Воровской излом - Равиль Рашидович Валиев

class="p1">Он спрыгнул на насыпь и побежал за Борисом, придерживая локтем автомат. Втроем они доволокли безвольное тело Валета и с трудом, с помощью бойцов, находящихся внутри, взгромоздили его в вагон.

– Кто это? – с любопытством посмотрел в лицо Валету азиат.

– Потом, брат, потом! – Борис прислушался к стуку колес и наконец позволил себе расслабиться.

Теперь он был не один! Какое славное ощущение – чувство дружеского плеча…

Глава 6

Штаб закончился около семнадцати часов, офицеры разъехались по своим точкам ответственности. Решено было брать сразу всю цепочку, поэтому задействовали почти весь командный состав. Меркульев по старой памяти выторговал себе самую сложную задачу – захват Мамонта.

Спустился в оружейку, получил наплечную кобуру и свой надежный ПМ, поужинал в столовой управления и вместе с ребятами группы Мальцева погрузился в служебный «пазик».

Пилить предстояло долго – по сообщению Самохина, встреча происходила на сорок пятом километре Казанской дороги.

Слава богу, что Вацлав Вацлавович Воровский, ударение на втором слоге, русский революционер, писатель и один из первых советских дипломатов, именем которого названы маленький поселок и станция, никогда не узнает, с чем ассоциируется его имя.

Но какова издевательская ирония…

Огромный лесной болотистый массив служил замечательным прикрытием для махинаций преступников. Именно в этом месте, где железная дорога сближалась с пустынной улицей Воровского, и был организован сбор экспроприированных ящиков. Там же Мамонт подбирал своих подельников.

Время было известно, место тоже, крепкие бойцы гремели оружием на многочисленных ухабах, все, казалось, оговорено и распланировано, но Меркульев не находил себе места.

В голове против его воли то и дело всплывали вспоминания весенней операции – тогда тоже казалось, все будет просто, но ситуация совершенно неожиданно вышла из-под контроля.

Он понимал, в данном случае от него уже ничего не зависело, механизм захвата закрутился и разогнался. Он отвечал только за свой, максимально сконцентрированный, участок. Но на сердце все равно скребли кошки…

Самохин должен был с группой захвата обезвредить сборщиков ворованного груза, затем выйти на встречу с Мамонтом.

Здесь и возникал тот тонкий водораздел, после которого все могло пойти в непредсказуемом направлении. Нутром подполковник чувствовал: непростой вор этот Мамонт, слишком изворотливый и хитрый. И статьи у него все проходные, заканчивающиеся, как правило, отказом потерпевших.

Предельно настораживала частота и быстрота появления отказных заявлений – тут явно прослеживалась чья-то заботливая защита. Но ни Коробейников, со скрипом перетащенный Меркульевым в Главное управление, ни его опытные сыскари не нашли надежных зацепок. Оставалось надеяться – пока. Меркульев знал, въедливый следователь, один раз вцепившись в дело, не отпустит его без результата.

Понятно было одно – загнанный в угол Мамонт очень опасен. И какое-то время неопытный Борис будет один на один с матерым преступником.

Именно здесь и было самое слабое место операции. Все остальные члены преступной группировки – мелочь. Работники станции, путевые рабочие, сам Барсуков вряд ли окажут какое-то сопротивление – не той породы люди. Но вот Мамонт с помощниками…

И еще одна мысль терзала Меркульева в последнее время. Он вдруг как-то сразу понял, пока только на интуитивном уровне – весной именно Мамонт ушел от него подмосковными лесами. Хотя это были только «размышления на тему», но он привык доверять своей интуиции – слишком много раз она его выручала. Ну а если принять эту догадку как факт, то история расцветала совершенно другими красками.

Но – думай, не думай – процесс, единожды начавшись, остановки не предполагает.

Автобус, скрипя и постанывая, вынес их за пределы кольцевой, символически перенеся на территорию областной ответственности.

Огромная и теплая Москва здесь заканчивалась, дальше начиналась Большая Страна – Носовихинское шоссе несло их через Железнодорожный, Купавну и Электроугли в торфяные дебри Подмосковья.

Сидя на переднем сиденье, Меркульев успел несколько раз вздремнуть, постепенно погружаясь в томительное беспамятство, прежде чем водитель, до боли напоминающий Тараса Ивановича, но – с черными усами, громко прокричал, перекрывая шум дороги:

– Робятки! Сороковой километр!

Бойцы Мальцева откровенно дрыхли, развалившись на сиденьях.

Меркульев протер глаза, потер лицо и, полуобернувшись, рявкнул:

– Рота, подъем!

Командирский рык возымел нужный эффект. Ребята подобрались, загремели амуницией, начали напряженно вглядываться в окна. Смотреть особо там было не на что – редкие дачные поселки среди березовых рощ перемежались торфяными болотами, в которых, по слухам, в свое время завязла армия Наполеона, когда вышла из завоеванной Москвы и двинулась на восток.

Так это или нет – официальная история умалчивает, но места здесь действительно гиблые.

Старый знакомец Сережа Лысюк пробрался между рядами сидений и наклонился вперед, заглядывая в лобовое стекло:

– Где встанем, товарищ подполковник?

– Здесь! – отрывисто приказал Меркульев, и автобус, сдерживая свою тушу, мгновенно прижался к обочине.

– Не стоит привлекать внимание, – пояснил он внимательно глядящим на него бойцам, – здесь разделимся. Одна группа пойдет лесом вдоль железной дороги, вторая – через дачный поселок до нужного участка. Идем скрытно. По времени, – он глянул на наручные часы, – состав уже должен быть на подходе к точке. Поэтому, скорее всего, наш объект уже на месте. Цель – красные «Жигули» первой модели, госномер 77–13 МОН. При обнаружении затаиться и ждать моего сигнала. Все понятно? – Меркульев дождался общего подтверждающего кивка и продолжил: – Лысюк с группой – по дачам, я – в лес. Приступаем!

Получилось по пять человек в группе.

Опытный водитель сдал назад, спрятав автобус в небольшом отворотке. Без лишних слов Лысюк разделил группу, кивнул подполковнику и вместе со своим отрядом растворился в наступающих сумерках.

Меркульев подошел к курящему в кулак водителю и попросил:

– Если услышите заваруху, прошу дать нам свет! Много света…

– Есть, товарищ подполковник! – подобрался старшина и серьезно отдал честь, не выпуская, впрочем, из рук папиросу.

Меркульев хмыкнул и дал сигнал своей группе.

Остатки листьев на деревьях и кустах давали достаточный покров для передвижения людей, но густой подлесок мешал неимоверно. Сапоги вязли в мягком и влажном слое опавших листьев и травы, вытягивая последние силы.

Меркульев с завистью поглядывал на бодрых и сосредоточенных бойцов в незнакомой экипировке. Высокие кожаные ботинки, бронежилет на черной форме и укороченный АК. Крепкие шеи и немаленький рост. «Прямо коммандос какие-то», – с некоторым раздражением подумал он.

Только родные полоски тельняшек, красные погоны с буквами «ВВ» и простые русские лица не оставляли сомнений, что это свои.

Сам он, в старой кожаной куртке и потертых галифе, заправленных в яловые сапоги, являл собой далекий образ основателей Страны Советов, кровью и потом принесших свободу трудовому народу. Хотя, надо признать, специально он этого не делал. Так уж получалось по его внутренним убеждениям.

Так и перлись они по болотистой местности –