Вредность не порок - Лариса Ильина

Вскоре шоссе нырнет в лес. Робко мечтая в душе, чтобы любимый хоть чуть-чуть сбросил скорость, я снова оглянулась. Дорога здесь делала поворот и уходила вверх. Через мгновение я увидела то, что хотела. Выехавшая вслед за нами машина неслась на предельной скорости, и, если только за рулем не сидел сумасшедший, было очевидно, что это по нашу душу.

— Это за нами? — не выдержала я в конце концов, Ефим кивнул. — А кто это?

— Не знаю, — процедил он сквозь зубы, и я сообразила, что беседовать он не настроен вовсе. Однако обстоятельства вынуждали, и, если только Ефим не собирался лететь подобным образом до самой Москвы, пора было вмешаться.

— Через четыре километра левый поворот, метров пятьдесят после моста… Мостик дохленький, на такой скорости… И вообще, сейчас дорога петлять начнет…

Не думаю, что Ефим ко мне особенно прислушивался, он и сам все видел, не сбросить скорость здесь было нельзя. Мне сильно полегчало, тем более машины сзади видно не было, наверное, тягаться с «Мерседесом» было сложновато.

— Пока оторвались, — бросил Ефим сквозь зубы, — но как приклеился, собака, как репей…

Я вглядывалась в окно. Как я и предполагала, погодка вскоре дала о себе знать, небо обложило полностью, и начал накрапывать дождь. Дождь в подобных обстоятельствах дополнение крайне неприятное, но я утешала себя мыслью, что мы сумеем оторваться от преследователей и свернем с шоссе раньше, чем они сообразят, в чем дело. Сейчас мы снова окажемся на открытой местности и увидим слева огни города. Дорога здесь проходит по равнине километра три, потом снова начинается лес, перед самым лесом — мост. Если мы успеем добраться до моста до того, как та машина покажется на равнине, то гонку мы выиграли. Ни один умник не догадается, что мы уйдем на проселочную дорогу.

Таким образом, я почти праздновала победу, размышляя о том, что гоняться с «Мерседесом» по ночному лесу — дело зряшное, а три километра по прямой для него и вовсе пара пустяков. Я уже открыла рот, чтобы изложить Ефиму свой «план захвата Парижа», но тот вдруг громко чертыхнулся. Сзади за поворотом мелькнул луч света. Ефим затормозил так резко, что я чуть не удавилась на ремне безопасности, выключил габариты и вывернул руль влево. На мгновение перед глазами мелькнул знак «кирпич» на облезлом деревянном шлагбауме, задние колеса взвыли вместе со мной. С чувством приложившись головой о стекло, пару секунд я вообще ничего не соображала. Я схватилась за голову и икнула. Пока я отвлекалась на успокоение организма, машина продолжала лететь вперед. Я с некоторым удивлением заметила, что двигаемся мы почему-то боком. После чего осознала, что поводов для веселья у нас очень мало. Ефим, матерясь, тщетно пытался выровнять машину, но все было бесполезно. Мокрая глина на дороге превратилась в каток. «Мерседес» вдруг тряхнуло, он взлетел ввысь, я заорала, пытаясь во что-нибудь вцепиться руками. Тут мы влетели в какой-то странный кустарник, лобовое стекло вдруг дрогнуло и покрылось десятками мелких трещин.

Мне показалось, что на машину сверху что-то рухнуло, крыша загрохотала, нас перестало вертеть, но не успела я обрадоваться, что осталась жива, как «Мерседес» начал заваливаться вперед, словно кто-то поднимал его за багажник.

Это было очень странно. Сжавшись в комок, я пыталась сообразить, что случилось, и неожиданно увидела, как капот машины стал необъяснимо меняться. Пока я моргала на все это через треснувшее стекло, Ефим открыл свою дверцу и вывалился вон. На меня же напало странное оцепенение, я не могла оторвать глаз от темного мерцающего пятна, неумолимо наползающего на капот. Меж тем машина накренилась еще больше, я начала соскальзывать, теперь меня удерживали лишь ремни безопасности. Уперевшись рукой в торпеду, я попыталась отстегнуть ремень, но собственный вес мешал. Пугающая чернота поползла вдруг по лобовому стеклу, покрытое тысячами трещин, оно долго не выдержит, это я понимала, поэтому предприняла попытку вылезти из-под ремня. Но тот, кто пробовал когда-нибудь такое проделать, знает, что это дохлый номер.

Тут моя дверца распахнулась. Не задавая вопросов, свободной рукой Ефим с силой вдавил меня в спинку сиденья и перехватил ножом плотную ленту ремня. Сухо чмокнув, лента мгновенно исчезла. Ефим швырнул нож на землю и, ухватив меня двумя руками за грудки, рывком выдернул из машины, словно репку из известной сказки. Не удержав равновесия, Ефим опрокинулся навзничь, я, естественно, снова упала сверху. Однако шуму в этот раз было гораздо больше, мало того, что Ефим беспрестанно выдавал ругательства одно виртуознее другого, за моей спиной раздавалось такое шлепанье и хлюпанье, словно там резвилась парочка бегемотов. Я живо вскочила на ноги и оглянулась туда, где десять секунд назад находился «Мерседес». Трудно было разобрать что-либо в такой темнотище да вдобавок при проливном дожде, но то, что я смогла разглядеть, меня просто потрясло. Перед глазами слабо блеснули отражатели задних фар, и багажник машины медленно скрылся в черной вязкой жиже.

Ефим потерянно стоял рядом со мной, я покосилась на него, вздохнув. Человек попросту был в шоке и пока не мог понять, что же все-таки случилось. Он не мог знать, что в этих местах вперемешку с лесополосой шли карьеры, их разработка была прекращена уже давным-давно, задолго до моего приезда сюда. Здесь планировалось строительство то ли завода, то ли фабрики, но вскоре все заглохло, выяснилось, что здесь совершенно неподходящая почва. Выкопанные котлованы неизменно заливало, не зря у дороги висел запретный знак, места считались гиблыми, и население привыкло просто обходить их. А вода в ямах постепенно затухала, превращалась в жижу, и, хотя края карьеров подмыло, думаю, они все еще оставались глубоки. Иначе с чего бы такая мощная машина скрылась в яме целиком. В начале дороги кустарник был обнесен заграждением из колючей проволоки, похоже, именно она разбила стекло в машине, а вырванный из земли кол ударил по крыше. И сейчас мы с Ефимом стояли рядышком и растерянно смотрели на слабо колышущуюся поверхность.

— Черт, сумка в багажнике! — едва не простонал любимый, стиснув зубы. — Все вещи в багажнике…

Он сделал попытку подойти к краю ямы, но его ноги тотчас ушли по колено в грязь. Неловко взмахнув руками, Ефим оступился. Почва под ногами поехала, я с воплем бросилась вперед и, упав на коленки, уцепилась за его ремень. Извозившись, словно две свиньи, мы все же выбрались и без сил рухнули на твердую почву. Мне очень хотелось зареветь, но, взглянув на свои руки, я сообразила, что вытереть слезы нечем, а без этого что за радость плакать? Прошло несколько минут, Ефим поднялся и протянул руку.

— Вставай, — хмуро бросил он, — на земле холодно…

На земле было не только холодно, но и чрезвычайно сыро, я поднялась и посмотрела ему в глаза. Что теперь делать? Мне, например, в голову ничего дельного не приходило. Но тут Ефим показал, что настоящий мужчина не теряется ни при каких обстоятельствах, даже если он только что самолично утопил свой собственный «Мерседес» в черной вонючей луже. Побегав каких-нибудь десять минут вдоль ямы, он остановился, посмотрел, как я старательно выбиваю зубами зажигательный мотив, и сказал:

— Бешеный!

Звучало это завораживающе и обнадеживающе, оставалось только надеяться, что он не себя имеет в виду.

Я поняла, что не ошиблась, с возрастающим интересом наблюдая, как Ефим извлек из кармана куртки нечто, что я приняла сначала за сотовый телефон, и стал в него орать:

— Бешеный, Бешеный, прием!

— Сотовый здесь не берет! — жалко пискнула я, но Ефим махнул рукой, чтобы я заткнулась, и снова стал пугать местных лягушек.

Сообразив, что это рация, я приуныла, в подобные глупости я не особенно верю. Да и кто, интересно, должен ему ответить? Через несколько минут Ефим выдохся, тряхнул напоследок рацией и убрал ее в карман.

— Не отвечает! — сообщил он. Я заметила, что особой грусти в его голосе нет. — Ну что, замерзла?

Кивнув, я шмыгнула для убедительности носом, Ефим понимающе покивал:

— Все вещи того.., тю-тю… Переодеваться не во что…

Это я и без него знала, еще я знала, что замерзла окончательно, и, если мы простоим под дождем еще полчаса, воспаление легких и смертельный исход мне обеспечены.

— Что делать будем? — поинтересовался он. Мне показалась несправедливой попытка переложить на меня часть ответственности за наше спасение, и я, хотя уже имела на этот предмет кое-какие мысли, пожала плечами.

— До города сколько? — спросил он. Я обрадовалась, поняв, что его мысли работают в нужном направлении.

— Отсюда километра три, — предположила я, — но точно не могу сказать, с линейкой я здесь не лазила. Слушай, а эти, которые на машине, как ты думаешь, где они?

— Вот бы узнать, — хрюкнул Ефим, — одно могу сказать: если бы они знали, где мы, точно были бы здесь.

Это порадовало, мысль о преследовавшей нас машине беспокоила меня с той самой минуты, как мозги встали на место после всех эффектных кульбитов. Значит, нас они не заметили. Это, конечно, не совсем по моему плану, но тоже ничего.