Анна Каренина - Лев Толстой

странное, - говорила ее приятельница.

- Перемена главная та, что она привезла с собою тень Алексея Вронского,

- сказала жена посланника.

- Да что же? У Гримма есть басня: человек без тени, человек лишен тени.

И это ему наказанье за что-то. Я никогда не мог понять, в чем наказанье. Но

женщине должно быть неприятно без тени.

- Да, но женщины с тенью обыкновенно дурно кончают, - сказала

приятельница Анны.

- Типун вам на язык, - сказала вдруг княгиня Мягкая, услыхав эти слова.

- Каренина прекрасная женщина. Мужа ее я не люблю, а ее очень люблю.

- Отчего же вы не любите мужа? Он такой замечательный человек, -

сказала жена посланника. - Муж говорит, что таких государственных людей мало

в Европе.

- И мне то же говорит муж, но я не верю, - сказала княгиня Мягкая. -

Если бы мужья наши не говорили, мы бы видели то, что есть, а Алексей

Александрович, по-моему, просто глуп. Я шепотом говорю это... Не правда ли,

как все ясно делается? Прежде, когда мне велели находить его умным, я все

искала и находила, что я сама глупа, не видя его ума; а как только я

сказала: он глуп, но шепотом, - все так ясно стало, не правда ли?

- Как вы злы нынче!

- Нисколько. У меня нет другого выхода. Кто-нибудь из нас двух глуп.

Ну, а вы знаете, про себя нельзя этого никогда сказать.

- Никто не доволен своим состоянием, и всякий доволен своим умом, -

сказал дипломат французский стих.

- Вот-вот именно, - поспешно обратилась к нему княгиня Мягкая. - Но

дело в том, что Анну я вам не отдам. Она такая славная, милая. Что же ей

делать, если все влюблены в нее и, как тени, ходят за ней?

- Да я и не думаю осуждать, - оправдывалась приятельница Анны.

- Если за нами никто не ходит, как тень, то это не доказывает, что мы

имеем право осуждать.

И, отделав, как следовало, приятельницу Анны, княгиня Мягкая встала и

вместе с женой посланника присоединилась к столу, где шел общий разговор о

прусском короле.

- О чем вы там злословили? - спросила Бетси.

- О Карениных. Княгиня делала характеристику Алексея Александровича, -

отвечала жена посланника, с улыбкой садясь к столу.

- Жалко, что мы не слыхали, - сказала хозяйка, взглядывая на входную

дверь. - А, вот и вы наконец!- обратилась она с улыбкой к входившему

Вронскому.

Вронский был не только знаком со всеми, но видал каждый день всех, кого

он тут встретил, и потому он вошел с теми спокойными приемами, с какими

входят в комнату к людям, от которых только что вышли.

- Откуда я? - отвечал он на вопрос жены посланника. - Что же делать,

надо признаться. Из Буфф. Кажется, в сотый раз, и все с новым удовольствием.

Прелесть! Я знаю, что это стыдно; но в опере я сплю, а в Буффах до последней

минуты досиживаю, и весело. Нынче...

Он назвал французскую актрису и хотел что-то рассказывать про нее; но

жена посланника с шутливым ужасом перебила его:

- Пожалуйста, не рассказывайте про этот ужас.

- Ну, не буду, тем более что все знают эти ужасы.

- И все бы поехали туда, если б это было так же принято, как опера, -

подхватила княгиня Мягкая...

VII

У входной двери послышались шаги, и княгиня Бетси, зная, что это

Каренина, взглянула на Вронского. Он смотрел на дверь, и лицо его имело

странное новое выражение. Он радостно, пристально и вместе робко смотрел на

входившую и медленно приподнимался. В гостиную входила Анна. Как всегда,

держась чрезвычайно прямо, своим быстрым, твердым и легким шагом, отличавшим

ее от походки других светских женщин, и не изменяя направления взгляда, она

сделала те несколько шагов, которые отделяли ее от хозяйки, пожала ей руку,

улыбнулась и с этою улыбкой оглянулась на Вронского. Вронский низко

поклонился и подвинул ей стул.

Она отвечала только наклонением головы, покраснела и нахмурилась. Но

тотчас же, быстро кивая знакомым и пожимая протягиваемые руки, она

обратилась к хозяйке:

- Я была у графини Лидии и хотела раньше приехать, но засиделась. У ней

был сэр Джон. Очень интересный.

- Ах, это миссионер этот?

- Да, он рассказывал про индейскую жизнь очень интересно.

Разговор, перебитый приездом, опять замотался, как огонь задуваемой

лампы.

- Сэр Джон! Да, сэр Джон. Я его видела. Он хорошо говорит. Власьева

совсем влюблена в него.

- А правда, что Власьева меньшая выходит за Топова?

- Да, говорят, что это совсем решено.

- Я удивляюсь родителям. Говорят, это брак по страсти.

- По страсти? Какие у вас антидилювиальные мысли! Кто нынче говорит про

страсти? - сказала жена посланника.

- Что делать? Эта глупая старая мода все еще не выводится, - сказал

Вронский.

- Тем хуже для тех, кто держится этой моды.. Я знаю счастливые браки

только по рассудку.

- Да, но зато как часто счастье браков по рассудку разлетается, как

пыль, именно оттого, что появляется та самая страсть, которую не признавали,

- сказал Вронский. что старуха будет рада выбору сына, и ей странно было,

что он, боясь

- Но браками по рассудку мы называем те, когда уже оба перебесились.

Это как скарлатина, чрез это надо пройти.

- Тогда надо выучиться искусственно прививать любовь, как оспу..

- Я была в молодости влюблена в дьячка, - сказала княгиня Мягкая. - Не

знаю, помогло ли мне это.

- Нет, я думаю, без шуток, что для того, чтоб узнать любовь, надо

ошибиться и потом поправиться, - сказала княгиня Бетси.

- Даже после брака? - шутливо сказала жена посланника.

- Никогда не поздно раскаяться, - сказал дипломат английскую пословицу.

- Вот именно, - подхватила Бетси, - надо ошибиться и поправиться. Как

вы об этом думаете? - обратилась она к Анне, которая с чуть заметною твердою

улыбкой на губах молча слушала этот разговор.

- Я думаю, - сказала Анна, играя снятою перчаткой, - я думаю... если

сколько голов, столько умов, то и сколько сердец, столько родов любви.

Вронский смотрел на Анну и с замиранием сердца ждал, что она скажет. Он

вздохнул как бы после опасности, когда она выговорила эти слова.

Анна вдруг обратилась к нему:

- А я получила из Москвы письмо. Мне пишут, что Кити Щербацкая очень

больна.

- Неужели? - нахмурившись, сказал Вронский.

Анна строго посмотрела на него.

- Вас не интересует это?

- Напротив, очень. Что именно вам пишут, если можно узнать? - спросил

он.

Анна встала и подошла к Бетси.

- Дайте мне чашку чая, - сказала она, останавливаясь за ее стулом.

Пока княгиня Бетси наливала ей чай, Вронский подошел к Анне.

- Что же вам пишут? - повторил он.

- Я часто думаю, что мужчины не понимают того, что неблагородно, а

всегда говорят об этом, - сказала Анна, не отвечая ему. - Я давно хотела

сказать вам, прибавила она и, перейдя несколько шагов, села у углового стола

с альбомами.

- Я не совсем понимаю значение ваших слов, - сказал он, подавая ей

чашку.

Она взглянула на диван подле себя, и он тотчас же сел.

- Да, я хотела сказать вам, - сказала она, не глядя на него. - Вы дурно

поступили, дурно, очень дурно.

- Разве я не знаю, что я дурно поступил? Но кто причиной, что я

поступил так?

- Зачем вы говорите мне это? - сказала она, строго взглядывая на него.

- Вы знаете зачем, - отвечал он смело и радостно, встречая ее взгляд и

не спуская глаз.

Не он, а она смутилась.

- Это доказывает только то, что у вас нет сердца, - сказала она. Но

взгляд ее говорил, что она знает, что у него есть сердце, и от этого-то

боится его.

- То, о чем вы сейчас говорили, была ошибка, а не любовь.

- Вы помните, что я запретила вам произносить это слово, это гадкое

слово, - вздрогнув, сказала Анна; но тут же она почувствовала, что одним

этим словом: запретила она показывала, что признавала за собой известные

права на него и этим самым поощряла его говорить про любовь. - Я вам давно

это хотела сказать, - продолжала она, решительно глядя ему в глаза и вся

пылая жегшим ее лицо румянцем, - а нынче я нарочно приехала, зная, что я вас

встречу. Я приехала сказать вам, что это должно кончиться. Я никогда ни

перед кем не краснела, а вы заставляете меня чувствовать себя виновною в

чем-то.

Он смотрел на нее и был поражен новою духовною красотой ее лица.

- Чего вы хотите от меня? - сказал он просто и серьезно.

- Я хочу, чтобы вы поехали в Москву и просили прощенья у Кити, -

сказала она, и огонек замигал в ее глазах.

- Вы не хотите этого, - сказал он.

Он видел, что она говорит то, что принуждает себя сказать, но не то,

чего хочет.

- Если вы любите меня, как вы говорите, - прошептала она, - то