Воровской излом - Равиль Рашидович Валиев

– Дядя, ты че это? – попытался вклиниться в разговор Сайгон.

– Заткнись, щенок! – Рык Николаича возымел неожиданный эффект: вокруг них образовался круг повышенного интереса. Люди перестали жевать и сердито уставились на их компанию.

Внезапно Борис увидел ситуацию со стороны, понял, как они с Сайгоном, в своих модных шмотках, с нестрижеными волосами, отличаются от всех присутствующих. А ведь они сейчас стали для них теми самыми врагами народа…

Это произошло так стремительно, что дух захватило. Буквально несколько минут назад их не замечали, казалось, они являются своими среди своих, ан нет… Небольшой толчок, и вот они оказались отгорожены от остальных невидимой стеной.

– Я знаю – наймиты империализма среди нас! Они жаждут погубить наше молодое поколение, прививая ему чуждые ценности! – продолжал разоряться Николаич под одобрительное хмыканье любопытных посетителей.

Первый шок прошел, Борис перестал обращать внимание на разошедшегося строителя. Его сейчас больше интересовал Сайгон, бочком продвигающийся к выходу. В его глазах полыхал огонь обиды и ярости. Вот этого допускать нельзя было ни при каких обстоятельствах! Вся операция мгновенно повисла на тонком волоске.

Они рванули к выходу одновременно. Но Сайгону, ближе находившемуся к двери, удалось вырваться наружу без происшествий. В Бориса же вцепились сразу несколько рук:

– Куда, сука?!

Пришлось быстро вспоминать армейскую выучку – пара точных ударов немного угомонили возбужденную публику, позволили Борису продраться к двери.

Свежий ветер окатил разгоряченное лицо веером холодных капель. Щеку немедленно защипало – видимо, кто-то из добрых соотечественников успел-таки зацепить его на выходе.

Борис слизнул холодную влагу и быстро огляделся. Вдали, как ему показалось, среди редких отблесков уличных фонарей, мелькнул знакомый силуэт. Не задумываясь, он побежал вдогонку за Сайгоном, сопровождаемый криком из-за дверей «Пельменной».

Сайгон тем временем нырнул в очередной лабиринт строительных заборов. Плохо – освещение там было еще хуже, чем на улице. Фактически просматривались только ворота и калитки, охраняемые сторожем.

Спина Сайгона периодически мелькала в мутных отблесках света, Борис был вынужден прибавить ходу. К удивлению, его организм сам настроился на боевой режим. Навыки, полученные в учебке и на заставе, оказывается, никуда не делись – вспомнились мгновенно, едва только изменилась ситуация. Появился и азарт, обостривший сразу все чувства.

– Сайгон, стой! – выкрикнул Борис. Он еще поднажал и оказался в десятке метров от выдыхающегося Сайгона. Казалось, еще чуть-чуть, и он схватит беглеца за воротник.

Но – нет. Судьба продолжала играть в свои веселые салочки – в сером монолите забора обнаружился небольшой пролом, куда ловко нырнул Сайгон.

Борису заскочить в этот пролом с ходу помешали широкие плечи. Провозившись несколько драгоценных секунд, оторвав в итоге болтающуюся штакетину, он все же сумел протиснуться сквозь препятствие.

Выпрямился и обомлел. Слабый свет висящей над недостроенной кирпичной стеной голой лампочки, едва разгоняя сгустившийся мрак, по-театральному резко обрисовывал предметы, а ряды стальной арматуры, продольными шеренгами уходящие в темноту, казались декорациями для драматической постановки, открывшейся взору Бориса.

Сайгон, вцепившись в арматуру двумя руками, балансировал на узкой доске, положенной между поперечными прутами каркаса, метрах в трех над землей. Его лицо, выделяющееся на фоне темноты, было повернуто к Борису.

Беглый взгляд специалиста сразу же указал Борису на серьезность ситуации. В пылу погони Сайгон умудрился попасть на подготовленный к монтажу участок монолитной стены. Минуя нераскрепленную опалубку, он влез на стальной каркас и остановился на самом верху, где кончался временный деревянный настил, используемый монтажниками.

Шаткое равновесие, в котором находился Сайгон, могло закончиться в любую секунду – Борис видел, как прогнулся под его весом арматурный стержень, грозя отправить парня в долгий полет внутрь котлована. А там уже шесть-семь метров… И такие же торчащие стальные прутья, которые ждали нерадивого нарушителя техники безопасности.

– Сайгон, стой спокойно, – переведя дух, напряженно крикнул Борис.

– А то что? – презрительно ответил Сайгон.

Странно, но его дыхание было ровным и спокойным, как будто не было перед этим дикого забега.

– Ничего! – разозлился Борис. – Навернешься, блин! Это опасно!

Сайгон спокойно глянул вниз и попытался поменять положение. Арматура с тихим звоном пружинно сдвинулась с места. Доска, на которой стоял Сайгон, начала медленно сползать вбок. Невероятным усилием он остановил ее движение и вновь застыл в нелепой напряженной позе.

Борис выдохнул сквозь зубы. Позиция стала еще хуже. В голове промелькнул ворох невыполнимых планов.

– Замри, придурок! Я попробую подать тебе трап! – Он схватил лежащую на земле деревянную конструкцию.

– Зачем? – издевательски, но совершенно спокойно ответил Сайгон. – Чтобы упечь меня в тюрьму? Ты же ментяра, а, Рама? Или как там тебя… Ты же для этого стараешься? Тебе медаль дадут или премию? Сука, ты же теперь всех наших засадишь, тварь!

Борис медленно опустил трап. В груди разгорался обжигающий ком. Он выдохнул рвущуюся на волю ярость.

Господи, кончится ли это когда-нибудь? Где та простая и понятная жизнь? Где тот мир, в котором твои поступки, прямые и недвусмысленные, будут только тем, что они есть?

Дружба, любовь, участие – эти человеческие чувства не нуждаются в дополнительном смысле. Они чисты и непорочны в своем истинном, первоначальном содержании. И только появление в них двойного дна приводит к полному извращению их содержания.

А кто он в этой ситуации? Безгрешный герой, твердой рукой приводящий в исполнение букву закона? Или просто сволочь, использующая своих, пусть несостоявшихся, друзей в непонятных для него целях? Предатель и провокатор…

Сайгон прекрасно видел его колебание.

– Ну? Чего замер? Давай спасай, мент! Выслужись, чего уж! Ты же теперь все знаешь – всю нашу подноготную раскопал! Молодец! И Мамонта сдашь, и меня, и ребят наших, да?

В бурлящем и мутном коктейле самокопания возникло пугающее Бориса чувство – ярость, распирающая его изнутри.

Странным образом переродившись в недрах его подсознания, она не стала разящим огнем, но трансформировалась в наполненную чувством справедливости силу.

– Знаешь, Серега! – Он помолчал, собираясь с мыслями. – А ведь ты прав. Я мент! И моя задача – ловить таких, как вы! Паразитов, бессмысленных вшей, сосущих кровь…

– Ого! – хохотнул Сайгон, вновь шевельнув неустойчивую конструкцию. – Заговорил как тот, в «Пельменной»! Прямо передовица в «Правде»! Плевать я хотел с колокольни на ваше балабольство! Вы все брехуны – говорите одно, а делаете другое!

Несмотря на злость и тревогу, Бориса начал забавлять этот разговор среди фантасмагорических декораций.

– Ты дурак, Серега, хотя в чем-то и прав! – Он намеренно говорил спокойно, но внутри кипел вулкан невысказанной обиды. – Все эти слова действительно не стоят выеденного яйца, пока это только слова. Но принципы и убеждения – это ведь тоже не для вас. Для вас понятно и доходчиво звучит только одно – вы преступники! И неважно, какими намерениями руководствоваться – вон