Большое соло для Антона - Герберт Розендорфер

Антон Л. занес фазана на кухню, затем вместе с Каналетто поднялся в свой представительский номер. Как он и опасался, стекла были разбиты и там, одиннадцать стекол в трех оконных створках. Ему сразу же пришла в голову очень простая идея заменить оконные створки с разбитыми стеклами на подходящие створки из других комнат этого этажа. Окна были одинаковыми на всем этаже, лишь на более высоких этажах они были меньшими. В комнате Сони – ее окна выходили во двор – стекла не пострадали.

Антон Л. ощипал фазана – это была уже не первая птица, которая стала его добычей, – и зажарил. С тех пор как в конце августа перестал поступать газ, он стал топить креслами из конференц-зала. Кресла были свалены в углу большой гостиничной кухни, рядом лежал топор.

Пока фазан жарился в духовке, Антон Л. взял одно кресло – последний раз на нем кто-то сидел, завтра оно отправится в огонь, – прислонил его к плите и задумался. Член разросшейся тем временем примерно до двадцати пяти голов кошачьей семьи, черно-белая молодая кошка, зашла в кухню, увидела кучу фазаньих перьев, лежащих на полу, остановилась, подняла вверх хвост, фыркнула и нырнула в кучу, так что перья разлетелись. Поднявшиеся вверх перья накрыли впавшую в бешенство кошку. Она прыгала за перьями, кусала их, била их лапой, а иногда даже обеими передними лапами. Через некоторое время кошка так запыхалась, что улеглась возле плиты, свернулась в клубок и заснула.

В кухне горела одна свеча, очень большая свеча. Кроме того, свет исходил и от плиты. Но пока жарился фазан, Антон Л. не читал – по кухне медленно расползался вкусный запах, – он теперь никогда не читал, пока готовилась еда, он размышлял: «Теперь я чемпион мира по всем дисциплинам. Я чемпион мира по прыжкам в высоту, чемпион мира по прыжкам в длину, чемпион мира по бегу на сто метров, чемпион мира по велогонкам, чемпион мира по тяжелой атлетике…»

Он встал, взял тяжелый пень, на котором рубил стулья, и поднял его. Когда он снова с размаху опустил его на пол, кошка проснулась, посмотрела на него полными упрека глазами, зевнула и свернулась в клубок в другом направлении.

«Чемпион мира по тяжелой атлетике. А можно ли в одиночку стать, скажем, чемпионом мира по теннису? По шахматам? Даже если бы я, – размышлял Антон Л., – поднял не тяжелый пень, а, например, лишь только этот спичечный коробок, я бы все равно был чемпионом мира по тяжелой атлетике, и даже если я мог бы лишь хромать, еле передвигаться и затратил бы на дорогу до бронзового курфюрста целый час, я был бы все равно чемпионом мира по бегу на стометровку. Но могу ли я быть чемпионом мира по чему-либо, чего я вообще не умею? Например, по планеризму, или бриджу, или гольфу?

Фазан был готов. Вынужденные упражнения Антон Л. довел до определенного искусства в приготовлении пищи. Тем не менее фазан еще был не тем, что делало честь гастрономической части этого отеля. Завсегдатай, например, господин Пфайвестль, из-за его жесткости несомненно вернул бы блюдо обратно. Антон Л. задул на кухне свечу, накрыл плиту крышкой и поставил фазана на шестьдесят третьем месте в большом зале ресторана. К фазану у него было полбанки горошка. Вторую половину банки получила Соня.

Прежде чем Антон Л. этим вечером отправился спать, он взял полевой бинокль (он был тоже из охотничье-оружейного магазина рядом с гостиницей), высунулся из окна и осмотрел восточный горизонт. Равномерное свечение огня стало шире. Отдельных деталей видно не было.

Свечение сохранялось до конца следующей недели, пока не начались первые осенние дожди.

XV

Замочек

Когда в конце следующей недели пошли дожди – тем временем подошла уже середина сентября, – стало ясно, что лето прошло. Правда, потом, в октябре, было еще несколько хороших дней, но осенние дожди начались еще в сентябре. Лето прошло.

К этому времени Антон Л – временно – приостановил свои концентрические круги, он снова хотел предпринять радиальный прорыв. Но сначала встала проблема отопления. Холодный дождь, недружелюбно поливавший стены домов, напомнил Антону Л. о том, что он каким-то образом должен был сделать запасы на зиму. По-настоящему он еще не мерз, а лишь испытывал внутреннюю дрожь, когда смотрел на дождь. Холодновато было и Соне.

Гостиница была снабжена центральным отоплением – системой, подключенной к одной из теплоцентралей. От нее не приходилось ждать ничего более. Электрические обогреватели, установленные здесь, тоже ничем помочь не могли. Печей не было. Лишь на кухне, когда Антон Л. топил плиту, становилось тепло. Но он не хотел все время сидеть в полуподвале.

Сначала Антон Л. стал потеплее одеваться и достал себе более теплые одеяла. Попытка разложить костер из паркета, взятого в соседних номерах, в медном тазу в салоне представительского номера оказалась неудачной. Медный таз, тяжелый и довольно плоский, стоял в фойе и служил подставкой для массивного горшка с филодендроном. Этот горшок с филодендроном был одним из тех, которые Антон Л. поливал. Тем временем филодендрон пустил корни во все стороны так. что они стали заползать под мебель, под ковер и в щели паркета. Вытащить медный таз из-под тяжелого горшка с декоративным растением оказалось делом непростым. Справившись наконец с этой задачей, Антон Л. затащил таз (он, скорее, был похож на широкую сковороду) в свой салон, нарвал газет (они в большом количестве находились в газетном киоске гостиницы, все от 25 июня; иногда Антон Л. их читал, прежде чем отправлял на топку), выломал в комнате номер 16 (возле номера Сони) с помощью топора кусок паркета и разжег огонь. Костер запылал очень скоро, но от него было слишком много дыма. Постепенно весь номер заполнился черным дымом. Языки пламени опасно лизали обои. Антон Л. распахнул окно и налил в медный таз воды. Тот зашипел. Посудина стала такой горячей, что до нее нельзя было даже дотронуться. Антон Л. привязал ремень к одной из ручек таза и вытащил его из номера в коридор. Там он чадил еще целый час. В салоне потолок и частично стены были черными от сажи. (Чтобы продолжать вести дневник на обоях, он был вынужден отмыть его от сажи. О сегодняшнем дне он написал: пожар в комнате.) Там, где стоял таз, на ковре осталось большое коричневое пятно. Оно несколько дней воняло холодным дымом, хотя Антон Л. все время проветривал номер, оно воняло даже еще в ноябре, когда Антон Л. совершал свой последний переезд.

Этот последний переезд имел под собой много причин. В начале ноября выпал первый снег. Стало по-зимнему холодно. Соня была близка к тому, чтобы распрощаться с жизнью. Антон Л. переселил ее в кухню. На этот раз Соня дала себя поймать легче, потому что она, скорее всего, от холода уже почти не могла двигаться.

В кухне совсем холодно не бывало никогда. Она находилась практически в подвале, и здесь было мало окон. Кроме того, Антон Л. теперь не давал огню в большой плите погаснуть. На ночь он тщательно сгребал весь жар в одну кучу. Стулья из конференц-зала были уже все сожжены, теперь Антон Л. топил другой мебелью, в день уходило два-три шкафа или тумбы или соответственно больше более мелких предметов. В первых числах ноября ему приходилось носить мебель уже со второго этажа. Вырисовывался исход всех запасов.

Теперь в течение дня, если он не был где-то в отъезде, Антону Л. все-таки приходилось спускаться в мрачную кухню. В представительском номере было слишком холодно. Но спал он по-прежнему только наверху, пока не проявилось далекое последствие того взрыва, воздушная волна от которого разбила довольно много окон. Дождь и снег проникали в гостиницу сквозь зияющие рамы, образовывались лужи, которые замерзали, снова оттаивали, от чего растрескивался пол. Постепенно стало сыро и в номере Антона Л. На стенах появился грибок (кроме тех мест, где была сажа). Спасать такое большое здание в течение столь продолжительного времени от подобных повреждений или хотя бы принять аварийные меры одному человеку было не под силу. Кроме всего прочего, образовалась трещина. Это произошло 19 ноября, скорее даже в ночь с 18 на 19 ноября. Антон Л. проснулся от оглушительного грохота. Сначала он не мог сообразить, не приснился ли ему этот грохот, но затем, будучи уже в несомненно бодрствующем состоянии, он услышал отчетливое журчание. Он вскочил с кровати. (Это был, так сказать, шестой этаж страха, уровень, к которому Антон Л. еще не привык.) В комнате было не так холодно, как в предыдущие дни, и даже не так, как вчера вечером. (Как выяснилось впоследствии, ночью начал таять снег.) Антон Л. спал в одежде. Порывы к очищению с того июньского дня не посещали его, точно так же, как и набухания солнечного сплетения. Нижнее белье Антона Л. приняло такой цвет и такой (для Антона Л.) уютный запах, которых раньше нельзя было достичь, принимая во внимание человеческое окружение. Тем не менее Антону Л. пришлось еще в конце сентября расстаться с милым его сердцу бельем, или лучше сказать: оно рассталось с ним. Однажды он почувствовал на своих бедрах что-то очень непривычно мягкое и выпуклое. Рудименты нижнего белья скатались в трусы. Антон Л. принес из дорогого магазина мужской одежды «Шпербер» на углу Анакреонштрассе и Хадрианштрассе комплект нового, учитывая приближающуюся зиму, более теплого белья. Родной и уютный запах очень скоро появился снова.