Вредность не порок - Лариса Ильина

— Вы же сами сказали молчать… — отозвалась Надежда и сделала это, на мой взгляд, весьма напрасно. Это только в кино хороши всяческие разговоры и пояснения, когда на три слова приходится два выстрела и без краткого содержания никак не обойтись. Сейчас все происходило взаправду, и тот, кто стоял за нашими спинами, вдруг схватил Надежду за шею и с чувством приложил ее головой о ближайший забор.

Я инстинктивно дернулась, потому что бездействовать в подобных обстоятельствах не в моих правилах, однако стоящий впереди детина в линялых джинсах ловко извлек из-за пояса пистолет и весело сказал:

— Но, прими!

«Что я ему, лошадь?» — приуныла я, одновременно с грустью соображая, где слышала его голос. Почти сразу же меня осенило: все та же «Магия», чтоб ее черти взорвали. Этот горилла в облезлых джинсах танцевал в ресторане с Иркой, следовательно, за спиной должен находиться лысый и ушастый. Мое открытие в одно мгновение сделало наше существование серым и совершенно безрадостным. Пока Надежда, держась за щеку и охая, возвращалась в вертикальное положение, горилла спросил:

— Где твой хахаль?

Вопрос явно относился ко мне, торопливо сглотнув и едва не отсалютовав по-пионерски, я выпалила:

— Если вы спрашиваете о том, с кем мы ушли позавчера из «Магии», то наверняка я сказать не могу. Но в тот вечер он сказал, что завтра уезжает в Москву. А завтра было вчера, следовательно, сегодня он уже в Москве.

Или в Подмосковье.

Горилла умилился и чуть не пустил слезу. У меня было чувство, что сейчас он погладит меня по головке, до того его проняла моя откровенность.

— Что за девочка, — радостно оскалился он, — просто чудо! Все рассказала или еще что-нибудь знаешь?

— Про что? — сплоховала я и тут же получила сзади по загривку.

— Про все. Сюда с вами их трое приехало? — я кивнула. — Потом они с вами всю ночь были?

— Да!

— Точно?

— Точно! — Я вложила в голос всю честность, на какую была способна.

Воцарилось недолгое молчание, потом за нашими спинами произошло движение, и я на всякий случай втянула голову в плечи. Стоявший сзади подал голос, и я вновь убедилась, что у меня хорошая память на голоса.

Это был Ушастый:

— Ну ладно, в натуре, гуляйте пока. Только языки заткните подальше, а то не ровен час…

В этот момент я зажмурилась, желая проверить, не сон ли это, а когда открыла глаза, передо мной никого не было. Я оглянулась. Ни Ушастого, ни «жигуля». Покосившись на подругу, я поняла, что все это время она простояла с закрытыми глазами.

— Надь, — позвала я, тронув ее за рукав, — ты в порядке?

Надька всхлипнула и вдруг заплакала, я обняла ее за плечи и вздохнула:

— Все, они ушли…

Она кивнула и открыла глаза:

— Больно…

Левая щека ее была ободрана, и похоже, что без здоровенного синяка здесь не обойтись. Пока я с сочувствием разглядывала ее тяжкие телесные повреждения, Надька перестала ныть и полюбопытствовала:

— А зачем ты им соврала, что мы втроем из «Магии» приехали? И что они всю ночь рядом были? Откуда ты можешь это знать наверняка, ты же дрыхла?

— Ты бы хотела, чтобы я этим козлам все детали описывала? Тебе здесь стоять понравилось? Если хочешь, попробуй их догнать и рассказать всю правду полностью.

— Единственное, чего я хочу, так это больше никогда с ними не встречаться. А если такое, не приведи господи, случится, чтобы у них не было никаких претензий за неточные сведения.

Постояв еще немного, мы осторожненько вышли из проулка, огляделись и, не сговариваясь, бегом рванули по домам.

Я заварила чай, нарезала хлеб, вытащила из холодильника кусок колбасы и уселась за стол. В горнице никого не было, ужина тоже, Где находился Стас, неизвестно, бабку, поднимаясь по лестнице, я увидела в саду. Не знаю, что она там делала в темноте, спрашивать я, конечно, не пошла. Пожевав в гордом одиночестве, я допила чай, потом сполоснула кружку, убрала колбасу и ушла в свою комнату. Наконец я смогла переодеться, ближе к вечеру стало холодать, и в одном халатике я замерзла.

С удовольствием натянув мягкий пушистый свитер, я сладко потянулась, подумав, что неплохо было бы завалиться в кровать, но Ефим придет за коробкой, так что смысла ложиться все равно нет. Чтобы не трястись от страха, заново переживая неожиданную встречу, я решила, пока есть время, навести порядок в своем письменном столе. Давно собиралась этим заняться, да все не доходили руки.

Перетряхнув пару ящиков, я посмотрела на часы, прикидывая, сколько еще ждать. Не терпелось поделиться с Ефимом всеми ужасами сегодняшнего дня, к тому же давным-давно пора меня кому-нибудь пожалеть. Глядя в окошко, я задумалась, машинально перевела взгляд на пол и вдруг почувствовала какое-то смутное беспокойство.

Оно нарастало, хотя я никак не могла сообразить, в чем дело, встала и подошла к окну. Наконец поняла. Пол был чист. Конечно, не сам этот факт меня обеспокоил, это как раз было совсем неплохо, плохо было другое: на чистом полу не было моего грязного свитера и джинсов.

Потоптавшись вокруг и ничего не обнаружив, я заглянула под кровать, под стол, сунулась даже в шкаф, хотя была абсолютно уверена, что не суну туда грязные вещи даже под наркозом. Но их нигде не было, и это было довольно странно, деваться из комнаты грязному белью было некуда.

«Может, бабка взяла? Зачем? Хочет постирать, чтобы помириться? Нет, на нее это не похоже. Если бы мы не поругались, тогда возможно, а так… Стас? Это уж совсем невероятно. Он бы их не заметил, даже если бы на них стоял… Тогда в чем дело? Или я и правда свихнулась?»

Занятая своими мыслями, я настолько увлеклась, что не сразу расслышала, как в окно осторожно стукнули.

Потом еще раз, я прислушалась и наконец сообразила, что к чему. «Ефим!» Я рванула к окошку и через несколько мгновений оказалась в жарких объятиях, позабыв на время все свои проблемы.

— Я так соскучился, — шептал мне Ефим на ушко, закрыв глаза, я кивала и улыбалась. — Я так по тебе соскучился…

Прижавшись к его груди, я думала о том, что все неприятности, случившиеся за сегодняшний день, вполне могут немного подождать.

— Как дела, малышка? — коснувшись губами моего виска, спросил он. — Чем ты сегодня занималась?

В общем-то, можно отвлечься ненадолго, все-таки у меня есть что рассказать. Ефим сел в кресло, я устроилась у него на коленях. Однако сейчас все, о чем я говорила, уже не казалось таким непоправимым и страшным.

Рассказывая о встрече с весьма нелюбезными типами, я даже потихоньку начала веселиться, но, глянув на возлюбленного, вдруг обнаружила, что глаза у него сделались странными, словно больными.

— Ефим, — запнулась я, — ты что?

Он улыбнулся, но довольно кисло, я всполошилась и стала допытываться, что его так расстроило. И, несмотря на то, что он старался убедить меня в обратном, поняла, что у нас неприятности.

— Ты нашел деньги? А того, кто их подменил? Что же теперь делать? Придется вернуть камни, да? Слушай, может быть, что-то можно исправить? Хочешь, я тебе помогу?

Тут Ефим против воли фыркнул и покрутил головой:

— Настенька.., спасибо, конечно. Я тебе благодарен за помощь, правда, очень. Ты у меня самая лучшая… Иди сюда! — он крепко прижал меня к себе и, уткнувшись лбом в мою грудь, вздохнул.

Я сидела, кусая губы и раздумывая, кого мне надо убить, чтобы помочь любимому. Не сумев добиться от Ефима всей правды, я немного помялась, прикидывая, насколько уместно сейчас лезть к нему со своими заморочками, и все же решилась:

— Послушай, мне очень надо… Я о том коттедже…

Мы с Надькой туда ходили, только днем я запуталась, что где. Давай вместе сходим, а то я совсем с ума сойду.

Тут еще вещи грязные пропали…

Я растерянно заморгала, Ефим глянул на меня исподлобья и хмыкнул. Несколько мгновений он рассматривал мое лицо, потом губы его дрогнули, и он широко улыбнулся:

— Ладно… Раз уж ты чего вбила себе в голову… Только сначала я должен отдать коробку, ладно? А потом будем выкапывать твоих покойников…

Мы аккуратно махнули через подоконник, осторожно шагнув к окну Стаса, я прислушалась. Тихо. Я удовлетворенно кивнула и поманила Ефима. Когда он приблизился, я глянула вверх и шепнула:

— Дождь будет.

— Почему? — удивился Ефим, разглядывая небо.

— Вот увидишь, — пообещала я. — Послушай как следует…

— Что послушать? — не понял Ефим.

— Небо.

Он только головой покачал. Меж тем я добралась до досок, в которые вчера спрятала пакет с коробкой, и уже собралась лезть к забору, как вдруг под ногой звонко хрустнула сухая доска. Мы моментально застыли, словно каменные изваяния, я в напряжении скосилась на окна, ожидая, не вспыхнет ли там свет. Тянулись томительные секунды, ничего не происходило, и я облегченно выдохнула. Ефим тоже шевельнулся, укоризненно качая головой. Он прав: следует быть осторожнее. Что мы будем врать, если нас здесь застукают, я просто не представляю.