Большое соло для Антона - Герберт Розендорфер

Никогда в жизни она не была более угнетенной, чем тогда, в ванной. Вид Альберта Л., спрятавшего в мокрых штанах уже не столь невиданное мужское достоинство, не вызывал в ней ничего, кроме отвращения; одежда Альберта вобрала в себя столько влаги, что в ванной воды почти не осталось, по причине чего Роза Л. начала мерзнуть. С того момента она стала Альберта Л. презирать. Особенно ее угнетало то, что вскоре после этого одна из ее подруг на примере книги «Женщина как домашний врач» объяснила, что она находится в положении. Через девять месяцев она родила его, Антона Л. Чтобы лишить отца вообще всякой радости по поводу рождения сына, она окрестила его Антоном. Отец обязательно хотел, чтобы сына назвали, как и его, Альбертом. Она для видимости согласилась. (Крещение состоялось лишь тогда, когда мать смогла подняться с послеродовой кровати.) Крестная, та самая подруга с книгой «Женщина как домашний врач», была во все посвящена. Пришли в церковь. Когда священник спросил имя, крестная сказала: «Антон». Отец довольно громко, то есть громко, учитывая то, что они были в церкви, произнес: «Альберт! Альберт!» Тогда она, мать, собралась с духом и сказала: «Да, Альбертом зовут отца». Священник ответил: «Тихо!» и окрестил ребенка Антоном. После этого уже ничего нельзя было поделать. Кстати, имя Антон носил последний из всех претендентов на руку Розы Л., которого Альберт Л. перед свадьбой отвадил особенно подлым трюком.

Дома старик снова принялся бушевать, но так как ребенка уже назвали Антоном, это уже ничему помочь не могло. Старик вел себя, как дурак, почти так же, как и в первую брачную ночь, с той лишь разницей, что выделялось не невиданное мужское достоинство, а ставшее угрожающе красным лицо. Он даже дошел до того, что поднял на нее, на мать, руку, довольно сильно схватив ее за левое ухо. Но она так закричала, что сбежались соседи с лестничной клетки и даже со двора, а она продолжала безостановочно и громко кричать даже тогда, когда старик отпустил ее ухо. Лишь после того, как он попросил прощения, даже вымаливал его, встав в конце концов на колени, она прекратила свой крик.

Конечно же, к мужчине, который стоял перед ней на коленях и умолял, она не могла испытывать ничего, кроме презрения. Ее подруга, крестная, подтвердила, что и она в этой ситуации испытывала только презрение.

Тем не менее Альберт Л. и в последующие годы не оставлял при случае попыток с ней сблизиться. Но теперь она всегда начинала кричать; это помогало. Более поношение ее чести не состоялось.

Вся убогость отца проявилась, когда разразилась гражданская война в Испании. Хотя он, Альберт Л., до этого всегда ругал Гитлера, он немедленно записался в «Легион Кондор»; вероятнее всего, из-за красивой униформы и потому, что жаждал приключений и бесконтрольных наслаждений. За такой недостойный и негодный образ мыслей она – и крестная тоже – могла лишь еще больше его презирать. Подруга составила короткое письмо в гестапо, которое она, мать, затем отослала, чтобы воспрепятствовать приключениям старого дурака (ему было уже за пятьдесят). Но письмо, наверное, не сразу попало по назначению, две неопытные женщины – она и ее подруга – точного адреса, конечно же, не знали. Не могла же она спросить об этом у Альберта Л. Таким образом старик действительно отправился в Испанию. Обратно же он вернулся даже с орденом.

Тем временем письмо после нескольких явно неправильных попаданий все-таки дошло до нужного адресата, ибо в один прекрасный день Альберту Л. пришла повестка. Когда он снова вернулся домой, то заявил: если он выяснит, кто на него показал, он свернет ему шею. Скорее всего, сказала Роза Л., он не постеснялся выставить в гестапо свой орден, хотя он по-прежнему продолжал неуважительно отзываться о фюрере. Поэтому, наверное, служащий гестапо, который наверняка ордена не имел, ничего сделать ему не смог. Конечно же, обещание свернуть шею было лишь пустой угрозой. Она, Роза Л., из осторожности отослала письмо анонимно.

Когда затем началась настоящая война, в 1939 году, старик снова все бросил и в первый же день записался добровольцем. За все время войны он не соизволил написать домой ни одной строчки. Он даже не приезжал в отпуск, более того: однажды он все-таки приехал в отпуск, но как раз в то время, когда Роза Л. с ребенком и подругой поехала к ее (подруги) матери. Мать подруги жила в небольшом местечке в горах за Санкт-Меери. Она на протяжении многих лет в одно и то же время летом ездила к матери подруги в горы в Санкт-Меери – это старик мог бы и знать. Вполне вероятно, что он специально все так устроил, чтобы получить отпуск именно в это время. Она и знать не хотела, сказала мать, чем он занимался во время своего отпуска в пустой городской квартире.

Когда авианалеты стали более опасными, Роза Л. переехала в Санкт-Меери, где подруга выделила ей в доме своей матери две комнаты. Антону Л. было 11 лет. Вскоре пришло сообщение, что отец попал в плен. Времена наступали все более тяжелые, но фрау Роза Л. в те ненадежные годы, когда ни один человек не знал, что же будет дальше, и когда многие цеплялись за те вещи, о которых они впоследствии и слышать не хотели, почувствовала конъюнктуру и ходила из дома в дом, раскладывала карты и предсказывала будущее. Она посещала только постоянных клиентов, потому что полиция не должна было ничего узнать об этом ремесле.

Фрау Роза Л., ее подруга и мать подруги устраивали еще и спиритические сеансы, которые регулярно посещал кооператор Смекал, учитель Закона Божьего у Антона Л. Это было уже после войны. Эти спиритические сеансы тоже проводились тайно. В то время в Санкт-Меери временно проживали по различным причинам многие высокопоставленные особы. Некоторые из них были не настолько бедны, как хотели показаться, и оставляли после сеанса на сбитом с помощью деревянных гвоздей столе, предназначенном для спиритических сеансов, золотую монету. С кооператора Смекала плата не взималась, наоборот, Роза Л. и подруга делали все, чтобы приручить духовного отца с помощью омлета с повидлом (его он ел охотнее всего, в то время такая еда была редкостью). Яйца для омлета Роза Л. выменивала у крестьян на золотые монеты. Кстати, позднее стали захаживать и офицеры чужой армии – подруга Розы Л. говорила по-английски, она в свое время ходила в лицей, – те расплачивались сигаретами. Они ценились примерно так же высоко, как и золотые монеты.

Когда отец Антона Л. возвратился из плена – было уже лето 1947 года, – Антон Л. как раз был на каникулах в палаточном походе скаутов Св. Георга. Антон Л. не видел отца, потому что, когда он вернулся из палаточного похода, отца уже не было. Старик, сказала мать Антону Л., сразу же показал себя с самой ужасной стороны. Не успел он подойти к двери, как сразу же набросился на сливочный торт. И прежде чем она и тетя Хильда (подруга) забрали у него торт, отец уже успел проглотить большой кусок; а торт был испечен для господина кооператора, прихода которого ожидали вечером.

– А потом? – спросил Антон Л.

– Оставшийся кусок, слава Богу, больше, чем три четверти, мы порезали на порции, как у кондитера, господин кооператор ничего не заметил.

– Я имею в виду отца.

– После этого он снова ушел, – сказала мать.

Антон Л. узнал позже, что отец очень долго ждал его под школой. Это уже осенью, когда начался новый учебный год, поведал ему комендант. «Я, – рассказывал комендант, – вышел и спросил, чего он ждет». «Антона Л.» – ответил человек. «Но сейчас каникулы», – сказал комендант. Он удивился, что отец этого не знает. Затем отец спросил, хорошо ли Антон Л. учится. Он, комендант, ответил, что таких подробностей, к сожалению, не знает, он всего лишь комендант.

Примерно год спустя исчезла и мать. Этому событию предшествовало странное напряжение, затем открытая, хотя и тщательно заглушаемая враждебность между матерью и тетей Хильдой. Когда мать оставалась с Антоном Л. наедине, она жаловалась на «неблагодарность» и говорила, что «пригрела на груди змею». Оказалось, что полиция получила информацию о нелегальном гадании на картах. Полиция явно не торопила события. Когда она появилась, Роза Л. уже исчезла. И господин кооператор Смекал исчез в это же время.

Через несколько дней после случившегося отец забрал Антона Л. к себе в город. Уже позже Антон Л. спросил отца, откуда он узнал, что мать исчезла.

– Мне об этом телеграфировала тетя Хильда, – сказал Альберт Л.

– У тети Хильды был твой адрес?

– Этот адрес был указан на письмах, которые я писал.

– А ты писал матери письма?

– Нет, – ответил Альберт Л., – не ей, а тебе.

– Ах, – сказал Антон Л.

В то время Антону Л. было 16 лет. В последующие годы, когда он с отцом жил в старой городской квартире, он иногда склонялся к тому, чтобы спросить, что вообще соответствовало правде из того, что рассказывала мать. Но в таком возрасте люди еще стыдятся спрашивать о подобных вещах.

Отец умер, когда Антон Л. учился на первом курсе института народного хозяйства. Отец заключил страховку на обучение, которая была оплачена до конца учебы, но у Антона Л. тем временем возникло определенное негативное отношение к специальности «народное хозяйство» и к учебе вообще, кроме того, начался первый запойный цикл. Почти десять лет спустя – Антон Л. работал в туристическом бюро «Сантиханзер» – ему пришло сообщение из районного заведения для умалишенных, что он должен оплатить стоимость погребения усопшей в этом заведении Розы Л. Антон Л. купил венок и отправился на похороны. Кроме него там никого не было, лишь только недовольный молодой священник и четверо гробокопателей. Священник, ввиду минимальной траурной процессии, отказался от своей речи, а лишь совершил обязательные для этого случая ритуальные молитвы и благословения и, прежде чем уйти, пробормотал что-то вроде: «Мои соболезнования». Гробокопателям Антон Л. дал по две марки на чай, за что и гробокопатели уверили его в своих соболезнованиях.