой на лице и обрезом в руке и заведение не окутала тишь.

— Видите табличку над баром, ребятки? Если читать не можете, я с радостью озвучу.

— Ой, ладно вам, мы ж никого не обижаем.

— Мне плевать, вам с дружочком придётся покинуть помещение, сейчас же. Тут не в замене войлока дело, просто я лично терпеть не могу массе.

Док огляделся, ища глазами Клэнси, и увидел её в кабинке — она увлечённо беседовала с двумя мотоциклистами той разновидности, которую мамочки обычно не одобряют.

— Она сама отлично о себе позаботится, — сказал Борис, — её всегда пёрло от двух за раз, а тут, похоже, у неё удачный вечер. Пошли, грузовик у меня на стоянке.

Голова Дока теперь неизбежно бурлила похабными картинками, и он вышел за Борисом наружу, к «доджу-пауэр-уэгону» 1946 года, пёстро раскрашенному в хаки и серую грунтовку. Они влезли в кабину, и Борис некоторое время посидел, озирая стоянку.

— Думаешь, мы их там убедили? Я прикидываю, лишняя паранойя никому не вредит.

— Насколько это круто — то, о чём мы говорим? — Док подкурил им пару «Холодков».

— Скажи мне, компадре, строго между нами — ты когда-нибудь кого убивал?

— Самооборона, постоянно. Намеренно — эй, да разве ж упомнишь. А ты?

— Сейчас при себе?

— Мы ждём гостей?

— Если просидишь сколько-то в Отделении Особых Нужд, — пояснил Борис, — создаётся впечатление, что такой, кому надо замочить твою жопу, найдётся всегда.

Док кивнул.

— С этими хипповскими прикидами штука в том, — задирая одну манжету клешей, под которой обнаружилась небольшая короткоствольная «модель-27», — что туда почти помещается «хеклер-унд-кох», если надо.

— Опасный ты омбре,[44] это я вижу, для меня — слишком опасный, поэтому, наверно, лучше, если я сразу всё выложу. — Док приготовился выпрыгивать и тикать, но Борис продолжал: — По правде, Глена пришили хладнокровно. Его не должно было там быть, когда за Мики пришли. Всех смазали, в тот день на дежурстве был Шайб Бобертон, план был — впустить их за дверь и слинять, но Шайб в последний миг зассал и поменялся сменами с Гленом, вот только Глену он не сказал, что будет, просто свалил.

— Этот ваш Шайб — ты знаешь, куда он делся?