Воровской излом - Равиль Рашидович Валиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем вы все это мне рассказываете, Константин Эдуардович? – не удержался Меркульев. – За такие речи сами знаете куда можно попасть.
Эйхман устало посмотрел на Меркульева и тяжело вздохнул:
– А что вы можете мне предъявить? Это давно зреет в воздухе – все говорят втихую, но никто не рискует сказать это громко – боятся. Вы из КГБ?
– М-м… – поперхнулся Меркульев, – нет, я из пожарной…
– Бросьте, Александр Александрович, какой вы пожарный. Вот капитан настоящий, а вы… из какого вы ведомства?
– Поверьте…
– Хорошо. Не хотите говорить – не надо, – сухо прервал его Эйхман и нажал кнопку селектора: – Жанна Леонидовна! Срочно найдите Ларионова! Он у себя, с инспектором. Пусть идут ко мне! Спасибо!
Несколько томительных секунд они смотрели друг на друга. Первым прервал молчание Эйхман:
– Итак, Александр Александрович, ваши действия? Если проверка проведена и вы не намерены мне что-то предъявлять, я считаю себя свободным от вашего присутствия?
Меркульев встал. Давненько его не выдворяли столь изысканным способом. Он усмехнулся:
– Пока – да, Константин Эдуардович! Ничего я вам предъявлять и не собирался, но вы правы – занимать ваше время у меня нет более желания. Честь имею!
В дверях он едва не столкнулся с запыхавшимся Мартыновым.
– А мы…
– …ты освободился? – бесцеремонно прервал его Меркульев.
– Только вот актик подписать, и все. – Капитан быстро глянул на нахмуренного Эйхмана.
– Давай заканчивай, я тебя внизу подожду. – Он кивнул заму: – До свидания, Константин Эдуардович! Всего хорошего!
Дождался ответного кивка и шагнул за порог.
Странный получился разговор. Кто кого прощупывал – решительно непонятно. Меркульев считал себя неглупым человеком и прекрасно видел, что творится в стране. Уже и термин такой появился – «застой».
Но он искренне считал, что это совсем неплохо: появилась стабильность, измученный народ получил возможность потихоньку накапливать силу, собирать вокруг себя тех, кого все еще привлекала идея коммунистического будущего.
Конечно, на этом пути, что уж говорить – крайне нелегком, встречались разные эксцессы. Тут Эйхман прав – люди всегда оставались людьми, ему ли этого не знать. Люди слабы и хотят сладко есть и мягко спать, и кто мог их в этом упрекнуть?
Это было всегда, во все времена. Но при этом была идея, мечта, на пути к которой можно было и пожертвовать этими слабостями…
А для свернувших с пути Закона существовала правоохранительная система. Это и была его работа.
Он никак не мог раскусить: что пытался донести до него Эйхман и почему генерал направил Меркурьева именно к нему? Было понятно, хитрый зам раскусил его сразу, ну, или не сразу, позволил польстить себе Меркульев. Но тогда весь этот цирк с антисоветскими беседами – для чего?
– Что-то случилось, Саныч? – Встревоженное лицо Мартынова загородило солнечный свет.
– Все нормально, Сережа! – Меркульев улыбнулся: – Садись, мы тебя до управления подбросим.
– Не, спасибо! Я тут еще по паре предприятий пройдусь – накопилось предписаний. Да и погодка хорошая, прогуляюсь… Если все нормально, я пойду?
– Конечно, Сережа! Спасибо тебе огромное, помог ты сильно! – Они крепко пожали друг другу руки.
– Ну и жучара этот зам, – напоследок все же высказался Мартынов, подбросив полешков сомнения в костер меркульевских переживаний.
– Ага, – согласился подполковник.
Дорога до управления пролетела для него незаметно – голову распирала масса предположений и догадок. В конце концов, отчаявшись выбраться из этого болота, он, по старой привычке, выкинул до поры до времени эту несуразную историю из головы. С лихвой хватало других проблем.
– Товарищ подполковник! – Ординарец по-уставному вытянулся в струнку. – Вас к Цепкову вызывают. Срочно!
Меркульев недовольно покосился на молодого человека и со вздохом отставил стакан с чаем. Только, понимаешь, присел передохнуть… Но встал довольно резво.
Оглядел кабинет, взял со стола потрепанную папку, куда только что вложил доклад Самохина. Сердце подсказало – сдвинулось что-то в пространстве.
Лентищев с помощниками уже сидел в кабинете. Кроме них за столом сидел незнакомый полковник, пара майоров и Володя Мальцев собственной персоной. Генерал оторвался от трубки телефона и кивком указал Меркульеву на стол.
– Да! Понятно! Принято! – Аккуратно положил трубку и оглядел собрание: – Товарищи офицеры, приказ на задержание преступной группы получен, будем планировать операцию! Ввиду важности ситуации руководство беру на себя! Лентищев и Меркульев – оперативный штаб! Работаем!
Глава 5
– Как сломал ногу? – Мамонт выкатил глаза, схватил Бориса за воротник. – Вы че, совсем долбанулись?! Рама! Какого хрена? Сегодня операция, а Сайгон в больнице? Вы че?!
Борис аккуратно высвободился из цепких рук вора и сердито пробурчал:
– А я – че? Понесло придурка на стройку. Я ему нянька, что ли? Поскользнулся и гребанулся в котлован…
– Н-да. – Мамонт сел на табурет и потер шею, передразнил: – «Гребанулся»… Ну вот че вы такие? На вас надеешься, а вы – в котлован… Что делать, Рама, а?
– Ну… – Борис пожал плечами, – я один могу…
Мамонт заинтересовался.
– Один? И пломбу, и ящики?
– Ну а чего там сложного, Сергей Иванович?
Мамонт поморщился, на минуту задумался. Борис оглядел квартиру, где они в этот раз встречались. Банда все время меняла места сбора, назначая разные хаты, в этой Борису еще не приходилось бывать.
Двухкомнатная квартира сталинского дома оказалась до отказа забита вещами. Весь спектр мещанского благополучия выставлялся здесь с бесстыжим высокомерием. Открытые полки югославской стенки ломились от лоснящихся книжных корешков, за стеклянными дверцами томно мерцал чешский хрусталь и сервиз «Мадонна» родом из ГДР. Ковры на стенах, ковры на полу. А на потолке люстра «Каскад» с псевдохрустальными висюльками. Цветной телевизор с видеомагнитофоном марки «Panasonic»! Сам Мамонт щеголял в голубом шелковом халате, горло его закрывал серый шейный платок.
– Один, говоришь? – откликнулся наконец Мамонт и пожевал губами. – А долю всю себе заберешь?
– Конечно! С кем мне ее делить? – фыркнул Борис.
– Правильно, Рама! Каждый сам за себя! А Сайгон как же? – вкрадчиво заинтересовался Мамонт.
– С общака получит…
– Тоже правильно. Нравишься ты мне, Рама! Рассудительный и хладнокровный – далеко пойдешь… – похвалил Мамонт и принял решение: – Хорошо! Действуй один, но по деньгам ‒ извини – четверть я себе заберу, слишком жирно тебе будет! Идет?
Борис подумал и тряхнул головой:
– Идет!
– Ну вот и хорошо, – оживился Мамонт, – номер вагона я тебе в машине дам, прямо на точке. Справишься один – работай сам по себе, больше заработаешь. А Сайгона найдем куда пристроить. Давай двигай, отдохни там, поспи. Бухать не рекомендую – слишком важное у тебя дело.
Он проводил Бориса до двери и пожал ему на прощанье руку.
Щелкнул замок, но Борис, пока спускался по лестнице, спиной чувствовал взгляд Мамонта через дверной глазок.
