Воровской излом - Равиль Рашидович Валиев

все вместе навалились на бандита. Это уже было лишнее – от удара подполковника тот потерял сознание.

Меркульев, тяжело дыша, встал на ноги и обвел помещение диким взглядом.

Он остановил глаза на сидящем на полу Борисе, лицо которого бледнело на глазах.

– Боря, ты чего? – придушенно спросил Меркульев. – Взяли-таки скотину!

– Сан Саныч… я… – Борис кулем повалился на пол, пачкая кафель кровью.

Меркульев опустился рядом на колени и осторожно поднял голову Бориса:

– Боря, сынок, ты чего? – жалобно просто-нал он.

Борис попытался слабо улыбнуться, закатил глаза и повис на руках подполковника.

Часть четвертая

Правосудие – дело творческое, весьма ответственное. Оно в высшей степени требует внимания, способностей, ответственности и глубокой человечности. Вот почему помимо образования и опыта, помимо юридических знаний неотъемлемым качеством следователя, судьи или прокурора являются его личные, чисто человеческие качества.

Из доклада министра МВД СССРН. А. Щелокова, 1978 г.

Глава 1

Семь тридцать утра – время, когда генерал Цепков появляется на работе.

К этому времени невозмутимый майор-ординарец подогревает чайник и раскладывает папки с документами на подпись – важные, менее важные и совсем не важные… Кто это определяет, он или кто другой, Меркульев не знал.

Да ему в данный момент это было совсем неинтересно. Грязный, злой, пропахший кровью и грузинскими специями, он с шести утра метался по приемной, ожидая приезда начальства.

Усталость постепенно разъедала стальной стержень, держащий его на плаву, но сила воли и возбуждение заставляли раз за разом, под неодобрительные взгляды сначала уборщицы, а затем и майора, наматывать круги по маленькой комнате.

«Скорая» увезла бессознательного Бориса и еще одного пострадавшего – первый выстрел, к сожалению, тоже нашел свою жертву. Мамонт и подельники упакованы в автозак, Лысюк со своими «коммандос» отправились на базу, а Меркульев, взведенный до предела, поспешил в Главк. Пешком, пугая своим видом редких прохожих, благо идти было недалеко.

Ровно в шесть в приемную ворвался Цепков. Вид он имел не менее дикий – шинель и китель распахнуты, половина лица выбрита, вторая отсвечивала седоватой щетиной.

Еще с порога он заревел:

– Меркульев, какого черта!

Глаза майора-ординарца округлились, он выронил авторучку.

– Что происходит? Что за стрельба в центре города?

– Провели задержание, товарищ генерал! – попытался по-уставному доложить Меркульев.

– В городе?! Ты что, подполковник?! Это юрисдикция городского Главка! Это… – Генерал закашлялся, замахал руками. – Да с нас головы снимут!

Он взял двумя руками услужливо поданный майором стакан с водой, сделал большой глоток и шумно выдохнул.

– В кабинет! – приказал Цепков и удивленно оглядел Меркульева.

Сан Саныч наконец смог оценить всю пикантность ситуации: он как был на задержании, так и приперся в Главк в своих потрепанных галифе, сапогах и куртке. Черт-те что – не хватало только нагана для законченного образа. К тому же борьба со скатертью, соусами, приправами и вином придали его костюму весьма красочный вид.

Меркульев попытался оттереть одежду у встреченной водоразборной колонки, стараясь не обращать внимания на ошарашенный взгляд постового милиционера, но окончательно скрыть следы бурной ночи так и не смог.

Цепков покачал головой и брезгливо скривил губы:

– Ну и вид у вас, товарищ подполковник…

Меркульев пожал плечами – что было, то было.

В кабинете генерал успокоился, прошел к своему столу и бросил на спинку стула шинель. Ослабил галстук, нажал на кнопку селектора:

– Лентищева ко мне! Немедленно! – Грузно сел на кресло и потер лицо. – Ну?

Меркульев вздохнул и заговорил, оставшись стоять рядом со столом:

– Операция прошла почти по плану – основные участники были задержаны, но Мамонта в машине не оказалось. Мною было принято решение задержать его на квартире, где его в последний раз видел Самохин. – Он помолчал, стараясь не глядеть в потемневшие глаза генерала. – Но его не оказалось и там. Сознательные граждане подсказали, что искать его надо в ресторане «Арагви». При попытке задержания Мамонтов оказал сопротивление, завладел моим табельным оружием и произвел два выстрела.

Генерал не отрываясь смотрел на него, и лицо его медленно покрывалось красными пятнами. Меркульев понимал, что за этим последует, но отважно продолжил:

– В результате выстрелов были тяжело ранены Самохин и посторонний гражданин, присутствующий в это время в ресторане… Мамонт и подельники задержаны.

– Господи… – простонал Цепков. – Меркульев, ты хоть понимаешь, что творишь?! Через двадцать минут здесь будет главный прокурор, набегут министерские, из облсовета и ЦК! Это же ЧП! Стрельба у Моссовета, мать твою… теперь еще выясняется – из табельного оружия сотрудника!

Меркульев слушал генерала и понимал – влип он на этот раз основательно. Мысленно прикинул, когда и как далеко полетят его погоны. Хотя смелости у него основательно поубавилось, но то, зачем он пришел сюда сразу же после операции, требовало высказаться.

– Товарищ генерал! – прервал он тяжелые раздумья Цепкова. – Я считаю, что нужно немедленно задержать Эйхмана! Он является организатором этой преступной группировки!

Генерал выпучил глаза и заорал так, что жалобно зазвенели стаканы, стоящие вокруг графина:

– Ты дурак, Меркульев?! Ты понимаешь, какую ты кашу заварил?! Что сейчас будет, понимаешь?!

Он вдруг откинулся на спинку кресла и громко выдохнул. На секунду замер, выпрямился и зловеще просипел:

– Постой, ты сказал – Самохин ранен?

– Тяжело, – не стал скрывать Меркульев, – пуля прошла через грудь, навылет.

– Твою мать… – смачно и витиевато выругался генерал, – еще и раненый сотрудник…

– Так как насчет Эйхмана? – попытался напомнить Меркульев.

– Пошел вон с глаз моих! Жди в приемной! – снова разразился матерной тирадой Цепков.

Лентищев, на удивление свежий и собранный, проводил изумленным взглядом выскочившего из дверей Меркульева, пожал плечами и вошел в кабинет.

С каждым входящим чином, все выше и выше по званию, Меркульев все глубже и глубже сползал в кресле. А начальников в кабинет набилось изрядно – случай был действительно из ряда вон выходящий.

Подполковник чувствовал себя премерзко. Усталость, боль от очередной неудачи, ожидание взбучки от начальства – все это не шло ни в какое сравнение с ощущением незаконченного дела. Проклятая ответственность разъедала его изнутри, заставляя, впрочем, как и всегда, идти напролом, невзирая на последствия.

Добавляла страданий неизвестность – он не знал, что там с Борисом, жив или уже стал очередной жертвой его неосмотрительности?

От переживаний и усталости Меркульев задремал, балансируя между сном и явью, тренированным ухом продолжая контролировать обстановку.

Сознание сработало вовремя – он проснулся одновременно со словами майора:

– Товарищ подполковник, вас вызывают.

Встал, одернул куртку, выдохнул и вошел в кабинет.

И тут же встал как вкопанный – за время его дремы в помещении осталось всего несколько человек, но – каких…

Кроме Цепкова, смотрящего на